Игорь Пресняков - Банда Гимназиста
Анастасия Леонидовна давно отправилась спать, а Кирилл Петрович, сидя в кабинете, проглядывал газеты. В ночной тишине резко и тревожно зазвонил телефон:
– Черногоров у аппарата!
– Говорит Трофимов. Доброго вечера, Кирилл Петрович! Случаем, не разбудил?
– Ну, здравствуй, Николай Николаич! Да я и не спал.
– Глаз не смыкаешь? На боевом посту?
– Да нет, газетками вот развлекаюсь.
– А-а… У меня дельце к тебе.
– Давай, выкладывай.
– Получил я нынче уведомление о переводе Рябинина в ГПУ… Как это понимать, Кирилл? Лучшие кадры переманиваешь?
– Зачем ты так, Коля? Задыхаюсь я без грамотных людей. Рябинин же переходит в органы временно, до зимы. Не сработаемся – получишь назад своего кавалериста.
– Я тоже, Кирилл, не семечками торгую, не одному тебе кадры нужны. Завод только-только возродился, встал на ноги, стал обрастать дельными специалистами, а ты вон как бьешь – прямо под дых!
– Потерпи, Коля. Скоро верну Рябинина. Дело есть важности государственной.
– Понимаю… Только вопрос на бюро губкома все ж поставлю, извини.
– Извиняю.
– Тогда бывай, Кирилл, спи спокойно.
Глава XI
Негромкий, но настойчивый стук в дверь оторвал Андрея от размеренного субботнего завтрака. На пороге стояла домработница Черногоровых Даша.
– Барышня записку вам прислали, – сказала она и, протянув голубой конвертик, удалилась.
Андрей раскрыл письмо:
14 июня, 9.45. Доброе утро, милый мой соня! Пишу так, потому как знаю, что ты еще в постели (угадала?). Мы всем семейством едем на новоселье к Платоновым. Посиделки наверняка затянутся до темноты, но я сумею улизнуть. Заходи в три пополудни, поедем на дачу. Папа сказал, что чудесно ловится плотва. Заодно и проверим. П.
* * *Пригородным поездом Андрей и Полина добрались до станции Горлинка, затем полторы версты до дачи шли лесом.
В доме одиноко хозяйничал Михалыч, который сразу же получил указание накопать к вечерней зорьке червей и приготовить удочки. Собрав обед из зеленых щей и холодной телятины, Полина принялась рассказывать о новоселье Платоновых. Андрей слушал ее, оттягивая случай сообщить свои новости. Около шести они двинулись к речке.
– Прошлым летом папуля своими руками соорудил недалеко отсюда рыбацкий домик, – забираясь в лодку, рассказывала Полина. – Там хорошо прикормленное место, очаровательная заводь для купания.
Рябинин вставил весла в уключины и неторопливо выплыл на середину. Спустившись немного вниз по течению, они пристали к крохотному причалу. На отмели стояла симпатичная дощатая хибарка на сваях.
Дверь оказалась не заперта, очевидно, хозяин совсем не опасался непрошеных визитеров. В единственной комнате находились некрашеный строганый стол, обмазанная глиной печурка и широкий топчан, покрытый соломенными тюфяками. Оставив припасы в домике, Андрей и Полина отправились рыбачить. Клев действительно был неплохим, и уже через час Андрей до краев наполнил плотвой и окуньками брезентовое ведро. Полина удила на небольшой глубине и с азартом таскала из воды чехонь и уклеек.
– Попробуй на живца, – посоветовала она. – Наверняка хищник гуляет.
И оказалась права – вскоре Андрей ловко подсек довольно приличного судачка.
– Ага! Будет нам сегодня уха, – обрадовалась Полина.
Она была довольна результатом лова и предложила заняться приготовлением ужина.
В прибрежных зарослях ивняка Андрей набрал сухих веток и разложил на песке костер. Отыскав в хибарке котелок, Полина попросила его сходить вместе с ней за водой.
Между ивами, кустами ежевики и орешника петляла узенькая тропинка. Сырой тенистый сумрак зарослей вдруг сменился поляной, залитой мягкими закатными лучами, посреди которой блестел источник.
Вернувшись на берег и поставив воду на огонь, они уселись на мостки причала.
– Приготовим уху и будем купаться, – сказала Полина. – Я слышала, ты уже открыл купальный сезон?
– Да, мы ездили на пикник…
– Вот и мне пора. Искупаться в Финском заливе я успела, теперь нужно и здесь чин отвести. Чем изволили заниматься, товарищ Рябинин, в мое отсутствие? – Полина, прищурившись, поглядывала на реку.
Андрей тронул ее за плечо:
– Пока тебя не было, моя жизнь кое в чем переменилась.
– Ну-ка, ну-ка, интересно! – она со смешком обернулась и встретила серьезный, сосредоточенный взгляд. – Что-то стряслось, Андрюша?
– Есть нешуточный разговор. Отнесись к нему с пониманием. Прошу.
– Я слушаю, говори.
– Видишь ли, некоторое время назад Кирилл Петрович сделал мне предложение…
– Так, – Полина нахмурилась.
