Иван Кузмичев - Поступь Империи. Бремя Власти
В свои пятьдесят лет он знал толк не только в кровавых игрищах, именуемых одним словом — война, но и понимал как сии победы достаются. Немногие из современных генералов это осознают. Недаром сам Евгений всегда готовится к будущей войне, а не к прошедшей, вот только жаль, что император Священной Римской Империи не всегда это понимает, как впрочем и Военное Министерство. Одна отрада у полководца — подобные взгляды присущи не только римлянам, они словно дурная болезнь затронули всех.
Однако воюя против русских принц Савойский отметил не только отличную выучку полков противника, но и новые тактические построения, включающие в себя взаимодействие полевой артиллерии и пехоты не на уровне: батарея — армия, а куда меньшим, орудие — рота. И это открытие стало едва ли не самым главным за всю войну против России!
Евгений как и любой умный человек отлично осознавал каких трудов стоит 'свести' разные рода войск в единый кулак, да не абы как, а чтоб добиться нужного результата. Русскому царю, присвоившему титул императора, титанический труд удался, о чем полководец искренне сожалел. И все же присутствие духа он не терял — по-прежнему у него под рукой куда более грозные силы, чем у царя!
И вот сейчас, когда полки построены, солнце ярко освещает путь к лагерю противника, Евгений Савойский чувствовал душевный подъем, который бывает лишь в тот день, когда ветреная Удача не может исчезнуть, да и жизнь не может просто взять и оборваться!
Евгений всегда ценил и оберегал своих солдат, нередко ел с ними сытную простую кашу из одного котла, а в бытность молодым полковником часто сражался плечом к плечу. И сейчас он чувствовал как в душе поднимается веселая волна ярости, требующая выхода. Полководец подал коня вперед, легким движением руки отдав охранникам приказ остаться на месте, сам же занял место перед полками и развернулся к ним лицом…
Тысячи взоров внимательно следили за седовласым полководцем с тяжелым мрачным взглядом на челе. Люди ждали. И Евгений набрав побольше воздуха громогласно воскликнул:
— Потомки великих римлян! Станем против врагов с непоколебимой твердостью, храбростью и мужеством! Покажем им силу наших рук; покажем как воюют настоящие мужчины. Втопчем в грязь их знамена, уничтожим любого посмевшего противиться воле императора! Они всего лишь северные дикари, забывшие свое место, так давайте возьмем свое по праву сильного!!
На мгновение Евгению показалось, что его речь не тронула черствые души солдат. И ему стало страшно. Ведь если с таким настроем идти в бой, то гибель неминуема…
— А-ааа!! — внезапно заорали тысячи луженных глоток. Звуковая волна прокатилась по всему войску, то нарастая, то утихая.
Кричали все: рядовые, капралы, капитаны и даже генералы. Каждый воин союзного войска поддался душевному порыву и выпустил из клетки условностей своего Зверя!
'Это наша победа', - мелькнула у Евгения радостная мысль. Его клинок взмыл к небу, будто серая молния и тут же устремился к горизонту.
Полки тронулись!
Тяжелая поступь под барабанный бой, громкая емкая ругань сержантов — все это слилось в монотонный гул. Грозный сам по себе, ласкающий слух любого полководца. Совсем скоро этот гул принесет смерть и ужас врагу. Уж в этом Евгений не сомневался.
Колонны тронулась с места под мерный однообразный барабанный бой. По три в ряду они слегка искривились. По мере преодоления начали постепенно расходиться, оставляя между собой как можно большее расстояние: русская артиллерия то не спала, то и дело прилетали клятые бомбы и если попадали, выкашивали за раз десятка два, а то и три солдат!
Вся кавалерия выступила чуть позже, так чтобы атаковать на заданных направлениях одновременно с пехотой. Благо, что теперь редутов у врага почти не осталось, а те что есть, возьмут на себя линейные части.
Взрывы редких бомб, крики раненных солдат, попавших под раздачу и сизый дым на далеких холмах — битва продолжается!
* * *Корпус Русских витязей.
— На позицию! — генерал-майор Митюха на гнедом жеребце, с которым не расставался вот уже третий год, проскакал вдоль замерших шеренг витязей.
Батальоны корпуса разбились на роты и витязи без понуканий командиров заняли свои места в строю, в заранее выбранной формации: в шахматном порядке глубиной в три шеренги. Причем каждый витязь стоит друг от друга на расстоянии не меньшем чем в пять шагов. Получается, что полк в трехшереножном строю вместо сотни саженей в длину занял все триста. А чуть впереди всего корпуса приготовились к бою мортирщики.
