Андрей Посняков - Око Тимура
Иногда вдалеке проносились вихрем неведомые всадники, алчно посматривающие на караван черными раскосыми глазами. Проносились и исчезали в степи, не решаясь напасть, – слишком уж много воинов было вокруг, да и нападение на купцов – страшное преступление, неизбежно карающееся смертью.
Посмотрев на всадников, Халим повернул лошадь назад.
– Не растягивайтесь! – подскочив к последним невольникам – юношам-мари, закричал он и, выхватив плеть, ударил несчастных по обнаженным плечам. Те прибавили шагу, и надсмотрщики, подгоняя, принялись тыкать их в спины тупыми концами копий.
– Быстрей, быстрей, – размахивал плетью Халим. – Идите быстрей, если не хотите стать добычей двуногих шакалов. Они сварят ваше мясо, а из кожи сделают ножны для сабель! А в Мавераннагре вам может и хорошо повезти, ежели попадете в приличный дом. Посмотрите дивные города, а со временем примете ислам, научитесь ремеслу, разбогатеете. Чем не жизнь? Все ж лучше, чем прозябать в ваших мерзких лесах, где живут одни иблисы и дэвы. Так поспешите же навстречу лучшей жизни!
Нельзя было сказать, что пламенная речь караванщика произвела на несчастных какое-то особое впечатление – то ли они ее совсем не слушали, то ли плохо поняли, то ли не верили. Скорее – последнее.
На ночь остановились у небольшого озера, еще не пересохшего, но уже неудержимо стремившегося к тому – берега были покрыты потрескавшейся от солнца глиной. В камышах крякали утки. Завидев людей, они поднялись в небо гомонящею тучей… Воины не упустили момент, выпустив меткие стрелы. Вечером, сидя у костров, лакомились дичиной. Хватило и невольникам, настолько много оказалось здесь уток.
Поев и совершив омовение, караванщики расстелили молитвенные коврики – совершить пятую за день молитву – салат ал-иша, – предписываемую Кораном с наступлением ночи.
Закланялись, запели заунывно слова…
Раничев тоже помолился про себя Господу – на удачу, чтоб все было хорошо с Евдоксей, а уж сам-то он как-нибудь выберется из любой ситуации. По крайней мере, хотелось бы в это верить. Интересно, зачем он понадобился эмиру? Снова шпионить? Так разгромленная Орда и так полностью подконтрольна ставленникам Тимура – Тимур-Кутлугу и Едигею. Снова пошлет в Литву? Так для этого вовсе не обязательно было тащить его, Ивана, в этакую далищу и тем более похищать Евдоксю. Тогда зачем? Что, больше других людей нет? Странно все это, странно… Хотя, может, оно и к лучшему? Ведь именно в Мавераннагре можно было бы попытаться узнать тайну перстня, висевшего у Ивана на шее. Один, такой же, а может и этот, был у погибшего Абу Ахмета, и когда они соединились вместе, да-да, именно в этот момент, Раничев хорошо помнил, время оказалось пронзенным, и вместо дымящихся развалин Кафы перед глазами Ивана вдруг возникло шоссе с мчащимися грузовиками. Да-а, жаль, что Абу Ахмет ничего не успел рассказать, но тут уж ничего не поделаешь. Он ведь, кажется, был из Ургенча, этот Абу Ахмет? Ну да, земляк Салима и такой же яростный враг Тамерлана. Примерно десять лет назад, по приказу Тимура, мятежный Ургенч был сожжен дотла, а на его месте засеян ячмень. Правда, прошло время – и вновь отстроился город… или это уже совсем новый город? Скорее всего, и вряд ли стоит искать там ювелирную мастерскую, в которой когда-то изготовили перстень. А может, он и вообще привезен откуда-нибудь из дальних стран? Всякое бывает… Нужно искать, по возможности поговорить с людьми, ведь в Самарканде много ургенчцев. Да вот хоть тот же Халил. Ургенчи! Значит – из Ургенча. Подождать, пока закончит молиться и выспросить…
– Ла илаха илла Ллаху ва Мухаммадун расулу Ллахи-и-и…
Заканчивая намаз, заунывно вскричали караванщики и, поклонившись, свернули молитвенные коврики.
* * *– Ювелиры? – Купец усмехнулся. – Да, когда-то в Ургенче было немало искусных ремесленников. И многие из них живы – при дворе великого эмира. А ты что, хочешь заказать своей невесте подарок? Хорошее дело. Могу посоветовать одного старика с золотыми руками. Зовут его Махмуд Ак-Куяк. Он из Ургенча, а ныне живет в махалле на улице Златников, что начинается сразу от Шахи-Зинда.
– Махмуд Ак-Куяк, – шепотом повторил Раничев. – Махалля у Шахи-Зинда.
Ночью он уже засыпал в небольшом шатре, подложив под себя кошму, как вдруг услыхал чьи-то легкие шаги совсем рядом. Кто-то остановился у самого шатра, нагнулся… Вот когда Иван пожалел, что безоружен – нож отобрали еще люди Аксена. Быстро откатившись в сторону, он вытянул вперед руки и, когда неведомый гость, откинув полог, просунул в шатер голову, резко схватил его за шею и, бросив на кошму, прижал коленом.
