Первый инженер императора – I - Александр Вольт
Алексей Петрович хмыкнул, поднимаясь со своего места.
— Встань, — скомандовал он.
Я поднялся на ноги.
— В центр комнаты.
Отступив на несколько шагов вправо, я оказался прямо там, куда указал царь не до конца понимая, что происходит.
Комнату заполнил шелестяще-звенящий звук.
«Так клинок покидает ножны, — услужливо подсказал мне мозг».
И вправду. Сердце на секунду екнуло внутри, когда я увидел острие клинка, находящееся в миллиметре от горла.
Монарх стоял в шаге от меня, вытянув правую руку, в которой держал острый полуторный меч. Отполированное и идеально заточенное лезвие блестело в лунном свете, пробивающемся через стекло окна. Прекрасная и мастерски выполненная работа.
Инкрустированная рукоятка, с гардой, на которой был выгравирован семейный герб, а сам эфес заканчивался навершием в виде круга, в котором был крест с небольшим изумрудом.
— На колено, — снова сказал монарх.
Мне казалось, что я нахожусь в каком-то фильме. Абсурдность ситуации и навалившаяся усталость сводили с ума.
Я встал на одно колено, подобно рыцарю, что служил своего королю многие годы, а Алексей Петрович подошел ко мне ближе. Он плавно опустил меч плашмя мне на плечо.
— Безземельный и безродный Александр Иванович Кулибин. Я, царь государства Новгородского, Алексей Петрович Долгоруков торжественно объявляю тебе помилование, — он пронес лезвие над головой и опустил на второе плечо. — А также, за проявленное мужество, за защиту города Великого Новгорода от осады войска Романовичей, за пресечение осады и предотвращение множества смертей…
Кровь в ушах стучала так, что я едва слышал речь монарха, но при этом четко отдавал себе отчет в происходящем. Одна часть меня спрашивала: почему? Вторая ей отвечала: все логично и закономерно.
Алексей Петрович снова перекинул лезвие меча на правое плечо.
— Я дарую тебе титул барона.
Глава 8
8
Легко ли это было? Хотелось бы мне ответить утвердительно. Но я бы солгал самому себе, ведь легко не было и в помине. Только теперь я начинал осознавать, что мой шанс распрощаться с жизнью на крепостной стене был куда выше, чем я полагал изначально.
Теория вероятностей утверждала, что подобный исход близок к нулю, но все же ему никак не равнялся. И вот, когда царь Романович извлек из-за пазухи скомканный белый флаг — меня будто молнией пронзило. Эта картинка вспыхнула в моем воображении, как искра в кромешной тьме.
«Он в любом случае намеревался начать переговоры, — промелькнула мысль. — Это была подготовка к затяжной осаде. Они собирались измором взять город, дабы вынудить Алексея Петровича к диалогу по прошествии долгого времени. И, судя по наличию осадных лестниц, они бы даже предприняли штурм».
Но наличие белого полотнища у Романовича свидетельствовало, что он тоже предусмотрел все наперед. Именно поэтому легко не было. В этом мире было столько непредсказуемых переменных в каждом деле, что все мои теоретические просчеты могли стать фатальными в любой момент.
Я глубоко вдохнул, отгоняя беспокойные мысли. Совсем не о том сейчас стоит думать.
— Кроме того, согласно нашему Кодексу, тебе вместе с титулом жалуется поместье в Хмарском, что в двух часах езды к северу от города. Когда-то там жила иная баронская семья, что занималась тонкой обработкой металла. Гравировка, инкрустация, роспись — ты понимаешь, о чем я. Но незадолго до кончины императора, они чем-то прогневили его и уехали далеко-далеко на восток.
— Нелёгкая судьба им выпала, — равнодушно отозвался я.
Бессмысленно сейчас негодовать на покойного императора за его решения. С тем же успехом можно выйти и бороться с ветряными мельницами, если заняться больше нечем, а у меня планов было невпроворот.
— Да нет, — возразил монарх, убирая клинок в ножны и возвращаясь к столу. Куда он подевал меч, который так лихо выхватил, я и не заметил. — Просто в один момент им надоело молчать, и они воспротивились Указу. За что и были сосланы, — он демонстративно постучал пальцем по виску. — Есть время, когда надо молчать, и есть время, когда нужно говорить. Старший Поклонский перепутал час молчания. Но бог с ним и с его семьей, надеюсь, у них всё благополучно.
Поднявшись с колен, не дожидаясь разрешения, я опустился на стул. Я не стал возражать монарху, что совершенно не согласен с тем, что есть время для молчания. Если что-то не устраивает, то лучше говорить об этом. Это не призыв к бунту или революции, нет. Это говорит об умении вести диалог — важнейшем человеческом навыке.
Но тут же мелькнула и другая мысль: монарх — политик. Его главная задача всегда говорить, когда это нужно и слушать, когда говорят другие. Об искусстве политических интриг я ничего не знал. Поэтому, возможно, что в его случае иногда молчание действительно было золотом.
— Завтра утром я проведу церемонию твоего титулования и передам людей в твое подчинение. С этого дня, Александр Иванович Кулибин, ты — первый и главный инженер государства.
Тени от люстры за спиной царя причудливо плясали по стенам. За окном уже отчётливо виднелась бледная луна, тянущаяся к своему зениту. Лицо монарха выражало усталость, а слипающиеся веки и красные белки глаз подсказывали, что он вот-вот потеряет сознание — только успей подложить ему подушку.
— Ваше Величество, — спокойно обратился я. — Если у вас нет ко мне больше вопросов…
Он распахнул глаза, явно отгоняя накатившую сонливость и провел рукой по лицу.
— Да, час уже поздний, — произнес он. — Я отдам приказ, чтобы тебя проводили домой.
От одной только мысли, что меня снова будет сопровождать этот назойливый паж-гонец, меня пробрала дрожь. Клянусь богом или другой высшей силой, устроившей весь этот кавардак в мире, если я проведу с ним еще хоть одну минуту — я его прикончу.
— Не стоит, Алексей Петрович, — вежливо отказался я, поднимаясь со своего места. — Тут недалеко. Пусть ночь темна и полна ужасов, но я справлюсь, — я одарил монарха теплой улыбкой, убеждая, что ничего страшного не случится. — Да и в конце концов, разве не царский патруль каждую ночь ходит по улицам и кричит: «Двенадцать часов ночи и всё спокойно!»?
Царь усмехнулся, скрестив руки на груди. Тень веселой ухмылки проскользнула по его лицу.
— Надо будет отдать приказ, чтобы они прекратили это.
— На всё ваша воля, Алексей Петрович, —