Андрей Горюнов - Варяжский десант
Нет-нет! Работа, водка и бабы – это не для мужиков. Он это еще в детском саду понял.
Но отец что ему сказал? И это стало заданием. Да, оно пока не по душе, это задание. Но если какое-то дело не твое, то ты напрягись и постарайся сделать его своим. Постарайся! Оно обязательно станет твоим, это дело. И тогда работа, водка и бабы отойдут на задний план, а из всех искусств, как писал в свое время Ленин, для нас важнейшим станет вино, кино и домино.
«Да, – поймал самого себя в этом месте Алешка, уже подходя к дому, – с мозгами у меня что-то не того, первобытный бульон еще сказывается…»
* * *– Алексей Николаевич? – Мужчина с легкой проседью встал с лавочки, стоящей возле подъезда, и сделал шаг навстречу, протягивая руку.
– Ну да. Можно просто Алексей.
– А я Коптин Сергей Ильич. Начальник Управления разведтелепортации, из Службы внешней разведки. – Коптин предъявил удостоверение и кинул взгляд в сторону детской площадки, на краю которой стояли стол и лавочки – прибежище доминошников, пустующее в этот час. – Поговорим?
Сев за исписанный и изрезанный стол, они секунд сорок молчали, изучая друг друга.
Поняв, что от Алексея вопросов он не дождется, Коптин решил начать сам.
– Хочу спросить тебя, Алексей, где сейчас твой отец?
– Рыбачить поехал. На Селигер, – ответил Алешка не моргнув глазом.
– На Селигер… – задумчиво повторил Коптин. – Селигер большой…
– Очень большой, – подтвердил Алешка.
– Масса островов, заводей, заливов, лагун.
– Укромных мест полно!
– Одни камыши, заросли чего стоят… Да, есть где сетку-то небольшую поставить.
– Где удочки раскинуть, – поправил Алеша. – Отец не браконьерит.
– Так, значит, он там удочки раскидывает?
– Ну да. Я думаю.
– А я здесь, как думаешь, слушаю тебя и уши раскидываю?
– Уши не раскидывают, уши развешивают.
– Да нет, бывает, и раскидывают, – возразил Коптин. – В случае самоубийства, например. Выстрел в рот или прямо в нос если, из крупного калибра, – так уши вот именно разлетаются… Вправо-влево… – Коптин задумался. – А с кем же он на рыбалку-то поехал?
– Да со своими…
– С кем «со своими»?
– А я и не знаю даже, честно говоря…
– Ага. Невесту оставил здесь одну, на тебя, а сам – с друзьями – на рыбалку… – Коптин приподнял палец и наставительно подчеркнул: – С неустановленными друзьями!
– В каком смысле «неустановленными»?
– Да в том смысле, что ты не можешь их назвать по именам.
– Могу. Но зачем? – пожал плечами Алексей.
– Действительно, зачем? – Коптин помолчал, подумал и решил: – Действительно, незачем.
– Не понял, – удивился Алексей. – Если незачем, то к чему тогда весь этот разговор?
– Ну, во-первых, я хотел с тобой познакомиться, Алексей Николаевич. А во-вторых, очень хотелось посмотреть, если честно, как ты умеешь врать…
– Ну и как – удалось?
– Да. Все идет, как я и предполагал. С небольшими отклонениями, но, я бы сказал, в лучшую сторону. Впечатление ты производишь вполне положительное, врать еще не мастер, но задатки чувствуются сразу, причем недюжинные…
– Вот интересно! С чего вы это взяли, что я вру? Вы меня что, поймали на вранье, что ли?
– Нет, не поймал, – вздохнул Коптин. – Так ведь и цели такой у меня не было…
– Если вы уверены, что я вру, то, значит, знаете хотя бы часть правды.