Враг преодолел больше половины пути, еще минут пять и к обстрелу колон присоединятся все имеющиеся орудия. И Прохор готов был отдать собственную саблю за то чтоб задумка государя удалась. Даром что ли саперы всю ночь в три погибели минировали пустыри на флангах. Для них в плане Генштаба отвели особую роль, в которой сыграет и полевая артиллерия.
Армия противника смотрелась пестро и аляповато, не было в ней русской слаженности, однако людишек у них было не в пример больше. И ведь они не трусоватые османы и уж тем более не дикие восточные степняки. Если бы в рядах врага были одни лишь поляки да саксонцы с датчанами генералы Алексея даже не сомневались бы в победе, но черно-белые мундиры имперцев уже доказали, что закат их воинской славы еще не наступил.
Прохор внимательно следил за противником через подзорную трубу — это хитрое приспособление имеется у каждого военачальника от полковника и выше, а уж пользы приносит столько, что и говорить о ней кощунственно. Хотя и вестовых труба заменить не в силах.
Вон идут побитые не раз саксонцы, непонятно почему гордые, рядом с ними шествуют наверное последние псы войны этой эпохи: матерые, дисциплинированные воины, но увы обходящиеся любой стороне в кругленькую сумму. Чуть левее от наемников маршируют поляки — одетые кто во что горазд, некоторые с ржавыми клинками и даже самодельными копьями, переделанными из сельхозинвентаря: убогое зрелище. Впрочем чего еще ожидать от страны в которой вот уже больше полувека нет нормального правления. Ярким пятном на фоне всех остальных смотрелись имперцы и… что самое удивительное два полка датчан, до этого так толком себя нигде не проявивших, хотя в атаках участвовавших.
Момент истины близок. Впервые за долгое время Митюха чувствовал что волнуется, сердце билось так, что в ушах стоял легкий звон, щеки покраснели, будто на морозе и в довершении всего в голову лезли всякие глупости: об учебе, императрице и конечно же о Петровке.
Сколько бы это состояние продолжалось неизвестно, но стоило чуткому уху генерал-майора уловить в дали гортанные рванные команды офицеров противника как он моментально очнулся.
— Всем ждать приказа. Первый выстрел по команде, остальные по готовности. Вопросы? Отлично раз нет, а теперь по местам!
Шесть майоров, все рослые, прошедшие не один десяток боев и сражений, козырнули приложив правую ладонь к темно-синей кепи, развернули коней рысью направились к своим батальонам. В общем можно было их вовсе не инструктировать, но Прохор привык к точности, и хотя доверял братьям как себе, отойти от единожды введенных правил не мог — Устав не позволял.
Когда-то эта в меру холмистая равнина была зелена, на ее просторах цвели сотни чудных созданий Матушки-Природы, но сейчас от нее не осталось ничего, даже малые рощицы и те исчезли под топорами людей, будто бы специально решивших извести все живое на своем пути.
Все вытоптали до такой степени, что за идущим войском поднимается целое облако пыли. Откуда только оно взялось, не степь же! Ан нет, глаза Прохора не подводят, и в самом деле — пыльная завеса.
Между тем невооруженным глазом уже видны лица солдат, марширующих в первых рядах. Выражения у большей части как у смертников, влекомых парой палачей на эшафот, но есть и такие, кто светиться жаждой убийства, но их очень мало, да и то по больше части в отрядах наемников.
— Горнисты — орудиям бой!
Трое бойцов поднесли к губам искривленные трубы и выдали два коротких и один длинный гудка. Несколько секунд спустя все колпаки корпуса Русских витязей начали пальбу.
На сей раз стреляли кубышками, оставив немногие бомбы в резерве, которого за последнее время итак осталось до безобразия мало.
Ду-дух! Ду-дух! Двенадцати фунтовые орудия выплевывали смертельные гостинцы один за другим. Конусообразные снаряды ударяясь о землю взрывались, и частенько, как замечал не только Прохор — начинка не доставала противника, хотя и того что было, врагу хватало.
'Вот бы кубышки взрывались в сажени над землей или даже в метре, вот бы тогда вражины поплясали, а затем и умылись кровавыми слезами!' — думал генерал.
Впрочем он как и многие другие командиры еще не знал, что в Петровке над этой проблемой думают едва ли не так же усердно как и все артиллеристы русской армии.
