Виктор Бурцев - Вечное пламя
– Да осади ж ты! – рявкнул Иван, здоровой рукой дергая врача на себя.
Тот упал, накрыл голову руками и застыл.
И только тут военкор понял, что происходит что-то странное. Его никто не поднимал, не материл и не гнал вперед. Только вокруг, в темноте, неистово трещали ветки да падало что-то тяжелое. Слышались мокрые, тяжкие удары, и кто-то надсадно хрипел.
– Что происходит?.. – Иван попытался встать. Но немец снова рванул вперед и дернул за вывихнутую руку. Лопухин вскрикнул и повалился.
В тот же миг рядом с ним что-то тяжело упало. Глухо хряснуло, и в лицо Ивану брызнуло горячим. На какой-то миг в неверном свете дальних молний он увидел искаженное, с широко раскрытыми глазами лицо, все в черных разводах и полосах. Потом все пропало, а при следующей вспышке рядом уже никого не было. Только вдавленный след на земле, глубокий и ясно видимый даже в таком слабом свете.
То, что это было лицо одного из красноармейцев, Иван сообразил не сразу, настолько тот был изуродован.
– Что происходит? – прошептал Иван.
И тут, будто бы в ответ на его слова, грохнула автоматная очередь. В темноте полыхнул огненный фонтан. Огонь метнулся из стороны в сторону. Автомат стрелял до тех пор, пока не кончились патроны.
– Ко мне! – закричал капитан. – Ко мне!
В темноте зазвучали резкие хлопки «ТТ».
Кто-то заверещал, как подраненный заяц. Затем крик оборвался, перешел в бульканье. Затих.
Снова затрещали кусты.
Иван засучил ногами, стараясь убраться подальше. Наткнулся на затихшего доктора. Тот от ужаса попытался было вскочить, но Лопухин ударил его под ребра и навалился сверху.
– Лежи, сука. Лежи, убью! Убью!
«Господи, чем я его убью?! Голыми руками, что ли?»
И тут Иван вспомнил, что у него на поясе висит «наган». Дрожащей рукой он расстегнул кобуру и вытащил револьвер. Кисть вдруг ослабла, оружие неуверенно болталось из стороны в сторону.
«Я ж ни черта не вижу! Куда стрелять?»
Снова кто-то крикнул в темноте. Потом еще раз. А потом…
А потом чья-то глотка завыла! Низкий, с рычащими переливами звук впился в уши, наполняя Ивана ужасом.
Снова грохнул выстрел. На этот раз винтовочный. Потом кто-то заорал и, кажется, куда-то побежал.
Небо лопнуло молнией, и Иван увидел в этом дурном лживом свете, как один человек накалывает другого на винтовочный штык. Прямо в брюхо. Как большую черную бабочку! Ш-шварк!
И еще один человек бьет того, что с винтовкой, в спину. Кажется, голыми руками. Но кровь, черная на этом молниеносном негативе, выплескивается густой волной.
Потом наступила темнота, но рисунок отпечатался на сетчатке глаза, будто выжженный. И Лопухин, зажмурившись, дважды выстрелил в эту страшную тень.
Небесные великаны снова ударили в свои чудовищные ладони. От этого хлопка облака вспыхнули синим, а ушам стало больно от грохота.
Молния держалась в небе неестественно долго.
Иван увидел, как в нескольких метрах от него встает в полный рост человек – он узнал капитана. И тут же на него из кустов бросается черная тень. Огромными, невероятными шагами…
Капитан, как в тире, целится с вытянутой руки.
Стреляет. Еще раз. Еще.
Черная тень вздрагивает при каждом выстреле, но все же бежит вперед. Прыгает!
Еще один выстрел звучит уже глухо.
И небо гаснет.
Остается только гром. Темнота.
И наконец, словно дождавшись этого жуткого момента, с неба обрушивается поток холодной воды.
Иван, захлебываясь, оттащил немца в сторону. Гроза ушла дальше, гром теперь звучал тише, словно через вату. Света молний едва хватало, чтобы разглядеть большую поляну, на которой все и произошло.
«Наган» плясал в руке Лопухина, будто живой.
Никого. Только струи дождя. Только шелест капель по листьям.
Пятясь, Иван вместе с доктором забрались под низкие ветви огромной ели. Тут было сухо. Лопухин приставил револьвер к голове немца:
– Du willst laufen?[5]
Немец отрицательно потряс головой.
– Ich werde töten.[6]
С этим доктор тоже согласился. Иван как мог стянул ему руки ремнем и выглянул наружу.
Тихо. Дождь.
Лопухин, дрожа, забрался обратно под еловые лапы. Так они сидели до утра.
31
Сначала загалдели птицы. Вдруг. Все разом. Казалось, что на краткий момент весь лес ожил, стряхнул ночные страхи и запел. Вокруг свистело и чирикало на разные голоса. На каждом дереве, в каждом кусте.