– Знаю! – согласился Коптин. – Секрета нет, могу сказать. Мне кажется, что твой папа сейчас находится где-то в одиннадцатом веке на атлантическом побережье Северной Америки. Мне кажется также, что он там находится не со своими мифическими друзьями, а совершенно один… Один, но при поддержке штрих-кодера параллельных миров, который он прикарманил, введя в глубокое заблуждение полковника Астахова. В глубокое! – подчеркнул Коптин, имея в виду, вероятно, что-то свое. – А еще мне кажется, – вздохнул Коптин, – что отец твой ждет там высадки викингов… И наконец, мне также кажется, что Аверьянов Николай Николаевич уже начал разработку некоторого плана, позволяющего викингам закрепиться в точке высадки, имея верную перспективу обосноваться в Америке – всерьез и надолго…
– Хм-м… – растерянно почесал репу Алешка. – Поразительная осведомленность…
– Пожалуй, я тебя и во лжи вот только что уличил, – добродушно улыбнулся Коптин. – Как говорится, заодно…
– Кажется, – голосом Коптина ответил Алешка. – Это вам только кажется, потому что «поразительная осведомленность» я сказал иронично, а не растерянно.
– Возможно, – согласился Коптин. – Но глаза твои мне сказали иное. Они были скорее ошеломленными, чем насмешливыми. Впрочем, что мы будем спорить о пустяках? Пусть каждый останется при своем мнении… – Коптин слегка привстал, показывая, что тема беседы исчерпана. – У тебя вопросов ко мне нет?
– Есть, – кивнул Алексей. – Вы подслушивали? Жучки, да?
– Нет, – отрицательно покачал головой Коптин. – Никаких жучков. Я не подслушивал.
– Откуда ж вы все знаете? Если вы не подслушивали? Ведь этого не может быть.
– Почему? Что ж тут невозможного? Я правда не подслушивал. Но я это все подстроил.
– Как это?!
– Да просто! Найди дурака подчиненного, дай ему задание. Пятнадцать минут разговора – и полный провал. Однако интерес у твоего отца к штрих-кодеру я успел вызвать заранее. Ну вот, отец твой штрих-кодер и увел. С моей подставки. Я слегка ему помог. О чем он, думаю, и не подозревает. Теперь у него задача – от нас смыться. Лечь на дно, отлежаться, во всем разобраться. А смыться куда лучше всего, имея свой хронотоп?
– Туда, где меньше всего искать будут!
– То есть отправиться встречать викингов! Там-то искать просто в голову никому не придет, – заметил не без иронии Коптин.
– Ага… – Алешка вдруг осекся. – Но откуда вам известно, что у нас есть свой хронотоп?
– Это проще пареной репы. Если я – начальник Управления хроноразведки, а хронотопы – мое основное орудие производства, так сказать, – производят в единственном месте – в ОКБ «Хронотоп», – так что ж ты думаешь, у меня там своих людей нет? Были, есть и будут.
– Отец говорил, что там все чисто.
– Отец забыл «Прометея», запойного инженера Сальникова, которого он сам и вывозил. Вот единственное, что меня настораживает в отношении твоего отца, – его слабое знание психологии. А человеческий фактор – серьезнейший момент. Важнее любого штрих-кодера. У меня в юности был случай, когда молодая девушка, майор, в 1812 году подожгла Москву на час раньше положенного по истории срока и постарела сразу на шестьдесят лет… Это был человеческий фактор, а мы, ломая головы, чуть с ума не сошли тогда, помню…
– Это интересно! – встрепенулся Алексей. – Загадки я люблю.
Коптин кинул взгляд на часы и, поняв, что Алексея ему удалось зацепить за живое, с облегчением кивнул:
– Успеваю. Ну, слушай… – начал он. – Дело было так…
* * *– Так вот, – закончил рассказ Коптин, – эта история родила сразу три загадки. Первая состояла в том, почему она постарела, вторая – почему именно она, а не кто-то другой. А третья загадка, может быть главная, – почему ничего другого, кроме ее старения, не произошло? Как тебе это? Ты ведь мастак, я слыхал, клады искать?
– А она действительно постарела? Или просто поседела от страха, когда поняла, что Москву подожгла?
– Нет. Именно постарела. Во всех смыслах. Зубы выпали, мышцы дряблые, пигментные пятна – полный комплект. Умирать буду, не забуду, как мы ее тащили – мне чуть кишки все наружу не вывернуло от перенапряжения! Ну ладно. Все ж таки успели!
