Рейд в опасную зону. Том 2 - Мэт Купцов
Колесников, впрочем, не унимается.
— Света, ты нас с Гусевым совсем не жалеешь. Кормить так вкусно — это же пытка, понимаешь? Мы из-за тебя из формы скоро вырастем.
— Ну так вон на складе, где получаешь, выбери форму побольше себе. А мне что — только спасибо скажете, я и довольна.
— Света, — говорит Гусев, — Ты Беркуту налей чаю покрепче. У нас Беркут такой — пока на нём шкура держится, он к врачу не пойдёт.
— Верно, — поддерживает Сашка, — Беркут только в крайнем случае обращается. Но сейчас — именно такой случай. Не хватало еще, чтобы инфекция попала в рану. Надоело уже конечности тут терять. Давай, уж, товарищ капитан, навести медсанчасть. А то я уже начинаю нервничать.
Светлана с беспокойством смотрит на меня.
— Ты, Беркут, всё же в медсанчасть сходи.
Я поднимаюсь с места, понимая, что сопротивляться бесполезно. Да и что-то меня начинает развозить чуток. Шутки Колесникова, разговоры, чай — всё это смазывается, будто фотография, потерявшая резкость.
Шагаю за дверь, оставляя позади тепло и свет столовой, чувствуя, как вечерний воздух обжигает кожу прохладой.
Иду по базе, повсюду слышны голоса, сегодня после боя никто никого не строит.
В медсанчасти тихо.
Меня встречает молоденькая медсестра. Похоже, прибыла на место убывшей в другую воинскую часть — Леночки.
Мне не до знакомств. Плечо ноет. Но несмотря на это, не могу не отметить, что девчонка, что надо.
— Проходите в кабинет, товарищ капитан, — с легкой улыбкой говорит она. — Я Клава. Новая хирургическая медсестра. — А вас как зовут?
— Беркут, — сухо бросаю я.
Клава. Молодая, светловолосая. Глаза — как два синих горных озера, в которых, кажется, отражается солнце. Она поправляет халат на тонкой талии, кивает мне.
— Проходите, товарищ Беркут. Сейчас доктор придет, вас осмотрит. Давайте я помогу вам снять рубашку.
Тянет ко мне руки. Резко отодвигаю ее от себя. И начинаю сам раздеваться до пояса.
Клава смотрит на меня, не отрываясь.
— Какое атлетический торс. У вас все десантники такие красавцы?
Ничего не отвечаю. Хмуро смотрю на нее исподлобья.
Молоденькая, светловолосая, с густыми косами, уложенными в строгий пучок, но это не делает её старше. Глаза — васильки, яркие, с искрами какого-то едва уловимого озорства, что сразу притягивает. На ней белоснежный халат, чуть великоватый, рукава закатаны до локтей.
Через пару минут в кабинете появляется хирург.
Меня сажают на старый деревянный стул. Хирург, пожилой, с лицом, где каждый морщинка как боевой шрам, деловито подкатывает столик с инструментами.
— Ну, товарищ капитан, придётся потерпеть, — говорит он сухо. — Обезболивающего нет, всё на фронт ушло.
— Терпел раньше, потерплю и сейчас, — отрезаю я, чувствуя, как мышцы напрягаются ещё до того, как он касается раны.
Он направляет свет лампы прямо на меня. Внимательно рассматривает рану.
— Не смертельно. Будем вытаскивать осколок прямо здесь, вон он торчит, — кивает на плечо.
Рука доктора уверенная — он быстро обрабатывает рану. Клава мгновенно становится серьезной. В воздухе пахнет спиртом, йодом и немного потом. Когда скальпель касается кожи, я не моргаю, но мышцы сжимаются сами собой.
Клава подаёт ему пинцет и стерильные материалы, а сама встаёт рядом. Замечаю её взгляд — сосредоточенный, но с лёгкой тенью улыбки.
— Держитесь крепче, — шутливо бросает она. — Мы вас тут не бросим.
Когда хирург начинает вытаскивать осколок, я стискиваю зубы так, что челюсть трещит. Боль едкая, жгучая, словно кто-то железом выжигает рану. Смотрю прямо перед собой, но уголком глаза вижу, как Клава то и дело скользит взглядом по моему лицу.
— Вы настоящий герой! — произносит она почти шёпотом, когда хирург, наконец, справляется с осколком и принимается обрабатывать рану.
— Герой? — хриплю я, пытаясь отвлечься от боли. — Это вы героям хвалебные песни поёте, пока они на стуле корчатся?
Она смеётся звонко, но мягко.
Её руки лёгкие и аккуратные. Когда она накладывает повязку, мне даже кажется, что боль немного утихает. Но я уже знаю, что это не бинты. Это её особенная лёгкость.
Клава тем временем суетится рядом. Что-то мурлычет о том, как хорошо держусь.
А глаза её…
Да, она смотрит прямо на меня. Улыбается уголками губ, но взгляд выдаёт — ей не просто интересно, я нравлюсь ей.
В этот момент широко распахивается дверь.
В кабинет врывается Маша Озерова.
Её щеки пылают, глаза метают молнии. Она замирает, увидев, как Клава склонилась надо мной.
— Ты что, уже здесь хозяйка? — выпаливает Маша, сверля Клаву взглядом.
Клава не смущается ни на секунду.
— А вы, простите, кто? Пациент или просто зритель?
— Я — подруга, — Маша делает шаг вперёд, скрестив руки на груди. — Если ты думаешь, что можешь всех тут очаровать, то это зря.
Клава выпрямляется и смотрит на Машу с холодным вызовом.
— У нас тут медсанчасть, не танцы на клубной вечеринке. Если у вас вопросы к товарищу капитану, дождитесь за дверью.
— Ах вот как! — Маша бросает взгляд на меня, в котором читается — «А ты что, молчишь?»
А я молча наблюдаю.
Потом делаю то, что даже сам от себя не ожидал — усмехаюсь.
— Клава права, Маша. Здесь хирургический кабинет. Почти стерильный.
Но Маша застыла, как статуя, и не покидает кабинет. Походу собирается превращать его в поле боя.
Клава смотрит на меня спокойно.
— Вот так, товарищ капитан. Мы с вами, кажется, начинаем понимать друг друга.
Я хочу по-мужски помочь Клаве. Но получается так себе.
— Маша, мы всё уже с тобой обсудили, — ровно говорю я, намекая на наш последний разговор, что отношений у нас с ней не будет.
Она, словно не слышит меня,
Я оборачиваюсь к Клаве.
— Спасибо, вам, Клава. Вы настоящий профессионал.
— Беркут, пожалуйста, обращайся ко мне на «ты», — мягко улыбается она.
— Хорошо, Клава, приду в следующий раз на перевязку, буду обращаться на «ты».
Её щеки розовеют, а Маша только сильнее стискивает кулаки.
Ну, начинается! Что за…?
Доктор быстро покидает кабинет, я выхожу вслед за ним в коридор.
И сразу натыкаюсь на Колесникова и Гусева. Они стоят, подпирая стену, явно в предвкушении.
— Ну ты, Беркут, дал жару, — Сашка подмигивает. — Одна туда, другая сюда. Ты точно не командир гарема?
— А что
