Побег из волчьей пасти - Greko
Он сделал знак старому барду, который развлекал гостей. Тот затянул свою песню, подыгрывая себе на дудке. Слова перевел нам Натан.
Мы будем отважны в военной борьбе,
Мы будем счастливы рискнуть жизнью.
Смерть или свобода — вот наш зов!
Победи день или благородно умри!
Бьется ли здесь сердце предателя,
Обманываемое коварным московским искусством?
Который свою страну за золото бы продал?
Пусть умрет или бездетным живет!
Слушай! О, слушай! Орудия ревут!
Враг встречает врага, умирать, чтобы больше не расстаться.
Вы, рабы, бойтесь взгляда свободных людей,
Победа наша! — Вперед! Вперед!
Гости одобрительно зашумели. Спенсер изобразил восхищение. Записал в блокнот вольный перевод Натана. Спросил:
— Князь, ведь в песне, что радует твой слух, звучит призыв к борьбе с русскими…
— Жизнь не песня, уважаемый хакким. Если бы я взялся петь, я бы добавил такие слова: не верьте чужим посулам! Мед в сладких речах обычно скрывает горечь обмана.
— Так это и есть русское коварство!
— А инглезы? Вы — добрые духи, что прилетели из-за моря?
— Мы же готовы вам помогать!
— Точно нам? Или вы стравливаете нас со своим врагом? Чтобы потом пировать на наших костях? — сказал Джамбулат и мигом превратился из сотрапезника, пирующего в кругу приятелей, в того, кем был на самом деле — в грозного вождя, чье слово — закон.
Разговор стремительно перешел из приятной застольной беседы в такой обмен репликами, когда рука сама собой опускается на рукоять кинжала. Я незаметно коснулся Эдмонда, призывая его не спорить.
— Я уже сказал свое слово на совете. Если ты вождь, думать надо о своем народе, а не о войне. Полвека воюем с русскими — где надежда? Так и истратим себя понапрасну. Ни к чему нас подзуживать!
— Господин! — решил я вмешаться. — Мы же гости. К чему угрозы?
Джамбулат обратился ко мне по-турецки:
— Что ты делаешь рядом с инглезом, урум? Твои сородичи живут вместе с нами в горах, говорят на нашем языке. Рядом живут армяне-черкесогаи. Мы все — одна семья. Наш дом — Кавказ. Нам и решать свою судьбу. А не разным заезжим… Скажи этому инглезу, что он — гость и ему ничего не угрожает. Даже будь между нами кровная вражда! Но другим из его племени сюда хода не будет! Так я решил!
Эдмонд выслушал перевод, не дрогнув ни один мускулом. Спокойно принял новость. Лишь вечером, когда возвращались в кунацкую, зло бросил:
— На Кавказе никто своей смертью не умирает!
На утро Спенсер снова был бодр и весел. Снова всех расспрашивал об обычаях, традициях, верованиях, способах лечения болезней. Вспомнив о своем пациенте, он позвал меня и Натана проведать Бейзруко.
Юный князь выздоравливал в отдельном домике. Около его дверей собрались товарищи и громко распевали песни. У входа стояла чашка с яйцом и водой. Ей нужно было побрызгать пол, прежде чем пересекать порог.
— Песнями и водой отгоняют злых духов, чтобы не повредили князю, — пояснил Натан. — Они очень суеверны.
Эдмонд с моей помощью поменял повязку.
— Каждый день меняйте. По-моему, у тебя, князь, все отлично. Молодой организм победит. Через две-три недели сядешь на коня!
Бейзруко принялся благодарить.
— Славный аул у твоего дяди! И дом полон сокровищ!
— Темиргой — самый богатый род в Черкесии! — гордо ответил князь.
— Богатство порождает зависть!
— Кто посмеет нам угрожать? — засмеялся князь.
— Что скажешь насчет Засса? — хитро прищурился Спенсер. — Его жадности нет предела. О ней уже песни скоро сложат!
— Не все так просто, уважаемый хакким. Генерал на белом коне — на таком он ездит — у вождей в почёте.
— Как может такой жестокосердный тип вызывать уважение?
— Достойный противник не может не вызывать уважения у людей войны. Его ранили в битве у аула. Наши старейшины поехали к нему в лагерь поблагодарить за славный бой и осведомиться о его здоровье.
— Они сумасшедшие! — повернулся ко мне Спенсер, сделав знак Натану не переводить его слова.
— Старейшины предупредили его, чтобы он ждал ответного набега.
— И что же он ответил?
— Сказал, чтобы подождали, пока нога заживет! Чтобы лично сразиться!
— Черт побери! Просто сказание о рыцарях Круглого стола!
Бейзруко не понял, но суть слова «рыцари» уловил и согласно кивнул.
— Говорят, он аул разорил, чтобы серебром Берзегов завладеть, — продолжил свои хитрые расспросы Спенсер. — А отару на переправе утопил. Или доложил, что утопил, а часть припрятал. Как-то это не по-рыцарски? Мог он так сделать?
— Засс себе на уме, но что с боя взято — то свято! Нет урона чести! Потому дядя с ним ладит. Через два дня поедет к нему со своим узденем в Екатеринодар на встречу. Там объяснятся. Немного неловко вышло, что мы русских постреляли на своей земле.
Бейзруко хмыкнул так, что сразу стало ясно: ему нисколько не стыдно.
Он попросил нас принять от него в дар новые черкески взамен убитых в хлам старых. Не белые, а темно-серые, с роскошными газырями, расшитыми руками его незамужних сестер. Вместо деревянных пеналов нас ждали металлические, с серебряными крышечками, которые крепились тонкими цепочками к специальному значку. Дорогая и статусная вещь — видно с первого взгляда. Княжеский дар!
… Утром мы выехали из аула. Люди князя-кунака ждали нас на реке Абин, напротив Екатеринодара около места ее впадения в Кубань. Туда вела единственная дорога по черкесскому берегу этой великой водной артерии, пока еще разделявшей два противостоящих мира. Настоящий фронтир!
То, что это так, было ясно, стоило взглянуть на правый берег. На каждом высоком холме стоял караул с пушкой. Смотровые вышки не пустовали, казаки несли дозорную службу, не филоня. Вдоль берега разъезжали конные патрули. По-иному нельзя. Партии абреков могли скрываться в камышах и поджидать момента, чтобы переправиться для набега на станицу. А там дети и женщины! Свои семьи!
В камышах водились не только абреки. Дикой водоплавающей птицы там было немерено. И кабанов…
Нас сопровождал Молчун. Спенсер с удовольствием его расспрашивал об особенностях местной охоты и повадках зверя. Джанхот отвечал нехотя, хотя было видно, что к охоте он относился с огромным энтузиазмом.
Заночевать решили не в армянском ауле, как раньше планировали, а разбить лагерь чуть в стороне от дороги. Спенсер все-таки
