Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Чэн Фэнтай прекрасно осознавал, что актеры – безумцы, а их поклонники – душевнобольные. Новая постановка, в особенности такая выдающаяся и величественная, в случае провала могла не только повлечь за собой ряд критики (что, впрочем, было мелочью), но и свести с ума страстных театралов – вдруг кто-то из них совершит глупость, которая будет стоить жизни. Не слишком ли это высокая цена? Ход мыслей Чэн Фэнтая, человека несведущего, был именно таков, однако на деле поклонников театра сводили с ума лишь переписанные старые пьесы, успех или провал новых постановок не так волновал их сердца.
Чэн Фэнтай похлопал Шан Сижуя пониже спины, поразмыслил немного и медленно проговорил:
– Когда ты станешь играть новую пьесу, я попрошу мужа старшей сестры, чтобы он одолжил нам солдат, мы выставим их вокруг театра, пусть охраняют тебя. Если кто-то посмеет баламутить публику, мы его отметелим на месте – и прямиком в полицейский участок. Проделать подобное пару раз, и все тут же станут как шелковые.
Шан Сижуй вскинул голову и взглянул на него с некоторым изумлением:
– Как это можно допустить? Привести солдат на сцену! Никогда в театре не бывать таким правилам!
– А правилу обливать кипятком бывать? Если бы они только бранились, мне и вовсе неохота было бы вмешиваться в ваши актерские дела. Ну а что, если заявится какой-нибудь негодяй, которому жизнь не мила, и плеснет в тебя не кипятком, а азотной кислотой? – Чэн Фэнтай ущипнул Шан Сижуя за щеку: – Тогда он уничтожит это прекрасное личико.
Шан Сижуй хлопнул его по руке, но решил оставить этот спор.
В последующие дни Шан Сижуй не только был занят постановкой новой пьесы, но и продолжал выступать в труппе «Шуйюнь», вдобавок обучая Сяо Чжоуцзы исполнять «Чжаоцзюнь покидает пределы родины». Он хотел, чтобы Сяо Чжоуцзы официально дебютировал в интерлюдии его новой пьесы, и это требовало тщательной подготовки, дабы имя юного актера тут же взвилось к небесам. Шан Сижуй никогда не верил в медленный путь к успеху, он считал, что так слава приходит через знакомства и связи. Если же человек и в самом деле одарен, стоит ему только выйти на сцену, как он тут же очарует всех в зале.
С приближением премьеры силы покидали Шан Сижуя, он почти не выходил из дома, а ворота в его двор были широко распахнуты, зазывая актеров репетировать прямо тут – спеть, зачитать свою роль или отработать жестикуляцию. Во дворе Шан Сижуя не было ничего лишнего, в отличие от других домов, – ни навесов, ни рыбных чаш или прочей чепухи, только простор да сливовое дерево, так что оставалось достаточно места для репетиций. К тому же здесь не мешались никакие домочадцы, была лишь одна служанка, которая прекрасно заботилась об актерах: заваривала для них чай с архатом и семенами стеркулии [50], готовила еду без соли и не подавала холодных закусок из опасений, как бы они не застудили горло. Более подходящего места для сборов, чем дом Шана, не существовало. Актеры репетировали, в то время как соседские детишки взбирались на стены и тайком за ними подглядывали. На тех сценах, которые особо удавались, они забывались и, вытягивая шеи, принимались восторженно голосить.
При поддержке Юань Лань и прочих актеров из труппы «Шуйюнь» Сяо Чжоуцзы ушел от Сыси-эра и на время остановился в доме Шан Сижуя, где обучался театральному искусству. День премьеры новой пьесы приближался. Всех актеров, задействованных в постановке, охватило смятение, у них темнело в глазах. Шан Сижуй был хоть и уникальным воином, но вовсе не талантливым полководцем. Дайте ему роль, и он мог исполнить ее столь проникновенно, что достигал небывалых высот. Но вот если велеть ему спланировать какое-то дело от начала до конца, здесь его ждало поражение – это становилось ясно при первом же взгляде на труппу «Шуйюнь». Если бы не участие Юй Цин и Ду Ци, неизвестно, удалось ли бы вообще поставить эту пьесу. Шан Сижуй только и мог, что размахивать руками, придираясь к мелочам, и навязывать обычным людям недостижимые идеалы; отказов при этом он не терпел, говоря:
– Вы ни во что меня не ставите! Да еще спрашиваете моего мнения, а сами не слушаете. Я ведь все говорю верно…
Тут Юй Цин уж не знала, смеяться ей или же плакать, ей так и хотелось воззвать к его предкам, и она бросала на Чэн Фэнтая жалобные взгляды. Чэн Фэнтай усмехался и приобнимал Шан Сижуя за плечи со словами:
– Шан-лаобань, ну что за самодовольный нрав! Я знаю, ты голоден. Пойдем-ка перекусим на ночь. Отведаем в ресторане «Люго» [51] миндальный тофу по иностранному рецепту!
Так и сяк уговаривая Шан Сижуя, он наконец уводил его прочь, и труппа получала возможность в спокойных условиях прорепетировать хотя бы один отрывок. Чуть позже они втайне заключили соглашение: Юй Цин и Ду Ци будут отвечать за постановку пьесы, а Чэн Фэнтай возьмется утихомиривать Шан Сижуя, поскольку тот в одиночку мог устроить такой беспорядок, какой сравнится со всеми хлопотами, вызванными спектаклем. Достойный владелец труппы «Шуйюнь»!
За три дня до премьеры Чэн Фэнтай и в самом деле отправился к командующему Цао, чтобы одолжить у того солдат. Обычно его товары сопровождали лучшие отряды командующего – все равно что он обратился бы в специальную компанию по перевозке грузов, к тому же оружие у тех солдат было даже лучше, чем у наемников, да в придачу имелся боевой опыт.
В этом году третий день двенадцатого лунного месяца считался особенно удачным и счастливым как для свадеб, так и для жертвоприношений и начала нового дела. Труппа «Шуйюнь», как основной костяк этой постановки, выбрала благоприятный час на рассвете, и Шан Сижуй вместе с Сяо Чжоуцзы и другими питомцами «грушевого сада» торжественно воскурил благовония и попросил благословения у основателя профессии. Церемония проходила во дворе Шан Сижуя, где установили простенький столик и расположили на нем фрукты и приношения. Впрочем, все присутствующие отнеслись к ритуалу с большой набожностью. Даже молодой господин Ду Ци, окутанный клубящимся дымом, проникся торжественной обстановкой и, встав в ряд, с изящным и горделивым видом отвесил основателю профессии целых два поклона.
Юй Цин невольно повернула голову и взглянула на Ду Ци, во взгляде ее изумление смешалось с восхищением. Она и сама вышла из чиновничьей семьи. Ду Ци, этот избалованный отпрыск