Александр Афанасьев - Долгая дорога домой

Аллах свидетель, как эти люди ошибаются.

Как и в любом крупном торговом городе, в Джелалабаде были места, где хорошо расторговавшийся купец мог за свой бакшиш получить женскую ласку. Лучшим заведением считалось названное на арабский манер Дар-ас-саад[35], но были места и похуже. В таких заведениях обычно работали индуски – в британской Индии не было гаремов, а женщин имелось даже в избытке, учитывая постоянную войну на севере с британцами и убыль мужского населения из-за этой войны. Но были и афганки, потому что в Афганистане принято продавать вырастающих дочерей, конечно, для того, чтобы выдать замуж, но люди попадались разные, и куда попадали проданные, ведал один Аллах. В большинстве заведений работали вдовы – люди даже не второго, а третьего сорта в Афганистане.

Вот одна такая веселая вдовушка по имени Сорейя поздно ночью решила проведать охрану джелалабадского базара – это были постоянные ее клиенты. В отличие от подавляющего большинства своих товарок, что было весьма необычно для Афганистана, Сорейя работала одна, этим она походила на проституток в городах неверных. Она работала одна и даже без сутенера, а все вырученное забирала себе. На промысел она выходила один-два раза в неделю, всегда работала только с постоянными клиентами. В дневное же время она служила в одном из государственных учреждений, открытых принцем Акмалем, – и вообще вела образ жизни добропорядочной вдовы. Ну, а что касается ночи...

Если посмотреть на Сорейю, то приходится признать, что внешность ее была, скажем так, «на любителя», и в городах неверных у нее было бы совсем немного клиентуры. Но в Джелалабаде она имела оглушительный успех. Дело в том, что в Афганистане понятие «женской красоты» совершенно отличалось от аналогичного понятия в Российской империи или, скажем, – в САСШ. Если в странах неверных красотки чуть ли не морили себя голодом, пытаясь втиснуть свою фигуру в «девяносто-шестьдесят-девяносто», да заодно и от целлюлита избавиться, то в Афганистане подросших дочерей продавали... на вес! Считалось, что чем полнее женщина, тем она лучше, тем больше детей она сможет произвести на свет и выкормить, а целлюлит не имеет никакого значения. В целом, отношение афганцев к женской красоте мало отличалось от воззрений примитивных племен Африки и Азии. Сорейя при росте в сто шестьдесят пять сантиметров весила за сотню килограммов – поэтому с клиентами у нее было все в порядке.

Сорейя жила недалеко от базара, но все равно, прежде чем идти туда, предприняла меры предосторожности: надела глухую паранджу и обувь на низком каблуке. По ночному Джелалабаду ходить вообще опасно, а ходить женщине – тем более. Опять тут играло роль примитивное мировоззрение афганцев – если члены семьи женщины не ценят ее, отпуская в дорогу одну и ночью, значит, ее могут не ценить и другие мужчины. От таких мировоззрений феминистские организации пришли бы в неистовство – если бы они тут были...

Прячась в тени заборов, Сорейя добралась до рынка, потратив полчаса на дорогу, которая в светлое время суток заняла бы максимум десять минут. Вышла она к базару как раз недалеко от главных ворот.

Но клиентов не было. Шайтан, они что – пьяны, нажрались и где-то валяются?

Возмущенная Сорейя ждала примерно десять минут, прежде чем решилась подойти к забору и посмотреть, что там. Видела в темноте она плохо, поэтому держалась за забор. Перебирая пальцами по ограде, она сделала шаг, потом еще шаг – и тут что-то попалось ей под ноги, она не удержалась и грохнулась со всего размаха на землю. Упала она так, что искры из глаз посыпались, и еще ей показалось, что она вывихнула кисть.

Выругавшись по-мужски, она попыталась принять какое-то устойчивое положение и встала на четвереньки. Развернувшись неуклюже (сто с лишним килограммов все-таки мешали), она подползла к тому, что преградило ей путь, и...

И в следующую секунду окрестности джелалабадского рынка огласил такой визг, что дурно, наверное, стало и самому шайтану. Буквально взлетев на ноги, Сорейя с непостижимой для ее комплекции прыткостью бросилась бежать куда глаза глядят. Так она и пробежала опрометью чуть ли не километр – прежде чем выбежала прямиком на моторизованный патруль ночных гвардейцев.

Когда вспыхнувшие ослепительно ярким светом фары вооруженного пулеметом «Лендровера» пригвоздили ее к стене, Сорейя завопила и бросилась бежать в другую сторону. Однако на сей раз ей убежать не удалось – один из солдат патруля в два счета догнал ее, сбил с ног и парой хороших пинков привел в относительное чувство. Как я уже упоминал, приличные люди по ночным улицам Джелалабада не шлялись, а с неприличными так и следовало поступать.

