«Крот» - Павел Барчук
Вадик охренел повторно. А вот я уже нет. Потому что Комарова сказала единственное мало-мальски подходящее объяснение. И все.
— Ну… Хорошо… Давай обсудим сначала, а потом приму решение. — Белобрысый снова достал пачку из кармана и потянулся за спичками.
Глава 11
В которой мы совещаемся и приходим к решению, которое мне кажется сомнительным
Кто бы мог подумать, что я, взрослый, успешный человек, а в моем понимании прошлая жизнь была очень даже ничего, после своей собственной смерти буду сидеть в каком-то затрапезном дачном домике в обществе внучки чекиста, которая своими закидонами даст фору многим мужикам, и агента ЦРУ, который своей рожей даст фору многим бабам.
Этакая встреча двух противоборствующих сторон ради интересов третьей стороны в моем лице. Впрочем, насчет лица тоже факт интересный. Нелегальный агент…В прошлой жизни это словосочетание звучало бы для меня как Дед Мороз. То есть, вроде на слуху, но очень маловероятно встретить. Я, между прочим, даже в детстве о подобной ерунде не мечтал. Агенты, разведки, шпионские игры — чушь. Меня вообще это не прельщало. Космонавтом стать тоже желания не было. Я сразу представлял себя в ментовке.
Причем столь удивительная компания, я, Комарова и Белобрысый, на полном серьезе в данный момент занималась обсуждением вопроса:«Как избежать убийства Фиделя Кастро и при этом не пострадать самим?» То, что слова «убийство» и «Кастро» стоят в одном предложении, вызывало у меня настойчивое желание выпить чего-нибудь покрепче. Это не говоря о том, что единственный человек с фамилией Кастро, встречу с которым я допускал раньше, — мексиканская актриса. Она на протяжении до хрена скольки серий богатела и плакала. Но уж никак не легендарный команданте.
С трудом представляю развитие событий, в котором от моей руки погибает столь одиозный товарищ. Ну, точно говорю. Не зря мне такое сравнение в голову пришло. То же самое, что убить Деда Мороза. Уничтожить легенду. И конечно, оставался насущный вопрос моей безопасности. А вернее ее отсутствия. Совершенно нет желания сдохнуть повторно.
Нет, благодаря специфике моей работы, прошлой работы, конечно, я всякое видел. Со всякими людьми пересекался. Скажем прямо, каждый из них не был образцом добродетели. Там — из десяти смертных грехов имеется полный набор, плюс парочка нарушенных заповедей сверху. Но вот уж точно не думал, что когда-нибудь мне самому придётся рассуждать об убийстве вслух, применительно к моей же персоне. И все это еще, до кучи, случится в 1972 году. Настоящий я еще даже хрен родился.
Вот скажи кто это мне в лицо, я бы, не сомневаясь, записал такого шутника либо в психи, либо…в психи. Другого варианта тут не дано. А поди ж ты, сижу. Разговариваю. Ищу варианты, как сохранить жизнь исторической личности. И домик имеется, и црушник, и внучка чекиста.
— В чем моя выгода? В чем мой интерес? Не могу понять, почему вы решили, что я соглашусь?
Эти вопросы Марков повторил уже несколько раз. Я пришел к выводу, что его мало волновало, кто кого замочит. Хоть все и всех. Либо никто и никого. Гораздо сильнее Белобрысого беспокоило собственное благополучие. Это, конечно, логично и вполне ожидаемо. Но не настолько же откровенно. А как же долг перед хозяевами, которые напрягались, Вадимку склоняли на сторону Зла? Принципы там всякие. Не знаю. Кодекс шпиона. Хрен его знает, чем еще руководствуются специалисты подобного профиля.
Блондин был слишком настойчив в этой торговле интересами, вызывая тем самым сильное подозрение о своем происхождении.
Он так активно торговался и выкручивал нам с Комаровой образные яйца, что прибить его хотелось все больше. И вовсе не образно. А еще, не будь Вадимка чистым блондином с голубыми глазами, я бы точно уверился, что он родом откуда-нибудь из Одессы. Просто у меня полное ощущение, что я нахожусь где-то на Привозе и мне нужно впарить дотошному покупателю товар. Как в старом анекдоте.
— Ваша рыба свежая?
— Конечно. Если вы сделаете ей искусственное дыхание, она поплывет.
