«Крот» - Павел Барчук
К тому же, годам к семнадцати, Семён заметил ещё одну удивительную вещь. Оказалось, что он сильно любил женщин. А женщины отвечали ему взаимностью и не менее сильно любили его. Особенно светлые локоны и голубые глаза. Сёма мог убедительно забраться в сердце любой особы, независимо от возраста, нравственных убеждений и вероисповедания. Кстати, по заверениям Фирмы Залкинда это тоже досталось Сёме в наследство от деда, которого обожали барышни и дамы их города.
Неизвестно, к чему привела бы Сёму вся эта наука. Тем более, что ремеслом он овладел в совершенстве. А еще в совершенстве он научился врать. Бабушка Фира узнала правду слишком поздно, чтоб изменить ситуацию. Семен Хейфец стал на тот момент достаточно известным в определённых кругах человеком, несмотря на относительно юный возраст.
Но судьба вновь сделала кульбит, перевернув все с ног на голову. В Одессе совершенно неожиданно появился тот самый парень, родственник матери. Был он, конечно, уже вполне взрослым мужчиной. Выглядел солидным, серьёзным. С этой встречи и началась совсем другая история жизни Семена Хейфец.
Глава 10
В которой мы пытаемся договориться
— То есть Вы договорились с ним встретиться на даче Ведерникова? Серьёзно? Что-то с фантазией у Вас не очень, гражданка Комарова. Сдается мне, Вы способны на большее.
Я с покосился на Александру Сергеевну, поражаясь ее наглости. То есть, она Вадику помогла сбежать, а потом велела ему явиться туда, куда изначально он и должен был попасть по моей задумке. Действительно, зачем ломать голову, если все предельно просто. Креативом прет со всех щелей.
— Ну, Вы же сами говорили, вариант исключительно подходящий. Тихо, спокойно, да и атмосфера соответствующая. Берёзки, кладбище и все такое…
Комарова сидела рядом со мной, на пассажирском месте. Невозмутимая и спокойная, как танк. Мы мчали в сторону дачного посёлка. Словно долбаные Бонни и Клайд. Сравнение, конечно, такое себе. Ни я, ни она банков не грабим, но почему-то в голову пришло именно это.
— Давно ли Вы стали слушать, что я говорю? Обычно у Вас свое видение ситуации. Принципиально отличающееся от моего. Да и решение проблем крайне радикальное. В чем не единожды нам приходилось убедиться.
Комарова хмуро посмотрела на меня, но от комментариев воздержалась. Хоть на том спасибо. Потому как я был немного раздражен. Нервировало то, что не могу понять, какие мысли бродят в голове этой женщины. Она явно задумала очередную аферу. Вообще, конечно, родиться бы Александре Сергеевне лет на двадцать позже, сдаётся мне, она стала бы первой в России женщиной-авторитетом. Точно говорю. С ее неумным энтузиазмом и отношением к жизни 90-е самое подходящее время. Этакая Тереза Мендоса российского разлива. Повернул голову, окинул Комарову взглядом, представил ее в малиновом пиджаке, с барсеткой под мышкой, как она собирает «дань» с барыг, и против воли тихо засмеялся. Картина просто была слишком уж сюрреалистичная.
— Что такое, Максим Сергеевич? Находите во всей ситуации нечто смешное? — Она недовольно поджала губы.
— Ни в коем разе. Это — нервное. Знаете ли, представить не мог, что судьба сведет меня со столь неординарной особой, как Вы.
— Почему не могли? — Комарова прищурилась, видимо, выискивая в моем лице что-то интересное. Уж не знаю, что именно она хотела увидеть. Оно, это лицо, совершенно не изменилось. — Сами же говорили, столько лет занимались моим делом. Думаю, Вам обо мне известно больше, чем кому-либо.
Я мысленно отвесил себе подзатыльник. Слишком часто говорю то, что говорить точно не следует. Забываюсь. Впрочем, Александра Сергеевна тоже та еще штучка. Все время хватается за малейшую оплошность или оговорку с моей стороны. Как питбуль, который ждет шанса вцепится в горло жертве.
— Это к тому, Александра Сергеевна, что Вы оказались при близком знакомстве весьма интересной личностью. Гораздо более интересное, чем мне казалось сначала.
— Ммммм…Ясно. — Комарова скривилась, будто от кислого лимона, и отвернулась к окну. Наверное, мои слова вовсе не показались ей комплиментом.
