Виктор Бурцев - Вечное пламя
На крыльцо вышел человек.
В тусклом свете, льющемся из дверного проема, было видно, как он тянется, зевает и начинает мочиться с крыльца.
– Hans! Kann wird packen, zu sitzen? Gehen! Herr wird der Offizier schimpfen. Man muss den Umweg machen. Schnell der Schicht.[3]
– Ja wenn auch schimpft. So ist es gut. Was wir zu fürchten?[4]
Солдат хмыкнул. Заправился и собрался уже вернуться в избу, но что-то темное мелькнуло за его спиной… Загрохотали по доскам пола сапоги. Лопухин поднялся и кинулся внутрь.
На столе, с заломленными за спину руками, лежал простой крестьянский парень из крепкой немецкой семьи. С простым именем Ганс. И ранее безмятежные глаза его были наполнены ужасом.
Пограничники быстро обежали дом.
– Хозяева где? – рыкнул капитан.
Иван, не дожидаясь приказа, перевел.
Ганс что-то проблеял, получил по морде и ответил более толково:
– Их нет. Нет.
– Идиот… Когда смена постов? Время! Быстро!
Лопухин перевел, постаравшись как можно точнее передать интонации. Для пущего эффекта пленного ткнули прикладом. После чего немец назвал и время смены, и даже пароль. От Ганса пахло луком и самогоном.
– Успеем, – кивнул капитан. – Спроси его про местных. Почему тишина в деревне? Кто еще остался?
Лопухин спросил. Ответ немца не принес ясности.
– Говорит, ушли. Многие. Кого-то расстреляли. Не понятно. У него от страха язык заплетается…
– А доктор есть?
– Говорит, есть. Ихний. Немец.
– А местный?
– Вот его они, кажется, и расстреляли…
Капитан прочистил горло.
Ганс, прижатый к столу, начал плакать. Из небесно-голубых глаз текли крупные детские слезы…
– Хорошо. Успеем. Сейчас рысью жмем к больнице. Берем ихнего эскулапа и все, что сможем. И галопом, слышите, ребята, галопом сваливаем! Баранов и Тихонов, вы прикрываете как можете. Гранаты… Ну, сами понимаете.
Он двинулся на выход.
– А с этими?.. – спросил Тихонов, державший немца.
Капитан обернулся в дверях, и… от этого взгляда Ивану стало страшно.
Тихонов достал нож. Ганс забился, заверещал что-то…
Лопухин поспешно выбежал на улицу.
– Что, газета, не по себе? – поинтересовался капитан.
Иван только кивнул.
– Держи…
Капитан сунул Лопухину какие-то тряпки и «шмайсер».
– Это ж… ихняя форма.
– Точно так. Оденешься и пойдешь. Мы за тобой. А там видно будет.
Иван, преодолевая неясное отвращение к чужой, хранящей еще человеческое тепло одежде, переоделся. Почти впору. Затянул ремень. Чисто автоматически пошарил по карманам. Обнаружилась зажигалка, какие-то тряпки и папиросы, которые он сразу отдал кому-то из пограничников. Кому? В темноте не разглядеть… Зажигалку же, маленькую и удобную вещицу, оставил, все пригодится.
«А хозяин одежки-то мертвец уже», – мелькнуло в голове, и Лопухин вздрогнул.
Войти внутрь больницы оказалось невозможно. Вокруг туда-сюда сновали солдаты. Кто-то помогал санитарам. Было много раненых. На белых повязках ярко выделялись пятна крови. Немцы то ли собирались куда-то спешно эвакуироваться, то ли, наоборот, прибыли новые пациенты. Понять в общей суете было невозможно.
Рычал на парах грузовик. И охрана здесь уже не дремала.
– Ну вот. Тихо не получится, – пробормотал наблюдавший за всем этим капитан. – Придется нагло. Вон трое пошли, видишь?
– Да…
– Это наших субчиков сменять. Если все хорошо будет, то и эти трое вернутся не скоро. Значит, у нас есть время. Надо только подождать, чтобы они отошли подальше и в ласковые руки Тихонова попали. – Он повернул голову влево. – Ребята, по цепочке передайте. Машина должна быть целая! Понятно?!
Через некоторое время капитан насторожился. В дверях больницы показался человек в белом халате. От суетящихся санитаров его отличали очки, застегнутый халат и то особое выражение человека, занятого работой, в которой он разбирается.
– Доктор! На ловца и зверь бежит! Ну, газета, твой выход!
Иван коротко выдохнул:
– Пошел, пошел, пошел!!!
И побежал!
Лопухин несся вперед, вопя что-то бессвязное, повторяя по-немецки одно только слово: «Arste! Arste!» Врача! Врача!
Иван сбил с ног рыпнувшегося было часового и, расставив руки в стороны, бросился на доктора, валя его на землю, в пыль.
В тот же миг сзади оглушительно грохнуло. Взметнулась земля, брызнули в разные стороны осколки. А после зло рявкнули винтовки и раздалась бойкая автоматная стрекотня.