– …которое я отклонил. Однако вскоре предложение повторилось в официальной форме…
– Он принудил тебя служить в ГПУ?
– Именно. Послушай…
– Ничего не объясняй! Отлично представляю, как папочка может заставить делать то, что ему выгодно.
Она добела сжала губы и яростно ударила кулачком по доскам причала:
– Ах, мерзавец! Хитрый, коварный мерзавец! Так вот почему такой интерес к товарищу Рябинину, все эти расспросы, комплименты! Я сразу заподозрила неладное.
С лица Полины слетело привычное выражение вежливой дочерней любви. Андрей с изумлением увидел боль и раздражение, боль застарелую, переросшую в резкое неприятие родного отца. Андрей подумал, что Полина слишком уж несправедливо негодует.
– Ну-у… Кирилла Петровича вполне можно понять. Он хочет иметь в своих рядах побольше грамотных кадров, имеющих боевой опыт.
– В адвокаты записался? К кому? К тому, кто в них не нуждается? – Лицо Полины пылало, глаза сверкали гневом. – Не скрою, ты для ГПУ – находка. Однако речь идет не о каком-то безразличном мне человеке, а о моем друге Андрее Рябинине! Я не хочу, чтобы близкие мне люди служили в карательной организации. Не хочу! Одного папочки хватает с лихвой. Какой бы ты ни был чистый и добрый, они тебя быстренько превратят в бездушную и лживую марионетку, да и кровопийцу в придачу.
– Минутку! – прервал ее Андрей. – Оговорюсь, что я не буду служить в сугубо политическом подразделении; я иду работать в отдел по борьбе с уголовной преступностью. К тому же временно, до зимы.
– При чем тут специфика подразделения? – раздраженно фыркнула Полина. – Что такое ГПУ? Государственное политическое управление. Политическое! Понимаешь? Сегодня ты займешься бандитами, а завтра будешь вешать недовольных крестьян и интеллигентов. И поверь, я не против органов безопасности, они нужны единственному в мире государству трудящихся, но я не только комсомолка и гражданка СССР, я еще и женщина, которой небезразлично, кем является близкий ей человек.
ГПУ – это особая среда, закрытая и специфичная. Ты потеряешь друзей из обычного мира, а если и останутся таковые – будешь им лгать. Иначе нельзя. Знаешь, как мне трудно с друзьями? А ведь сама я – не чекист! Быть может, я несознательна, излишне щепетильна и по-мещански брезглива, но я не желаю иметь в кавалерах гепеушника.
– Думаю, ты слишком эмоциональна, – мягко проговорил Андрей.
Полина тяжело вздохнула и махнула рукой:
– Хорошо. Я объяснюсь. С самого рождения я воспитывалась без отца, хотя и много о нем слышала от мамы. По ее словам, наш папа выполнял важное поручение и должен был скоро вернуться. Только много лет спустя я узнала, что мамочка мило лгала несмышленому ребенку: отец находился в тюрьме, а потом в ссылке. Он рано вступил в революционную борьбу, отдался ей со всей страстью души и решил посвятить жизнь освобождению угнетенных рабочих. В начале тысяча восемьсот девяносто восьмого года девятнадцатилетний Кирилл Черногоров организовал на стекольной фабрике марксистский кружок, вскоре разгромленный полицией. Отец бежал в Петербург, где вступил в РСДРП и продолжил борьбу. В мае на одном из заседаний тайного марксистского общества он познакомился с молоденькой курсисткой Анастасией Пушвинцевой, моей будущей мамой. Они полюбили друг друга, решили пожениться, но в январе тысяча восемьсот девяносто девятого года отца арестовали за распространение нелегальной литературы и хранение ручных бомб, посадили в тюрьму, а затем сослали в Тобольск. О том, что восемнадцатого апреля у Кирилла Черногорова родилась дочь, он узнал уже из писем.
Как-то раз в один из весенних дней 1904 года я вернулась с прогулки и увидела в нашей гостиной незнакомого человека. Я немного испугалась, но отчего-то поняла, что это мой отец. Папу я полюбила сразу, безгранично, всей душой. Он был для меня самым красивым, умным и мужественным существом на свете. Добрые герои детских сказок приобрели в моем воображении облик отца…
По возвращении мама и бабушка уговаривали папу бросить революционное движение, заняться мирной работой и семьей. Он обещал, но на самом деле продолжал борьбу. Уже в сентябре «охранка» разгромила подпольную типографию, которой он руководил, и отец вынужден был скрываться. Долго мы не получали от него вестей, и лишь через год узнали, что Кирилл Черногоров арестован за организацию вооруженного восстания в одном из городов России. В стране бушевала Первая русская революция, и с заговорщиками не церемонились: отец получил двадцать лет каторги и по этапу отправился в Сибирь. Мои бабушка и дедушка восприняли известие об осуждении Черногорова как знак судьбы. Они призывали дочь забыть «несчастного Кирилла» и найти более выгодную партию. Их вполне можно было понять – семью инспектора императорских железных дорог не устраивал зять-каторжник. Однако мама наших старичков не послушалась, она разделяла взгляды революционеров, понимала отца и продолжала ждать.
