Мы, Мигель Мартинес - Влад Тарханов
Иосиф Виссарионович осмотрел на меня как-то оценивающе, совсем по-другому. В это время Поскрёбышев принёс чай, на столе оказались вазочки с вареньем и печеньем.
— Чай пей! Это высокогорный, мало пока что выращивают, очень мало! Горы есть, а чай хороший выращивать не умеем. Позор!
Немного времени мы уделили чаю, который действительно был хорош, очень хорош!
— Ты говорил, товарищ Кольцов, что проанализировал причины голода на Украине. Так что стало причиной его? Почему такая разная картина у тебя вырисовывается? В одном селе есть голод, в другом его нет, хотя стоят они рядом?
— На Украину, товарищ Сталин, были направлены почти все корреспонденты, и не только «Правды», все, кто был в это время свободен.
Я был уверен, что Сталин знает об этих моих телодвижениях, ОГПУ не могло не отметить такую аномальную активность моих журналистов, но по его лицу мне показалось, что об этом вождь не знал… Неужели Ягода так прокололся?
— Значит, массовый наплыв корреспондентов? И что получается?
— Ситуация действительно критическая, товарищ Сталин. Одновременно сказываются как ошибки руководства страны, так и выбрыки местной власти. Поскольку рыба гниет с головы, то начну с ошибок руководства. А там уже и на места перейдём.
— Хм. а почему не наоборот?
— Ошибки Москвы легче исправить, мы же тут, на месте, с ошибками на местах бороться будет намного сложнее, поэтому рискну так дать материал, товарищ Сталин.
— Как вам известно, урожай тридцать первого года был одним из худших за последнее время. В тоже время на экспорт отправляется рекордное количество зерна. Того, что остаётся, элементарно не будет хватать. Это одна из основных причин голода.
— Но зерно, это сейчас практически единственный товар, который мы можем продать за валюту и купить то, что необходимо для индустриализации нашего молодого пролетарского государства. Нам, по-твоему, товарищ Кольцов, надо остановить индустриализацию? Или не проводить коллективизацию? Что за ерунду говорите, товарищ главный редактор.
— Товарищ Сталин альтернативы индустриализации и коллективизации нет. Всё дело в том, что вы были правы, когда говорили в прошлом году про те десять лет, за которые нам надо преодолеть отставание от развитых стран, иначе нас сомнут. Вы ошиблись примерно на полгода. У нас тогда было в запасе десять с половиною лет. Сейчас осталось намного меньше. Но! Если мы потеряем от голода несколько миллионов сейчас, кто воевать будет?
— В какой войне? — голос Сталина даже как-то осип. — Новая интервенция?
— Новое — это хорошо забытое старое. На нас начнут откармливать Германию, не зря к руководству Веймарской республикой приведут Гинденбурга. Уже сейчас ему растят замену, агрессивную, требующую реванша — это Гитлер и его молодая национал-социалистическая партия. И не потому ли Троцкий уже сейчас говорит об опасности фашизма? Потому как эта опасность для его американских хозяев, в первую очередь, ими же выращиваемая, ими же и натравливаемая на всю Европу, и СССР — одна из главных целей мирового нацизма. Националистическую идеологию буржуи пестуют как единственное противоядие от социалистической идеи. Превосходство одной расы, одной нации над другими — это так просто, доходчиво, приятно любому — и рабочему, и бюргеру, и фабриканту. И их бросят против нас.
— И? — голос вождя холоден, как лёд.
— И мы победим, но такой ценой, что нам будет очень трудно выигрывать мирное соревнование с миром капитала, а военного соревнования уже не будет.
— Почему?
— Потому что будет создано оружие, которое исключит глобальное военное противостояние, которое сможет уничтожить всё живое на планете. И оно будет и у них, и у нас…
— И это тоже было в твоих видениях, товарищ Кольцов?
— Так точно, товарищ Сталин, но это был такой страшный кошмар наяву. Мне его до сих пор вспоминать не хочется.
— Не хочется, но придётся! И делать это надо будет без отрыва от основной своей работы. Понимаешь это?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Слушай, я ведь не военный, что ты передо мной такточнокаешь? А? Где ты набрался таких старорежимных оборотов?
— Когда начнется война вы вынуждены будете принять на себя руководство страной, возглавите комитет Обороны и станете Верховным Главнокомандующим. А иного развития событий и быть не может.
— Почему?
— Потому что мы с вами в России, товарищ Сталин, и народу нужен царь, не важно, какое будет его имя: Иван Грозный, Петр Первый, Владимир Ульянов или Иосиф Джугашвили. Всё равно власть будет персонифицироваться не в аморфном Политбюро, а в конкретном человеке. Эта эпоха может стать вашей, товарищ Сталин.
— Моей, говоришь, а я думал, что это будет эпоха справедливости, ошибался значит, товарищ Сталин?
— Не ошибается только. Господь Бог.
— Ох. Миша, ты мне смотри, товарищ Кольцов, религиозную пропаганду в Политбюро ВКП(б) приказываю отставить!
— Слушаюсь, отставить!
— Молодец! А теперь скажи мне, коротко и по пунктам причина голода на Украине и что надо срочно сделать для того, чтобы этой ситуации избежать.
Глава десятая. Станиславский
Москва. Кремль.
7 марта 1932 года
Поверил ли он Кольцову? Да нихрена! Правда, его еще никогда так нагло не обманывали. Мистики напустил! Хитрый эбраэли! Захотел меня надуть! Единственное, что положительное в Кольцове — так это рост. Беседа с журналистом, которое Сталин про себя назвал «Интервью» длилась пять часов. Неспешная. Иногда очень эмоциональная, но всё-таки… Но вот эта наглость, с которой Миша Фридлянд топтался по очень болезненным темам, ему понравилась. Он не терпел наглых и самоуверенных товарищей. Троцкому, например, никогда не простит то пренебрежение, с которым этот «демон революции» относился ко всем тем, кто делал важную черновую работу, решал вопросы, готовил переворот, в то время как кто-то блистал ораторским мастерством, очаровывая барышень и экзальтированных студентов. Вот только без черновой работы сотен и тысяч рядовых партийцев ни у Троцкого, ни у Ленина ничего не вышло бы!
И всё-таки Кольцов несколько раз проговаривался. Серьезно так проговаривался. Он был абсолютно уверен, что говорит абсолютную правду, так, как будто эти события уже произошли. Очень серьезные аргументы он откидывал как несущественные, такое впечатление, что он смотрел на проблемы с другой точки зрения, чем-то очень близкой, а в чём-то очень далёкой.. И это было интересно! Но главной загадкой было всё-таки вопрос: а чего НА САМОМ ДЕЛЕ добивается «главред» «Правды»? Сталин нажал кнопку, в кабинете появился Поскребышев. Почти что одиннадцать часов. Надо
