Александр Абрамов - Ной и его сыновья
Вариантов действия видится немного. Всего три.
Остаться стоять на месте — раз. Бежать назад — два. Продолжить движение вперед — три.
Смотритель выбрал последний. Хоть он и самый безрассудный, но по степени смены событий, а стало быть, и непредсказуемости, обещает быть перспективным…
Шаг, другой…
Орки напряглись.
Но они же больше животные, чем люди… Стоит предположить, что у них еще имеется такой полезный атавизм, как чутье на жертву. Собаки всегда чувствуют, когда их боятся.
Слышат запах адреналина в крови?
Возможно.
Значит, его не должно там быть.
Смотритель вспомнил академические занятия по УПиКЭ — по управлению психикой и контролю эмоций. Один из любимых предметов вел старый, абсолютно лысый преподаватель, поговаривали, будто некогда он работал в разведке, на переднем крае. Уж кому-кому, а ему хорошо была известна цена не вовремя проявленных эмоций. Он учил подопечных подавлять в себе инстинктивные проявления базовых переживаний — страха, веселья, заинтересованности в чем-то или в ком-то… «Научитесь сгонять улыбку с лица, и организм сам нейтрализует эндорфины в крови», — говорил он.
Помнится, тест с собаками тоже был на зачете по УПиКЭ… Пройдет ли его Смотритель сейчас?
Он максимально собрался, ввел себя в «стабильное состояние» — исходное для работы над эмоциями, приказал себе не бояться.
Приказ — не бояться! Приказ!
И двинулся вперед по дороге — голова поднята, взгляд скользит по лицам орков, не останавливаясь: животные не терпят, когда им смотрят прямо в глаза, это сигнал к агрессии. Поравнявшись с ними, он услышал нестройное хоровое сопение: орки принюхивались к странному прохожему. Принюхивались и — ни шагу вперед. Как стояли, так и стояли…
От него не пахло страхом!
Не стать ли дрессировщиком орков?..
Хорошенько обдумать эту идею ему не удалось: знакомое «чух-чух», послышавшееся вдалеке, оттянуло все внимание на себя. Через минуту стал виден паровик Сима, буквально на всех парах летящий навстречу Смотрителю.
Он обернулся — орков не было.
6
Смотритель был благодарен Ною за молчание. Ни во время возвращения домой, ни дома, ни много дней спустя, когда страсти вокруг пропажи бестолкового Хранителя улеглись, он ни разу не поинтересовался, какая нелегкая понесла Гая — одного, с пустыми руками! — за город. Сказал только: «Я рад, что ты нашелся!» — и все. Больше — ни слова об этом. Еще одно подтверждение древнешумерской мудрости: не хочешь, чтобы тебя обманули, — не задавай вопросов. Твой интерес — твое личное дело. Захотят — скажут сами. Не захотят — ничего страшного, жил же без этой информации…
Окунувшись в знакомую рутину дней, наполненных в основном ударным трудом над суперпроектом Ноя да нечастыми вылазками на лесопилку за стройматериалами, Смотритель все реже и реже вспоминал беседу с Оракулом — будто старик какое-то заклятье на него наложил, чтобы поскорее стерлись из памяти все подробности их встречи. Со Смотрителем никогда такого не было, на забывчивость отродясь не жаловался. Да и сейчас из головы выветривалась только одна, отдельно взятая история, все же остальное, что узнал здесь и помнил ранее, по-прежнему крепко держалось в памяти. Этакий приступ странно выборочной амнезии: вот здесь еще помню… а вот тут уже не помню… а здесь снова помню.
Странно…
Вовремя уловив эту действительно странную тенденцию, Смотритель решил зафиксировать хотя бы те остатки воспоминаний, что еще не успели раствориться, Однажды ночью он надиктовал на свой терминал все, что смог вспомнить, стараясь не додумывать и не фантазировать — для объективности. Получилось общо и малоконкретное, но это все же лучше, чем ничего.
Такое «хирургическое» забывание Смотритель напрямую связал с тем странным энергетическим полем, которое он ощущал в зале Оракула…
(это он не успел забыть)…
наверняка старик, сильный паранорм, во время разговора кодировал своего собеседника на очистку памяти от этого эпизода — так, на всякий случай. А забывать было что. Одно сенсационное признание в том, что никакого Царя Небесного не существует, чего стоит!
Окончательно забыв весь кусок своей жизни после выступления Оракула на городской площади и до встречи с орками, Смотритель как-то прослушал запись на терминале. Удивился услышанному, посмотрел поясняющую пометку, в которой он сам себя предупреждал о возможном эффекте и убедительно писал, что все услышанное — чистая правда.