– Муртаза, что там? – не вылезая из машины, крикнул командир.

– Не знаю. Какая-то шармута[36]...

– Шармута это хорошо. Берем ее с собой! – крикнул стоящий за спаренным «Виккерсом» на турели пулеметчик.

– Господин капитан, она говорит, что там кого-то убили! Не встает.

Капитан нахмурился – то, что казалось мелким недоразумением, перерастало во что-то большее. Придется все-таки выйти из машины.

– Али, посвети! – приказал он пулеметчику.

Принц Акмаль, снаряжая свое воинство, пожадничал на приборы ночного ви#дения в каждой машине – и вместо этого рядом с пулеметной турелью смонтировали мощный прожектор, запитанный от отдельного аккумулятора, стоящего в ногах у пулеметчика. Прожектор можно было включать и выключать по надобности, кроме того, при невысоком общем уровне подготовки афганского воинства прожектор выполнял роль прицела – пулеметные пули ложились примерно туда, куда он светил, просто и наглядно.

Прожектор высветил Муртазу, капитана – и ползающую перед ними бабу. Али, который был завербован совсем недавно из бедного племени и по причине невысокого чина не нашел тех, кто будет давать ему взятки за покровительство, и поэтому из-за недостатка денег ограничивал свои мужские потребности общением с бачами, от вида настоящей женщины, да еще и шармуты, судорожно сглотнул. Наверное, капитан сам не будет, побрезгует, но отдаст ее им, потому что шармута – она и есть шармута. В его жизни это будет первая женщина...

Капитан тем временем расстегнул кобуру, машинально хлопнул рукой по ствольной коробке автомата, проверяя, на месте ли он и как висит. Он служил в городе дольше, чем эти желторотые птенцы под его командой, и знал, насколько могут быть опасны ночные улицы Джелалабада. Шармута могла быть отвлекающим маневром для тех, кто зачем-то захотел рассчитаться с людьми принца Акмаля. Недавно люди принца совершили налет на большой склад, конфисковали много товара у торговцев, которые пытались утаить от принца часть прибыли – и за это потеряли все. Склад этот принадлежал людям из племени Африди, бо#льшая часть которого жила по ту сторону границы. Это были очень опасные люди, они поднимали восстания с той стороны границы, неспокойно было и с этой. У них имелось даже собственное оружейное производство[37]. Самое плохое то, что среди людей Африди были не только боевики племенного ополчения, но и настоящие террористы, умеющие проводить акции в густонаселенных городских районах – не раз и не два они взрывали полицейские участки и колонны в Пешаваре и даже в Равалпинди. На месте принца Акмаля капитан бы поостерегся бросать открытый вызов Африди и просто потребовал бы с них штраф. Но принц был на своем месте – за толстенным бетоном стен и оградами с датчиками движения, а капитан был на своем – на темной и опасной ночной джелалабадской улице.

Капитан, осторожно подойдя к шармуте, чуть пихнул ее ногой. Ему не нравилась паранджа – под ней легко спрятать оружие или того хуже – взрывчатку.

– Что ты говоришь, женщина?

– Убили! Убили! – провыла Сорейя, чуть не лишившаяся рассудка от страха.

– Кого убили? О чем ты говоришь, женщина! Я теряю терпение!

С этими словами капитан пнул шармуту ногой чуть сильнее.

– На базаре убили!

– Кого там убили? На каком базаре!?

– Убили! Убили!!!

Раздраженно капитан еще раз сунул шармуте ногой, понимая, что теряет время.

– Муртаза, грузи эту проклятую Аллахом тварь в машину. Поедем к рынку, там и разберемся. Султан, объяви тревогу, передай – куда мы следуем. Подозрение на убийство у рынка.

Малограмотный сорбоз[38] так и передал дословно – убийство у рынка. При этом не уточнил – у какого, а рынков было два. В результате – это сильно помогло русской ударной группе, распылив силы противника.

Бес хлопнул Араба по плечу – на месте, прикрываю. Араб двинулся вперед, наклонился над омерзительно воняющим телом Гульбеддин-хана. Распахнул халат сверху – и сдернул с шеи толстую золотую цепочку с ключами на ней. Больше она этому жирному уроду не понадобится.

Первоначально Араб выбрал неверное направление – сунулся туда, откуда вышел Гульбеддин-хан. Оказалось, что это подсобное помещение, заставленное мешками, коробками, ящиками с бутылками – там же был угол с ножом и перекладиной с мясными крюками, чтобы вешать туши. Омерзительно воняло, вся стена в том углу была забрызгана кровью.