Иван вдруг понял, что ночная темнота рассеивается, через туман и сырость пробивается серенький, слабый, но все-таки свет.
К утру сырость пробрала до костей. Лопухин с доктором сидели прижавшись друг к другу, чтобы сохранить остатки тепла. Обоих бил озноб. Чтобы согреться, надо было двигаться. Однако что происходило за очень условной стеной из веток, они не знали. Всю ночь лил дождь, и за шорохом капель ничего не было слышно. Есть кто-то на поляне? Нет?..
Всю ночь Иван мучился страхом и желанием вылезти наружу. Там, за зеленой преградой из ветвей, могли быть его товарищи, которым нужна помощь. Может быть, кто-то ранен… Может быть, умирает…
Но там же могли быть и другие.
А еще в отряде ждали доктора.
И всю ночь Лопухин вслушивался в шелест дождя, готовый прийти на помощь… Лишь бы нашелся кто-нибудь, кому она была бы нужна.
Но нет. Только капли. И далекая-далекая гроза ворчала где-то за горизонтом. Уже не страшная.
Иван выбрался из-под ветвей, когда туман начал рассеиваться. Выволок за собой связанного доктора. Тот дрожал, ежился и щурился.
«Он же не видит ничего… – вспомнил Иван. – Без очков как без рук. Такой не убежит. По крайней мере, далеко».
– Stehe hier.[7]
Немец закивал часто-часто.
Иван достал «наган» и двинулся дальше.
Буквально через пару шагов он наткнулся на тело. Впившиеся в землю скрюченные пальцы. Черный мундир, намокший и потерявший форму. Светлые, почти белые волосы.
Лопухин вздрогнул. Попятился, выставив револьвер перед собой. Но человек был мертв. На его шее виднелась широкая резаная рана. Он полз до последнего, пока еще была кровь. Подтягивался на руках, цепляясь за траву длинными пальцами. Или…
Лопухин пригляделся. У мертвеца были длинные острые ногти, почти когти. На земле были видны борозды. Глубокие и страшные.
Иван не решился перевернуть мертвого на спину и осторожно обошел его стороной. Затем остановился, пораженный неожиданной мыслью.
Лопухин обернулся. Прикинул направление, в котором мог ползти мертвец. И похолодел.
До последней капли крови, пока жизнь не покинула его, фашист полз, впиваясь ногтями в землю, туда, где прятались Иван с доктором. В сторону ели…
Лопухин прошел несколько шагов и наткнулся на еще одно тело. Красноармеец. Иван подбежал, перевернул его и отшатнулся.
На него широко раскрытыми глазами смотрел Лукин. В руке боец сжимал нож.
– Спасибо… – прошептал Иван. – Спасибо тебе…
Он осторожно, вздрогнув от прикосновения к холодному телу, закрыл мертвому глаза.
Солнце поднималось выше и выше, разгоняя туман.
Лопухин сделал еще несколько шагов и замер. Впереди в редеющем тумане виднелась темная фигура. Человек стоял странно согнувшись, длинные руки свешивались почти до земли.
Иван прицелился и начал приближаться маленькими, осторожными шажками.
Подойдя ближе, Лопухин опустил оружие. Перед ним стоял немец. Винтовочный штык глубоко вошел ему в грудь, и труп стоял теперь, опираясь на убившее его оружие. Прикладом винтовка упиралась в землю. Там, откуда должен был выйти штык, мундир фашиста приподнялся, вздулся.
Немного поодаль лежал еще один красноармеец. С разорванной грудью. Перед тем как зажмуриться, Иван заметил торчащие осколки ребер и легкие… Ночной дождь смыл кровь. Но от этого смерть не сделалась чище…
Лопухин собрался с силами и вернулся к Лукину. Осторожно достал из кармашка его документы. То же самое сделал он и с другими пограничниками… Они все были мертвы.
Последним Иван нашел капитана. Тот лежал, придавленный к земле телом немца. Третьего по счету. Разжать руки «черного мундира», вцепившиеся капитану в горло, оказалось нелегко. Иван перевернул фашиста на спину и увидел лицо…
Спазм скрутил желудок, и Лопухин согнулся пополам, давясь рвотой.
Ногами он оттолкнул немца подальше, и только после этого достал из кармашка капитана документы.
– Прости, что так вышло, – прошептал Иван. – Я сделаю. Я все сделаю. Ты только прости, что так… Не по-людски. Уходить надо. Прости, что без похорон…
Капитан лежал с закрытыми глазами, спокойный, будто спящий, если бы не страшно смятое горло.
Лопухин, собравшись с силами, вернулся к убитому немцу. Не глядя в лицо, пошарил по карманам. Пусто. Потом расстегнул ворот. Никаких цепочек… Ничего. Только на шее обнаружился вытатуированный непонятный значок. Такой же был нашит на рукав черного мундира.
Иван достал нож и спорол нашивку.
– Вот и все.
Он вернулся к доктору. Тот стоял, согнувшись, и вроде бы спал стоя. Бежать он и не думал.