Где-то в стороне, почти на другом конце деревни, отозвались взрывы. Парховщиков, словно танк, двигался к месту событий.
Иван не видел ничего. Под ним сопел и возился врач. Лопухин удерживал худые, но сильные руки доктора, с трудом прижимая его к земле.
– Да лежи ты! Лежи, сука!
В какой-то момент Ивана ухватили за шиворот и дернули назад так, что в глазах потемнело. Все завертелось перед глазами. Лопухин увидел налитые кровью глаза… Потом с мерзким «шваксс…» под подбородок немцу вошел длинный винтовочный штык, и Иван снова остался один на один с хирургом.
– Scheiss auf dich! – заорал кто-то, и грохот боя перекрыла пулеметная очередь.
Лопухина схватили чьи-то крепкие руки.
– Ну как! Живой, Strolch?!
– Парховщиков!!! – взвыл Иван. – Родной!
– Я этим Wichser сейчас…
Одной рукой Парховщиков поднимал Ивана, в другой легко и непринужденно, словно пистолет, держал здоровенный пулемет.
На доктора вид русского с пулеметом, изрыгающего отборную немецкую брань, оказал настолько деморализующее воздействие, что хирург сник и повис у Ивана на руках.
Из дыма вынырнул капитан.
– В машину! В машину давай!
Парховщиков пнул доктора:
– Ну! Zicke! Шевелись! Давай, газета, волоки этого ушлепка… А я тут….
Он поудобнее перехватил пулемет и принялся поливать верхние этажи, откуда велась беспорядочная стрельба.
Иван закинул ослабевшего врача в кузов. Прижал к полу и нацелил на него автомат. С улицы доносилась стрельба. Иногда взрывы гранат.
– Пошли, пошли!
Машина рыкнула. Дернулась вперед.
В кузов прыгали красноармейцы…
Последним забрался хромающий Парховщиков.
30
Машину дергало и кидало во все стороны.
Иван несколько раз ощутимо приложился головой о какую-то железяку. Доктор несколько раз оказывался в опасной близости от борта, и грубый Парховщиков пинком отшвыривал его обратно, в глубину кузова.
– Куда едем-то? – крикнул Лопухин.
– Черт его знает! – Парховщиков отмахнулся. – Куда командир скажет, туда и поедем. Работа у нас такая!
Он едва не упал, но удержался.
Через пятнадцать минут бешеной тряски боец, что сидел у самого края, замахал Парховщикову.
– Гонят за нами, Коля! – крикнул он. – Вона фары скочут!
– Елкина матрена! – Парховщиков попытался пристроить к борту пулемет, но не сумел. – Дороги, мать-размать!
Красноармеец, находившийся ближе всех к кабине, забарабанил в узенькое окошко и крикнул:
– Держи ровнее, у нас на хвосте мотоциклисты!
Из кабины что-то ответили, Иван не разобрал.
– Сейчас ровная пойдет! – заорал боец, едва держась на ногах. – Готовься, Коля! Готовься!
Доктор опять оказался близко к борту, но теперь Иван сумел ухватить его за ворот, и они вместе упали на доски пола.
Парховщиков кричал что-то злое, размахивал кулаками, но сумел-таки приладить пулемет как раз в тот момент, когда тряска вдруг прекратилась и рычание мотора сменилось равномерным гулом.
Прицелился.
За секунду до грохочущих выстрелов Иван услышал, или ему показалось, приближающийся мотоциклетный треск.
Парховщиков утопил курок. Брызнуло огнем.
И только когда кончились патроны, Коля поднялся и вышвырнул оружие за борт.
– Кончилися танцы!
– Что там докторишка-то? Живой? – спросил Тихонов.
Иван поднялся на колени, за шиворот поднял немца.
На него уставились ошалелые круглые глаза. Врач щурился – видимо, без очков видел плохо.
– Ничего, сгодится!
– Тогда готовьтесь к эвакуации. Ноги в руки.
Грузовик замедлил ход, последний раз вздрогнул и остановился. Пограничники выскочили на дорогу.
– Что дальше, командир?..
Капитан оглядел своих бойцов.
– Жмых где?
– Убило, – глухо ответил Лукин. – Сам видел. Полголовы осколком…
– Ясно. Доброволец нужен. Кто?
– Я. – Парховщиков оттолкнул дернувшегося было Лукина. – Я!
Капитан вздохнул, но согласился.
– Отведешь машину так далеко, как только сумеешь. Много не прошу, но километров пять-десять сделай. Если сможешь, конечно. В драку не лезь, если что, бросай грузовик – и в лес. Дело дурное, конечно… Но если за нами пойдут, то точно поймают. А так они сначала за грузовиком погонятся. А уж потом все остальное. Все понял?
– Так точно. Все сделаю в лучшем виде, к вечеру ждите. – Парховщиков заулыбался так, будто ему приказали не жизнью рискнуть, а в отпуск сходить.
– Тогда пошли, – капитан махнул рукой в сторону леса. – Немец в центре, остальные как раньше. Товарищ Лопухин вместе с доктором.
