Игорь Пресняков - Банда Гимназиста
Дежурный ОГПУ немало удивился запоздалому посетителю, пожелавшему увидеть товарища Черногорова. Еще больше поразил дежурного ответ зампреда: поначалу он загадочно хмыкнул в телефонную трубку, а затем приказал незамедлительно проводить гостя к нему в кабинет.
Черногоров встретил Андрея радушно, как старого приятеля:
– А-а, Андрей Николаич! Проходите, садитесь. Хотите чаю или глоток вина? С устатка не желаете?
Андрей с благодарностью отказался и уселся в кресло:
– Я по делу, Кирилл Петрович.
– Неужто свататься пришел? – засмеялся Черногоров. – Шучу, не обижайся. К слову: вот, получил телеграмму от Полины, обещает быть к выходным.
Кирилл Петрович протянул Рябинину бланк. Андрей пробежал глазами по строчкам:
– Мне она тоже сообщила, что вернется в пятницу.
– Вот они, дела амурные! – Черногоров шутливо покрутил головой. – Родителям пишут неопределенно «к выходным», а другу любезному – как в отчете, «в пятницу»!.. Ладно, что там стряслось? Не диверсия ли на «Ленинце» намечается, или агенты империализма расплодились?
– Разве к вам на прием только за этим люди и ходят? – усмехнулся Рябинин.
– А я не о «людях» говорю, – о тебе, Андрей Николаич. Общаться со мною вы избегаете, замечал; выходит, либо о врагах революции зашли рассказать, либо что-то произошло.
– Ну почему же избегаю? – Андрей пожал плечами. – Случая не представлялось.
– А теперь представился? – сощурился зампред.
– Пожалуй. Только скорее не случай, а ответный визит.
– Это как же понимать?
– Я, знаете ли, стараюсь быть вежливым. Вы несколько раз обращались ко мне с определенным предложением, совсем недавно даже через третьих лиц. Вот и пришел объясниться и дать ответ.
Черногоров рассеянно слушал, однако его полуприкрытые глаза были внимательны и сосредоточенны.
– …Я понял, что ваше предложение служить в ОГПУ серьезно и продуманно. Я также немало размышлял над ним. Быть может, служба в органах действительно полезнее стране, нежели работа на заводе?
Рябинин с минуту помолчал. Черногоров тоже держал паузу. Наконец он спросил:
– Значит, вы согласны?
– Пожалуй, – кивнул Андрей. – С одним небольшим условием, ежели оно, конечно, допустимо.
– Попробуйте, – хмыкнул зампред.
– Мне не хотелось бы заниматься делами сугубо политическими. Я – грамотный человек, знаю французский и немного немецкий языки, могу быть полезным в работе с документами…
– Ну, хорошо, – прервал Андрея Черногоров. – Допускаю ваше условие. Но для того, чтобы определиться с вашей будущей службой, ответьте на вопрос: что вы, как советский гражданин, считаете наиболее важной проблемой нашего города?
– Как вам сказать… – задумался Андрей.
– Отвечайте просто, по-обывательски, как человек, далекий от забот нашей службы.
– Гм… Бедность, преступность, – Андрей развел руками. – В городе много жулья, и, по-моему, милиция с ними не справляется.
Черногоров откинулся на спинку кресла и довольно улыбнулся:
– А у нас мнения совпадают! Давайте заключим джентльменскую договоренность: я принимаю ваше условие, а вы принимаете руководство особой группой по борьбе с уголовной преступностью в городе.
– Вот так, с наскока, и – руководство? – недоверчиво проговорил Андрей.
– А что? Опыт у вас есть, пусть армейский, но все ж боевой. Подладитесь по ходу дела.
– Чем именно мне предстоит заниматься?
– Гимназистом! – отчеканил зампред. – Слыхали о таком?
– Доводилось, – кивнул Андрей. – Налетчик-призрак.
– Вот-вот. Его и будете разрабатывать. Группа уже создана. Они добрых пару недель штудируют материалы «дел», сводят воедино и анализируют сведения. Мне нужен в группе свой человек.
– А что, в вашем понимании, «свой»? – насторожился Андрей.
– Испытанный, стойкий, энергичный, умный, не зараженный рутиной милицейских будней и интригами ГПУ.
– Надеюсь, не более.
– Нет. Ну, и личные мотивы, само собой! Нравишься ты мне, Андрей Николаевич.
– Это к делу не относится.
– Правильно! Хвалю. Так и знал, что не будешь смешивать личные привязанности и интересы дела.
Андрей поднялся:
– Когда мне приступать?
– О-о, молодец, кавалерист, нет слов, – широко улыбнулся Кирилл Петрович. – Для начала в общих чертах ознакомься с материалами «дел». Тебе их в ближайшее время доставят на дом. Недели, думаю, хватит. А с двадцать третьего числа и приступай.
– А как же завод?
– За «Красный ленинец» не волнуйся. Трофимов завтра же получит служебное письмо на открепление и командирование тебя в распоряжение ОГПУ. Пока временно, скажем, до Нового года. Ячейка поддержит.
