И аз воздам - Андрей Готлибович Шопперт
Брехт скрючил палец и поник головой.
– Рад бы, господа адмиралы, да палец вывихнул, упражняясь на саблях. Я ещё раз прочту, а вы уж сами запишите.
Про училище для юнг поговорили вскользь, типа, чего говорить, Государь же вчера принял решение, что суворовским и чичаговским училищам быть, выйдет указ, вот тогда и думать будем, как лучше сей указ выполнить. Больше говорили про исследования Антарктиды, Ну в смысле, южных морей, Брехт адмиралов на эту тему сам специально навёл. Помнил, что как-то читал, что в наших школах детям говорят, что Антарктиду открыли Беллинсгаузен и Лазарев, а в Америке и Англии совсем другие фамилии называют. Вроде одновременно с нашими кораблями там ещё несколько экспедиций было, и даже в гости друг к другу на корабли поднимались, ром пивали. Так те товарищи опубликовали свои открытия, а наши постеснялись и приоритет об открытии Антарктиды русскими моряками объявил только Сталин аж в 1948 году, когда американцы хотели нас отлучить от исследовательской деятельности на шестом континенте. А двадцать с лишним открытых островов вообще не присоединили к империи.
Вот Брехт и пытался будущему морскому министру мысль внушить, что прямо хочется адмиралу Чичагову своё имя в анналы истории внести, как организатору хорошо оснащённой и продуманной экспедиции к южному материку с привлечением немецких учёных, чтобы потом никто не смог оспорить этот факт.
Когда прощались уже и на посошок пили, Брехт вспомнил песню Макаревича. Ну, где: «Я пью до дна за тех, кто в море, за тех, кого любит волна», этот кусок и прочитал, всю-то песню не вспомнил. Опять побежали за ручками, а пока писали Брехт и сам нескладушку сочинял для самого последнего тоста:
Мы кубки поднимем сегодня
За всех, кто от дома вдали
Ведёт по морям корабли!
И опять обнимашки и промокашки. Великий пиит пропадает.
Пришёл домой Брехт, всё же слегка пошатываясь. Коньяк, как ни странно, крепче шампанского. Но голова на следующий день не болела, и он собрал всех Ивашек и Сёму в каретнике у Зубова, чтобы те новостями поделись. Пока он пьянствовал, дезертиры и младший Ивашка установили плотное наблюдение за домом, в котором проживал камер-юнкер Константин Чарторыйский. Новости были.
– Вчерась домой приехали на карете красивой. Всё так же с ими два слуги с саблями. – Доложил младший Ивашка.
– Ну, и замечательно завтра пойдём на дело. Готовьтесь. Сегодня не пить. Спите. Чтобы вечером не зевать.
Брехт план не поменял. Выглядел он так. Как только карета с поляками заезжает в тоннель этот или подворотню, так они на своей карете перекрывают полякам путь к отступлению. Ваньша мелкий остаётся на козлах, а они вчетвером окружают карету поляков и тесаками дезертиры, привыкшие уже к этому оружию, а он кортиком адмиральским, отправляют Чарторыйских и их охранников в ад. Тесак – это почти меч. Общая длина семьсот миллиметров, длинна клинка пятьсот. Сейчас в армии им вооружены нижние чины сапёрных войск. Так и называется эта штука – «Тесак сапёрный солдатского образца 1797 года». Тяжеленная двухкилограммовая штука. Ширина лезвия почти десять сантиметров. Даже если тупым по башке стукнуть, то каюк однозначный, а острый голову просто на две половины располовинит. В Студенцах, выбирая оружие для дезертиров, именно на них Пётр Христианович и остановился. Практиковались Ивашки и Сёма – свиней забивая. С одного удара кабанчика отправляли этой штукой в их свинячий рай.
Для этого экса одежду опять взяли измайловскую. Толька Сёма, у которого она вся в крови пойдёт в красном английском мундире, он и остановит карету в этом тоннеле. Сразу видно, что это иностранец, у нас в таких мундирах на фрак похожих нет никого.
Событие двадцать четвёртое
Зачем каторжнику часы? Им и календаря хватит.
Никто два дня графа Витгенштейна не трогал, а он боялся из дома выйти, вдруг опять кому из сильных мира сего понадобится. Ситуация с английским послом была совсем непонятная. Тишина. За газетами Пётр Христианович людей посылал, но цензура видимо работала, про всё было, про виды на урожай, про смерть от «родовой горячки» сестры императора Александра в Вене, про премьеру в театре, про продажу домов и целых имений, а про убийство английского посла ни слова. Как и про польскую организацию «Великая Польша от моря до моря». Ну, те полторы тысячи наглов, что сейчас живут в столице, не могут не знать и шепчутся, скорее всего, но их шёпот в газетах не печатают.
Совсем стемнело, когда Брехт вывел свою банду на операцию возмездия, которой по привычке дал название. Вспомнил фильм «Зелёная карета», по нему и назвал. Это где Мерзликин играет. Карета у князя Чарторыйского красная. Вроде, дальтоники некоторые красный цвет с зелёным путают. Остановились возле следующего дома, Ваньку маленького посадили на козлы бдить, а сами за шторками сидели, поглядывали на улицу. Вчера карета князя от Зимнего дворца прибыла с братьями в десять вечера. Или около того, ручных часов нет ни у Брехта, ни, тем более, у Ивашки младшего, что вёл наблюдение за домом. Когда Чарторыйские скрылись в подъезде, Ванька прибежал и Петру Христиановичу доложил, тот и глянул на часы, что стояли в углу кабинета Валериана Зубова на комоде резном золочёном. Они показывали десять вечера, но сверять было не по чему, и потому могло быть и больше и меньше.
Время тянулось медленно, потом стало ещё медленней, рука сама собой пыталась вылезти к глазам, чтобы те посмотрели, сколько минут прошло. Нет часов. Наверное, уже, где во Франции или Швейцарии начали брегеты небольшие делать, а не луковицы огромные. Пока без стёкол, но делают. Изобрели же уже даже хронометры. Читал даже в газете Брехт, что в Москве, кажется, какая-то часовая фирма выпустила аж 70 часов в прошлом году. Нужно будет зайти в … ювелирный, должно быть, магазин, часы сейчас роскошь и их ювелиры делают. Туда давно нужно сходить и попытаться часть вещей, что досталась им, после ограбления ювелира в Москве преступным семейством, реализовать. Брехт чуть побаивался это делать. Не так много в России иностранцев владеющих ювелирными магазинами, могут узнать товар, а про то, что их товарища в Москве замочили, точно должны уже узнать. Потому, сильно и не спешил. Кроме того мысль одна пришла, как с помощью этой ювелирки улучшить позиции России на Кавказе и себе имя сделать. Но мысль пока была сырая – нужно всё взвесить. Да и попасть ещё на тот Кавказ надо, ни