До дачного участка мы ехали молча. Александра Сергеевна думала о своём, а я, естественно, о своем. С удовольствием разделил бы мысли Комаровой, но она упорно не говорит все до конца. Хоть убей, не желает внучка Ершова довериться своему потенциальному спасителю. Впрочем, что уж скрывать, на данном этапе операции:«Выберись из жопы» скорее спасает она меня, чем я ее. Честно говоря, данный факт, наверное, сильнее всего и нервирует. Не привык я полагаться на постороннего человека. Тем более, на женщину. Тем более, на такую, как сидящая рядом особа. Мне кажется, даже самка Богомола, которая мочит партнёра после спаривания, отнеслась бы к Комаровой с уважением. Потому что Комарова пошла дальше. Она мочит сразу, до спаривания.
Когда мы подъехали к дачному посёлку, я решил не светиться по главной улице и свернул к лесополосе. Домики остались чуть в стороне, а к участку Ведерникова мы подобрались со стороны кладбища. Не то, чтоб эта конспирация могла сейчас что-то радикально решить, но подумал, мало ли. Честно говоря, не уверен, кому я доверяю меньше всего, Вадиму или Комаровой. Может, они вообще в сговоре и решили, пользуясь моментом, оприходовать Максима Сергеевича.
Комарова в очередной раз покосилась в мою сторону, усмехнулась, но снова промолчала. Наверное, поняла, что наши с ней отношения — далеко не лучший образец искренности и откровенности.
Мы вышли из машины. Я покрутил головой. Вокруг было удивительно тихо. Даже странно. Вроде бы дачный сезон в разгаре. Хотя, в принципе, сейчас рабочие дни, и не у всех они проходят так весело, как у меня. Может, в этом дело. Впрочем, если говорить честно, скептический взгляд Комаровой был весьма уместен. Я ещё на всякий случай бегло оценил обстановку. Конечно, сильно ситуацию это не изменит, но все же. Задолбался уже от сюрпризов.
— Все? Можем идти? — Александра Сергеевна небрежно повела плечом. Мол, ты, Максимка, мне не доверяешь, но я сделаю вид, будто не заметила этого.
Я молча обошёл Комарову и направился к калитке, которая вела на участок со стороны кладбища. Вообще, конечно, интересный выбор для отдыха. Не особо верю во всю эту мистику, но… кладбище? Хотя теперь уж и не знаю наверняка, во что именно нужно верить. Впрочем, как в бородатом анекдоте. Зато –соседи спокойные.
На участке тоже стояла гробовая тишина. Интересный, конечно, каламбур, получается. Гробовая… Или мысли мне лезут такие из-за всей ситуации вцелом.
Когда мы уже подошли к ступенькам, ведущим в дом, дверь резко распахнулась и на пороге обозначился Белобрысый. Замер, уставившись на нас. Я как бы тоже притормозил. Не переть же дуро́м, когда на пути человек.
Почти минуту мы смотрели друг на друга молча. Вид, конечно, у Белобрысого был немного потрёпанный. Такое чувство, что ночевал он здесь, в этом доме. По крайней мере, одежда на нем та же, что и вчера. Потом Вадик крутанулся на месте и скрылся за дверью. Все это по-прежнему без единого слова.
— Видимо, нам намекают, что можно войти. — Пробормотал я себе под нос.
— Знаете, Максим Сергеевич, иногда сильно хочется Вам сказать, что чувство юмора у Вас…
Комарова не договорив фразу, отодвинула меня с дороги и поднялась по узким ступенькам в дом.
— Ох ты ж…посмотрите на нее. Чувство юмора ей мое не нравится. — Высказался я Александре Сергеевне в спину. — Мне, может, тоже до хрена чего не нравится. Кто бы об этом переживал…
Стоять одному посреди дачного участка было, как минимум глупо. Поэтому я двинулся вслед за своей спутницей.
Вадим сидел в маленькой кухне на табурете. Перед ним, на столе, стояла раскуроченная консервная банка из-под кильки в томатном соусе, которую неаккуратно открыли ножом. Килька отсутствовала. Ее, видимо, уже употребили в пищу. Зато в банке лежало до хрена окурков. Я так понимаю, судя по количеству выкуренных сигарет, Вадик всю ночь нервничал, думал и переживал. Ну…ладно. Мне бы хотелось, чтоб он всю ночь нервничал.
— Здравствуй. — Комарова прошла в кухню, остановилась возле маленького окна, поморщилась, а потом щелкнула замком, открывая раму. — Дышать нечем.
Пояснила она, видимо, нам обоим. Хотя, зачем говорить об очевидных вещах. Думаю, мы оба в состоянии