– Не сомневаюсь. Однако прошу вас оставить меня на заводе еще неделю, я должен сдать дела. Материалы на Гимназиста смогу изучать вечерами.
– Верно, это по-пролетарски, – Черногоров кивнул.
– Разрешите идти?
– Ступай. И вот еще: по всем вопросам и за разъяснениями обращайся непосредственно ко мне. Понял?
Глава Х
Вечером четверга Рябинин заглянул к Георгию – рассказать о встрече с Черногоровым. Старицкий одобрил переход Андрея в «особую группу» и посоветовал другу излишне не терзаться сомнениями. Поболтав с полчаса о разных пустяках, Андрей попрощался и отправился домой.
У парадного он наткнулся на дворника, который сообщил, что несколько раз звонила девушка и просила передать товарищу Рябинину, что она приехала. Андрей поспешил в домком и набрал номер Полины.
– Привет! Объявился? – раздался в трубке радостный голос. – А я вот приехала днем раньше, свалилась вам, как снег на голову. Приходи побыстрее, мы уже за столом!
* * *Дверь отворилась, и Андрей увидел на пороге загорелую девушку, которую поначалу не узнал.
– Вот это да! Где ты успела так загореть?
– На Островах! – рассмеялась Полина.
Она втащила Андрея в переднюю и бросилась ему на шею:
– Я ужасно соскучилась!
Андрей целовал ее горячие упругие губы, с опаской поглядывая на двери гостиной.
– Идем, неудобно, – проговорил он.
В просторной столовой Черногоровых оживленно беседовали четверо: Кирилл Петрович, Анастасия Леонидовна, Наташа Решетилова и незнакомая Андрею пухленькая девушка лет двадцати.
– О, нашего полку прибыло! – радостно поприветствовал нового гостя Кирилл Петрович и пожал ему руку. – Поддержите-ка, Андрей Николаевич, в споре мужскую половину.
– Подожди, папа, – прервала отца Полина. – Здесь не все знакомы с Андреем.
Она усадила Рябинина рядом с незнакомой девушкой:
– Прошу любить и жаловать: мадемуазель Платонова Татьяна.
Андрей представился и легонько пожал маленькую ручку. Татьяна очень походила на отца, предгубисполкома Никодима Ивановича Платонова: такая же крепенькая, с открытыми лучистыми глазами.
– Так о чем, простите, спор? – Андрей повернулся к Кириллу Петровичу.
– О моде и философии современной молодежи, – с улыбкой пояснила Анастасия Леонидовна. – Полюшка привезла из Ленинграда заграничные книги и журналы, а от них, как водится, перешли к разговору о нравах.
– Я говорю о развязности современной морали, девицы не соглашаются, а мама Настя держит нейтралитет, – добавил Кирилл Петрович.
– И каков результат? – поинтересовался Андрей.
– А никакого, – махнула рукой Полина. – Все хотят знать твое мнение. Покуда тебя ждали, папочка уверял, что товарищ Рябинин поддержит его тезис об упадке морали, нравов и современной моды.
Андрей неуверенно пожал плечами:
– Насчет моды на одежду судить не берусь.
А нравы у нас, по-моему, больше западные, нежели пролетарские.
Девушки негодующе зашумели.
– А! Что я вам говорил? – торжествующе воскликнул Кирилл Петрович. – Вот и я считаю: разлагается молодежь, уподобляется буржуазной культуре.
– Да в чем же, папа? В чем? – возмутилась Полина.
– Потише, девчата, не бузите, – попросил Кирилл Петрович. – Поверьте, я не призываю к гонениям на современную одежду или музыку. Не нам, старикам, судить. Я против бездуховности западной культуры, в которой важна лишь форма, а не содержание.
– Докажите последнее, – резко бросила Решетилова.
– Извольте. Пойдем от простого к сложному. Начнем с гардеробов. Нынешняя мода есть эпатаж, спорить, надеюсь, не будете. Эта ваша броская косметика, тяжелые ароматы, укороченные платья.
А чем эпатировать-то? Любая мода выражает определенное настроение человека и общества.
Вот наша, пролетарская мода – простота, удобство, романтика! Девушка привлекает своим внутренним содержанием. Лицо прекрасное, открытое. А у вас? Вычурный показ женских прелестей, вульгарный и откровенно напористый. А какое содержание? Да никакого! Пустота. Потому как настроения самые что ни на есть упаднические. Все эти песни-романсы, наполненные тоской, «мольбами», страданьями, печалью, разлукой; увлечение дешевым трагизмом ситуаций. Нет ничего созидательного, светлого. Не хочу сказать, что вы не верите в патетику революционных свершений, но тлетворное влияние Запада все сильнее отдаляет молодежь от идей коммунизма. Подобное еще простительно нэпманам, спекулянтам и деклассированным элементам, но умным, образованным девушкам, да еще комсомолкам?.. Не понимаю.
