Прорвемся, опера! - Никита Киров
— Держи, Лёша, с капусточкой вот. Пеку помногу, с работы пришла — тесто уже стоит, — тётя Маша достала из благоухающей кастрюли ещё пирожок. — Зарплату-то не платят уже полгода, крутись как хочешь. Ленка хоть дома, помогает мне.
— А сын где? — спросил отец, откусывая чуть ли не половину за раз. — Ещё не вернулся?
— Да вот ждём, — женщина вздохнула и полезла в карман куртки. — Ждём со дня на день. Мир же там подписали, должен вернуться, другие уже приезжают. Смотри, у меня они какие. Отец-то ведь из ваших был, милиционер, красавец, близнецы в него пошли, не в меня. Как в журнале, смотри.
Эту полароидную фотку я видел десятки или даже сотни раз, когда тётя Маша, а потом уже баба Маша, каждую неделю после того случая ходила в милицию, а потом и полицию, прося, чтобы мы нашли её детей. Никак не могла смириться с их трагической смертью, которая произошла буквально в двух шагах от этого места…
Нет. Ещё не произошла, и я смогу на это повлиять. Фотку эту я знаю как облупленную, но теперь взял снимок и рассмотрел внимательно ещё раз. Симпатичные ребята улыбались, парень и девушка, очень похожие друг на друга, только парень высокий, а девушка — пониже. Светловолосые, у девушки длинные волосы, заплетённые в косу, пацан коротко пострижен, под машинку, но без модной тогда чёлки от полубокса.
Сфотографировались на фоне ёлки, надпись внизу пока ещё видно, 01.01.94 — это ещё до того, как парень отправился в армию весной. В конце года угодил в Чечню, прошёл её от штурма Грозного до самого вывода войск. Там выжил, а вот погибнет здесь, недалеко от этого самого места, от рук опасных обдолбанных отморозков вместе со своей сестрой, которую будет прикрывать до последнего…
Ещё ничего не случилось. И уже не случится. Я над этим поработаю.
— Красавцы они у тебя, — сказал отец, вытер пальцы и взял фото в руки. — Пацана куда пристроишь? На завод к себе?
— Не, я договорилась, чтобы в железнодорожный технарь его взяли, на первый курс. Занятия идут уже, но там он пропустит немного.
— А к нам не хочет? — спросил он. — Пацана-то я у тебя помню, боевитый, подойдёт.
— И я присмотрю за ним, — пообещал я. — И за ней тоже. Хорошо всё будет.
— Конечно, а что плохого-то теперь может случиться? — тётя Маша засмеялась и убрала фотку. — Торговли чего-то сегодня нет. Куда и девать всё… Может, кто ещё придёт?
— Стемнеет скоро, — я доел пирожок и опустил руку. Сан Саныч тут же её обнюхал. — А вам далеко идти.
— А меня никто по темноте не трогает. Во, главный клиент едет! Наконец-то!
Красный джип «Шевроле» ехал слишком быстро, пользуясь тем, что гаишников поблизости не было видно, а про засаду в паре улиц отсюда водитель не в курсе. Он проехал через лужу на перекрёстке, но сбавил скорость и притормозил рядом с отцовским москвичом.
— Какие люди, — проговорил отец, внимательно глядя на приехавших. — И с охраной.
Я потянулся было к пистолету, но вскоре понял, что это ложная тревога. Пока угрозы нет, и даже Артур, пахан зареченских, не такой отмороженный, чтобы нападать на подполковника РУОП в центре города, тем более собственноручно.
Водителя, мордатого бритоголового парня, я не знал, но вот пассажир, сидящий впереди, был мне смутно знаком. Чернявый мужик с залысинами, грузный, но высокий и крепкий, одетый в тесную для него кожанку, выбрался из машины и захлопнул дверь.
А в салоне, кроме водителя, осталось сидеть трое детей на заднем сиденье, двое смуглых и чернявых, лет десяти примерно, и один светловолосый, высокий и тощий, повзрослее, он ещё хмуро посмотрел на нас.
— Какие люди, — тоже сказал Артур, сильно растянув фразу, и развёл руки в стороны. Улыбка до ушей. — Подполковник Васильев лично и его сын кушают пирожки.
— А ты здесь чего забыл? — грубо спросил отец.
Отец, сотрудник УБОП, никогда с ними не любезничал, для него они все враги. И я его понимал, тоже навидался, знал, на что способны такие бандиты. Хотя это только Артур мог так запросто подойти и попререкаться с моим отцом, остальные два пахана для этого были слишком важные.
— Как — чё, тоже пирожков хочу, — он показал на сумку тёти Маши и достал купюру. Судя по цвету, это были не рубли. — Говорю же, лучшие в городе. Заверни-ка мне, Маша, штук десять, разных. Сдачи не надо.
— Ты не лопнешь? — с усмешкой спросила она.
— Мне в самый раз, — Артур засмеялся и похлопал себя по пузу. — Если начальник не против.
— А ты кушай, кушай, Артур, — сказал отец, хитро глядя на него. — Пока ещё можешь.
— Может, и потом выйдет попробовать, — добавил я. — Будут тебе передачки отправлять, с воли. Хотя, говорят, в «Чёрном дельфине» с этим строго, могут не пропустить.
Отец одобрительно хмыкнул.
— А у тебя сын в тебя пошёл, Лёха, — Артур заулыбался и подмигнул. — Даже завидую. Но вы бы лучше шпану гоняли, а то вечером без монтировки идти страшно по темноте. Тогда вот у Машки кошелёк отобрали. Вернули же?
— Вернули-вернули, — тётя Маша закивала, протягивая ему завёрнутые в газету пирожки, целый кулёк. — Пришли потом, всё вернули. И извинились даже.
— Вот, видите, — он прижал пирожки к себе. — Поговорил и всё решил. Вот я за вас работаю, а это вы должны были искать.
— Вот если бы не вы все, — неодобрительно сказал отец. — Мы бы и мелочь приструнили, а так все силы на вас тратим, потому что вы без дела не сидите.
— Но ничего, Артур, — я потянул пса, а то он завидел на другой стороне улицу чужую собаку и заинтересовался ей. — Всему своё время.
— Вот и я про что, — Артур пожал плечами. — Погнал я, а то закроете ещё ни за что, как вы любите. А у меня адвокат в больничку попал, где я другого возьму?
— Мы-то тебя закроем, а вот твои «коллеги», — я выделил слово интонацией, — действуют