Именно этот пример передавал в полной мере смысл нашей беседы. Желание Вадима получить из данной ситуации максимальную выгоду, напоминало мне одного клиента из прошлой жизни — Соломона Борисовича. Это был единственный случай в моей адвокатской практике, после которого я зарёкся брать в работу подобных личностей. Никого не хочу обидеть, но в процессе сотрудничества меня не покидало ощущение, что я где-то что-то потерял. Причём, не по своему желанию.
Каждая наша встреча заканчивалась тем, что я расставался с человеком, теоретически зависящим от меня, в полной уверенности, будто на самом деле, все совершенно наоборот. И при этом я ещё должен денег заплатить. Не он мне за работу. А я ему. За огромное количество житейских мудростей, которыми Соломон Борисович фонтанировал во все стороны, словно известная композиция ВДНХ — «Дружба народов».
Когда я попытался объяснить Соломону Борисовичу, что не в его ситуации пытаться надурить не только систему налогообложения и закон Российской Федерации, но и меня, потому как на данный момент я — единственный его друг и соратник, он совершенно искренне ответил.
— И что Вы жалуетесь, Максим? Вам просто не встречался, к примеру, на жизненном пути мой дядя Лёва. Вот он обладал таким даром убеждения, что ему в долг давали даже банкоматы. Дядя Лёва был далеко не идиёт. А я, так, — безобидный старый еврей, с которого что-то хотят урвать. Прекратите волноваться, Максим. Берегите нервы. Ибо ничто не бесит так в жизни, как всё. В теле взрослого человека семьдесят пять километров нервов. Мотать не перемотать. А нам с Вами еще надо разобраться с этим ворьём. Вы же понимаете, что там…– Соломон Борисович в этот момент поднимал указательный палец и многозначительно тыкал им вверх, — Там одно ворье, Максим. Правительство — это такие люди, которые берут наши деньги, часть оставляют себе, а на остальные создают нам проблемы. Таки что было бы с моими нервами, если бы я так же нервничал, как Вы.
Вот Белобрысый до ужаса напоминал мне Соломона Борисовича. Тем, что в ситуации, где практически решалась судьба нескольких государств, не побоюсь этого слова, он упорно требовал объяснить и показать ему личную выгоду.
— Смотри, если я убью Фиделя, как того хочет наше с тобой начальство, то молодец будешь точно не ты. Потому что твоей заслуги в этом нет. Молодец буду я. Возможно, посмертно, но все равно. Лично тебе от этого ни холодно, ни жарко. Уверен, даже факт моей смерти в результате выполненного задания тебя вряд ли порадует. Потому что смерть будет громкая и героическая. Естественно, с точки зрения ЦРУ. — Я сделал паузу, уставившись Белобрысому в глаза. Хотел видеть, как он реагирует на мои слова. — А теперь давай посмотрим иначе. Если ты, конкретно ты и никто другой, сможешь представить хозяевам тот самый список. За которым они долго охотятся. Как думаешь, кто будет в этом случае героем? Ну, да, Куба по-прежнему останется в числе друзей Советского союза, однако, тебе это вообще никак не навредит. Да и твоей будущей Родине тоже. Я так понимаю, главный стимул для тебя — переезд в райскую страну.
Слово «райская» я постарался сказать без иронии. Просто сейчас, в 1972 году, для многих граждан Америка — страна за «железным занавесом». Они многого об этой «сладкой» жизни не знают. Потом, когда железный занавес падёт окончательно, на смену отсутствующей информации придет слишком большое ее количество. И опять же эта информация будет слишком приторной. Мол, так там хорошо и чудесно, что держите меня семеро, бегу со всех ног.
И только гораздо позже народ прочухает, что американская мечта — огромный мыльный пузырь. Большой, красивый, но пустой внутри. В реальности — огромная куча серьёзных проблем: экономических, политических, демографических. Их хваленая политкорректность и толерантность в определенный момент дойдут до абсурда. Особенно в отношении, например, темнокожих. Рабство — это плохо, не вопрос. Но когда систему переворачивают в прямо противоположную сторону — тоже хрень выходит. Ну, было, да. Теперь — нет. Ни черта. Белые обязательно должны до скончания веков кланяться и просить прощения. Что-то не помню такого же отношения от американцев к индейцам. Они их вообще неплохо так сократили в количестве. Загнали в резервации. Забрали территории.