– Пощади! – неожиданно тоненьким голоском пискнул ночной тать.
Раничев раздул светильник – девка! Раскосая степная красавица либо из полона, либо прихваченная в дальний путь изначально. Синие шальвары, длинная полупрозрачная рубашка из тонкого шелка, короткий атласный жилет, украшенный серебристыми пуговицами, на шее медное – или золотое? – монисто. Заплетенные в несколько косичек волосы девушки падали на плечи и грудь, нижнюю часть лица прикрывал полупрозрачный шарф, искусно вышитый золотом.
Пожав плечами, Иван отпустил деву.
– Меня прислали развлечь тебя, господин, – отдышавшись, улыбнулась та, снимая с лица шарф. Темные, удлиненные к вискам глаза в обрамлении длинных ресниц, круглые нарумяненные щеки, пухлые губы, чувственный нос, быть может, несколько плоский, но все же ничуть не портивший девушку, а наоборот, смотревшийся вполне даже неплохо. Красивая…
– Кто прислал? – спросил Раничев, хотя и без того уже догадывался – кто.
– Мой повелитель – торговец Халим Ургенчи, – улыбнулась дева.
Иван усмехнулся:
– Вообще-то я спать собирался, чего меня развлекать?
– Не гони меня, господин, – испуганно прошептала ночная гостья. – Хозяин велит высечь меня, если узнает.
– Ну хорошо, хорошо, хочешь, так спи рядом, места хватит. Как звать-то тебя?
– Айгуль.
– Айгуль… Красивое имя. Откуда ты?
– Из дальних степей. Когда-то я жила в Сарае… – Девчонка вздохнула.
– Понятно, – кивнул Раничев. Еще бы было не понять. Айгуль наверняка захватили в полон воины Тимура, когда два года назад сожгли столицу Орды. С тех пор, видно, и девка в невольницах.
– Ложись, ложись, – подвинулся Иван, поворачиваясь лицом к матерчатой стенке шатра. – Спи, дева… – Поплевав на пальцы, он затушил тлевший фитиль.
– А можно я зажгу свет, – тут же попросила Айгуль.
– Что, страшно? Ну зажги… Вон огниво.
Светильник вспыхнул зеленовато-желтым призрачным светом.
Девушка вдруг неожиданно заплакала.
– Ты отвергаешь меня, господин? Почему? – Она заговорила с обидой, мешая тюркскую речь с фарси. – Разве лицо мое не как луна, а глаза – не два солнца? Разве я безобразна и неухоженна, разве не высока моя грудь, разве не стройны ноги?
Айгуль вдруг села и быстро сдернула с себя жилетку вместе с рубашкой, обнажив плоский живот со вставленной в пупок жемчужиной, большая грудь ее с коричневыми затвердевшими сосками тяжело вздымалась.
– Ну! – Девушка с вызовом взглянула на Раничева. – Разве ж я безобразна? Или… или ты, господин, предпочитаешь мальчиков? Я скажу хозяину, он пришлет.
– Э, нет-нет, – замахал руками Иван. – Не надо мальчиков, лучше ты оставайся.
– Тогда сними с меня шальвары, мой господин…
Они любили друг друга долго, почти до полуночи – Иван, то ли долгожданный гость, то ли почетный пленник, и нежная красавица с раскосыми степными глазами.
– О, мой господин, – выгибаясь, стонала Айгуль. – О…
Затем прижалась к Ивану, как кошка:
– Тебе хорошо со мной, господин?
– Да.
– А ты еще хотел прогнать меня, словно распутную базарную бабу.
– Ла-адно, – шепотом протянул Раничев, крепко обнимая деву.
– Хочешь, я спою тебе песню?
– Ну спой.
– Слушай…
Присев на корточки, Айгуль накинула на плечи жилет и тихонько запела грустную степную песню, в которой слышался нежный шепот трав, ржание коней и грустный крик иволги, поющей в дивном саду Сарая. Раничев и не заметил, как слиплись глаза и призрачные тени снов мягко заволокли сознание. Впрочем, не до конца. Интересно, Халим будет присылать эту девчонку каждую ночь? Вообще-то, жалко ее…
– Ты спишь, мой господин? – шепотом спросила Айгуль.
Иван не ответил – думал.
Еще раз спросив, Айгуль вдруг высунула голову из шатра, осмотрелась и, быстро одевшись, выбралась наружу, прихватив с собой горящий светильник.
«Интересно, – сквозь сон подумал Иван. – И зачем он ей понадобился? Дорогу освещать, что ли? Так ночка-то лунная».
Раничев вдруг почувствовал нахлынувшее желание справить малую нужду. Правда вот вставать было лень, особенно после такой-то расслабухи! Тем не менее, поворочавшись в шатре, он наконец откинул полог и на четвереньках выбрался наружу… и замер.
В нескольких шагах от него, на арбе, стояла Айгуль и, подняв над головой горящий светильник, медленно водила им из стороны в сторону. С Раничева быстро слетел сон. Однако нечистое дело! Он всмотрелся в ночную степь… Ага! Где-то не так далеко вспыхнула вдруг желтая звезда и, вспыхнув, качнулась из стороны в сторону точно так же, как и светильник в тонких руках степной полонянки.