– А тут что, в Москве?
– В Москве ее положили на обследование в госпиталь, установили новый биологический возраст – восемьдесят пять лет…
– И что с ней потом? – Подумав, Алексей вдруг хитровато улыбнулся: – Мне кажется, что через небольшое время ваша Валечка снова помолодела, вернувшись в свои биологические двадцать шесть. Сама собой?
– Именно, – хмыкнул Коптин несколько озадаченно. – Похоже, ты на верном пути…
– Я думаю, – продолжил Алексей, – что после вечерних процедур старушка вышла в скверик при госпитале погулять, подышать перед сном свежим воздухом и неожиданно для всех вновь помолодела. Пошла погулять старухой, а в палату свою вернулась молодой красавицей?
– Точно. Ты догадался?
– А что ж тут такого сложного? Просто старая и юная Валя Дроздова из двух параллельных миров на несколько дней поменялись друг с другом местами, а потом «разменялись» опять, разошлись по своим местам-мирам-временам. «Принц и нищий» эта история называется. Но вот зачем они это сделали, я не знаю, конечно.
– Это мы выяснили. Завадский, который был тогда с нами третьим, в 1812 году, по долгу службы рыл одно дело и толкался в параллельных мирах, очень близких нашему. Его самого, Завадского, кстати, с трудом удалось вернуть в наш мир после одной его истории со стрельцами в кабаке, в петровские времена… В сентябре 1698-го… А когда мы его вернули, вытащили, он как раз начал заниматься различными накладками, возникающими при путешествиях во времени. Ну, совсем близких. Просто почти совпадающих. Так вот, среди совсем близких нашему миров он нашел один, в котором этой истории со старением вообще не было. В Москве в 1812-м наша группа побывала, сеновал Валентина окурком подожгла, пожар мы потушить не смогли. Москва загорелась на час раньше, а мы все трое еле успели вовремя стартовать, бежали на горку из последних сил, до рвоты выложились. Но, повторяю, никто не постарел. Да и вообще никаких последствий преждевременного начала пожара не было. Единственное, что группу, допустившую такой ужасный проступок, чреватый бог знает чем, естественно, расформировали. Кого куда, а Валентину загнали на Дальний Восток, потом в командировки посылали ее черт знает куда – к скифам, неандертальцам, в Древнюю Грецию, Рим… Ну, она, как и все женщины, надолго дом оставлять не хотела, возвращалась, конечно, через пару минут после того, как убывала… А командировки бывали и длительные – полгода, год, два года, десять лет – с питекантропами там или с Сократом тем же, положим, быстро кашу не сваришь, надо беседовать, уважение показать… Словом, к 1994 году ей по документам – тридцать, а реальный биологический возраст – восемьдесят пять. Слава богу, кругом все свои, все понимают. Пробили ей почетную пенсию, она уж генерал-майор к тому времени была, три боевых ордена за одного синантропа получила, ну и так далее… Провожать на заслуженный покой решили торжественно – во Дворце дальневосточного хроноразведчика… А перед выходом Валентины на сцену, в президиум, кто-то там, еще в гримерной, возьми и спроси ее: «Что было самое тяжелое в жизни, Валентина Константиновна?» Она отвечает: «Да в молодости, еще майором была, Москву на час раньше подожгла, потушить не смогли, так потом в горку так бежали, – ужас, думала, сдохну от бега! Самое тяжелое вот это, пожалуй, было. А остальное – просто удовольствие. Особенно в Древней Греции». А мужики-то, полковники из оперативной хроноразведки, которые рядом стояли, тут и говорят: «А давайте мы вам подарок сделаем? Избавим от этого ужаса?» – «Как избавите?» – «А у нас тут во дворике хронотоп стоит, сейчас слетаем в 1812-й, подменим вас незаметно для ваших мужиков. Они вас, постаревшую, на руках на горку вознесут. Только вы им ничего не объясняйте – постарела, дескать, и все!»
