Курсант. На Берлин 4 - Павел Барчук
Вор был одет в дорогой, идеально скроенный костюм из английской шерсти. На руке — дорогие швейцарские часы. Волосы ухожены, лицо гладкое, сытое. Но глаза остались прежними — холодными, хищными, оценивающими. И в них на секунду мелькнуло удивление — острое и быстрое, как удар бритвы. Вор тоже узнал своего ученика. Тем более, что в тот момент Иван не пользовался гримом. По закону подлости в тот день ему нужно было выглядеть обычным парнем.
— Ваня? — тихо, по-русски, спросил Финн.
Ванька инстинктивно оглянулся по сторонам, его мозг заработал на пределе. Никаких имён. Никакого русского.
Подкидыш, не меняя выражения лица, буркнул на идеальном берлинском диалекте, как учили: «Простите, не понял». А потом, отступая в толпу, быстро, чётко добавил: «Бар „Ост-Энд“. Завтра. Восемь вечера». В следующую секунду Иван уже растворился в людском потоке, сделав несколько контрольных поворотов и проверок на слежку.
В тот же самый день Подкидыш встречался с Алексеем, но… не рассказал о внезапном воскрешении Финна. Не потому, что не доверял, а потому что должен был разобраться сам. И потому что… Черт…
Старый вор слишком много значил для Ваньки. Поведать Алексею о нем — подписать Финну смертный приговор. Как руководитель группы Алексей примет только одно решение — ликвидировать. И оно, это решение, будет верным. Подкидыш сам все прекрасно понимал. Но… Захотел сначала разобраться сам.
Финн прекрасно себя чувствует. Он здесь, в Берлине. И судя по всему, явно работает на немцев. Учитель и ученик оказались по разные стороны баррикад. Ваньке нужно было узнать — почему, зачем? Да и вообще, выяснить, как так оказалось, что вор остался жив.
Много лет назад Подкидыш четко видел, своими глазами, как Финн упал на асфальт, когда бежал от гостиницы, отстреливаясь.
Ванька ещё раз посмотрел в сторону окна, а потом оглянулся, бросив взгляд на зеркало. Ничего подозрительного. Только пьяные рожи, да парочка в углу, занятая своими делами. Может, Финн не придёт? Может, он решил, что Ванька — это ошибка, мираж?
В этот момент дверь бара с лязгом открылась, впуская клубы холодного влажного воздуха. Ванька медленно поднял глаза, стараясь не выдать ни единой эмоции, но каждый нерв в его теле был натянут, как струна.
На пороге, затянутый в плащ, стоял Финн. Он снял шляпу, стряхнул с неё капли дождя. Его взгляд, острый и быстрый, пробежался по залу, скользнул по Ваньке, задержался на секунду и прошёл дальше, будто оценивая обстановку.
Со стороны могло показаться, будто новый посетитель ищет свободное место. Потом Финн улыбнулся — широко, неестественно — и уверенной походкой направился к столику Подкидыша. Он прошел между другими столами, не задев ни одного угла, его движения были беззвучными и плавными, движения хищника.
Но главное — не смотря на хороший грим и конспирацию, вор сходу узнал Подкидыша. И вот это, пожалуй, являлось самым поганым признаком грядущих проблем. Значит Финн знает, как нужно смотреть «правильно». И даже при всем его опыте, при всех его умениях, такому Финна могли только научить. Вопрос — где и кто?
Бывший вор остановился у стола, его тень накрыла Ваньку.
— Место свободно? — спросил он на безупречном немецком, но в интонации Подкидыш уловил едва заметный, знакомый до боли отзвук прошлого.
Глава 7
Я понимаю, насколько чертовски удолбался
После встречи с Подкидышем я еще около двух часов плутал по городу. Если не дольше. Вернулся в дом Книпперов ближе к вечеру. Рискованно ли было шататься по улицам с бумагами? Ясное дело! Но с архивом вообще все рискованно. Мне нужно было убедиться, не прицепился ли очередной «хвост». Тем более, что этих «хвостов» с каждым днем становится все больше и больше.
Подкидыш — слишком ценный экземпляр, чтоб рисковать им. И с точки зрения дружбы, и с точки зрения нашей работы в станк врага. Если кто-то видел нашу с ним встречу, я должен об этом знать. Чисто теоретически, конечно, все должно быть ровно, но убедиться все же не мешало.
В конце концов, наглядевшись на Берлин до одури, проверив «чистоту» своего следа, я отправился домой. Сырость и холод улиц сменились гнетущей, настороженной тишиной жилища фрау Книппер.
Я протиснулся внутрь, тихонечко закрыв дверь, и замер, прислушиваясь. Из глубины дома доносились приглушенные звуки радио — Марта была дома. Почему я понял, что это именно немка? Потому что Бернес уже нарисовался бы в холле. А вот фрау Книппер являть свой лик не спешила.
— Черт… Специально, что ли? — Буркнул я себе под нос, искренне желая Марте провалиться ко всем чертям.
То пропадает внезапно, то возвращается крайне не вовремя.
Я быстро, буквально перепрыгивая через несколько ступеней за раз, рванул на второй этаж. Мне срочно нужно было попасть в свою комнату, дабы спрятать архив. Не думаю, чтоб Марта кинулась меня обыскивать, но тем не менее, лучше не рисковать. У этой дамочки просто нюх на все, что ей интересно.
Оказавшись в комнате, я спрятал пачку бумаг в потайное отделение старого бюро, замаскированное под глухую заднюю стенку. Естественно, о создании тайника позаботился заранее. Еще в тот день, когда мы с Ванькой провернули «ограбление» банка.
Сердце все еще бешено колотилось, каждый шорох заставлял вздрагивать. Так и казалось, сейчас распахнется дверь и на пороге комнаты со злодейским смехом возникнет фрау Книппер.
Архив был теперь со мной, но легче от данного факта не стало. Наоборот, моя и без того прогрессирующая паранойя грозила обрести еще большие масштабы. По сути, бумаги — это бомба с часовым механизмом, которая может рвануть в любой момент. И если она рванет, то дай бог потом собрать себя по частям.
Не успел спрятать архив и перевести дух, как из холла раздался резкий, требовательный стук во входную дверь. Я вскочил с кровати, на которую только уселся, собираясь хотя бы пять минут насладиться тишиной и покоем, а затем с такой же скоростью, с которой бежал наверх, выскочил из спальни и рванул вниз.
Лучше будет, если гостей встречу сам, потому что хрен его знает, что это за гости. В свете последних событий ничего хорошего ждать не приходится.
— Кого там принесло⁈ Задолбали. Честное слово, просто задолбали. — Бубнил я на ходу, перепрыгивая ступени.
По идее, явился кто-то посторонний. Марта находится в доме, Бернес стучаться не стал