Понял, рассмеялся.
В конце пометки Смотритель из двухнедельного прошлого ввернул афоризм: «Склероз — отличная болезнь. Ничего не болит, и все время новости».
Итак, толика нового знания о допотопном мире, полученная в беседе с Оракулом, более-менее восстановилась.
Очень интересная толика…
Пригодится ли?
Работы по внутренней отделке корабля становилось все меньше и меньше. Ною, его сыновьям и Смотрителю уже приходилось придумывать себе занятия. Художественная резьба по брусьям, шлифовка и натирка до блеска металлических частей, многократное промазывание смолой и так уже хорошо промазанных соединений — все это для того, чтоб хоть чем-то себя занять во время регулярных и обязательных…
(Ной ввел сие в правило)…
визитов в пещеру.
Впрочем, сам Ной здраво видел, что правило становится самопальным, и однажды утром, когда все в очередной раз собрались перед заветной дверью, торжественно сказал:
— Сегодня мы туда не пойдем. Там работы больше нет. Вы все понимаете, да и я тоже, что наш труд завершен. Это непросто признать, помня, какую часть жизни мы на него потратили, но не признавать — глупо.
Он сделал паузу, оценивая произведенное впечатление.
Впечатление произвелось.
Сим гордо заулыбался.
Хам с облегчением вздохнул.
Иафет и Смотритель почти в один голос спросили;
— А что дальше делать будем?
— Я предполагал этот вопрос, — серьезно заявил Ной. — Будем копать.
— Копать? Зачем? — Хаму явно больше не хотелось заниматься физическим трудом.
— Копать, в смысле выкапывать? — осторожно полюбопытствовал Смотритель.
— В смысле, — подтвердил Ной. — Корабль должен увидеть свет. Иначе зачем мы его строили?
Молчание было ответом. Но другого Ною не требовалось.
— Вот то-то и оно, — удовлетворенно сказал он. — Не наш это вопрос, не нам его задавать и не нам на него отвечать. Так что будем копать. Лопаты в мастерской, тачки там же. Жду всех во дворе.
И пошел прочь.
Оставшиеся переглянулись: «не их» вопрос явственно светился в глазах каждого.
— Сколько же мы будем выкапывать эту махину? — с печалью в голосе спросил Хам.
— Сколько потребуется, столько и будем, — безнадежно объяснил Сим. — Пошли за инструментом.
Через некоторое время все они, вооруженные лопатами, кирками и тачками, стояли посередине двора и озадаченно наблюдали за хозяином, который ползал по земле с мерной веревочкой.
— Так… двенадцать шагов от этой стены… — бормотал он, — двадцать пять от той… здесь труба проходит, здесь нельзя…
Наконец, излазив и измерив весь двор, Ной, пыльный и довольный, топнул ногой:
— Начинать надо здесь. Он — точно подо мной.
Эта будничная фраза открыла многодневную эпопею Великого Копания — тяжелого, неквалифицированного труда, в результате которого у Смотрителя на руках появились мозоли, еще более укрепилась мускулатура, практически исчез подкожный жир, а аппетит и сон стали стабильными, как атомные часы…
(хотя в свете недавно узнанного это сравнение и некорректно)…
и все подтверждало вечную истину о том, что здоровый труд на свежем воздухе под давлением в две с половиной атмосферы благотворно влияет на организм. Он даже привык, если уместно так заметить, к этим проклятым двум с половиной…
Хорошую научную работу можно написать.
Кстати, о научной работе.
Оказалось, что рутинная деятельность, при правильном к ней подходе, стимулирует мыслительный процесс, распространяющийся в самых разнообразных направлениях, в частности, в том, которое касается рационализации этой самой деятельности и организации труда.
Совершая тысячный, наверно, рейс с тачкой от места уже довольно глубокого раскопа к паровику с прицепом, который увозил изъятый грунт за город, Смотритель вдруг ясно представил нечто, способное существенно облегчить и ускорить «добычу» корабля из-под земли и высвободить человеческие ресурсы, занятые малопродуктивным катанием тачек, чтоб они сгорели! В смысле, тачки чтоб сгорели…
Транспортер!
Да, простая, широкая лента, в местных условиях, сплетенная из листьев не пережившего Потоп, а посему неизвестного ботанике будущего растения…
(Смотритель не был в том уверен, поскольку считал себя в ботанике не докой)…
