Я Распутин. Книга четвертая - Алексей Викторович Вязовский
— Фердинанд попытался сместить премьера Данева и министра обороны генерала Фичева и назначить вместо них известных германофилов Радославова и генерала Жекова, но этому воспротивились военные, в первую очередь генералы Дмитриев, Кутинчев и…
У меня от всех этих радковых-жижковых голова пошла кругом, я замахал руками и попросил дальше обрисовать обстановку без подробностей.
— Если кратко, то Фердинанда принудили отречься в пользу девятнадцатилетнего великого князя Бориса, при коем создается Военный совет.
Похоже, надо заняться укреплением нашего южного фланга. Там постоянно творился эпичный балканский бардак — то скопом били турок, то потом перегрызлись и скопом били Болгарию, то румыны вдруг решали вступить в Антанту и к чертовой матери проваливали фронт, отчего русской армии лихорадочно приходилось искать лишний миллион бойцов, чтобы заткнуть дыру… Нет, Болгарию из союза выпускать нельзя. А для этого надо форсировать избиение турок. Вот, черт, еще работы привалило!
Глава 8
И надо бы эту работу свалить на кого другого. А у нас даже военного министра нет! Пока там будут выбирать подходящую кандидатуру, да чтобы устроила все группировки, Думу, императора и ты ды — бог весть чего на фронте произойти может. Вот я и поехал с этими мыслями к Столыпину.
Хорошо быть королем, как говорили в одном смешном фильме. Во всяком случае, к премьеру меня допустили почти сразу, без лишних проволочек. Петр Аркадьевич выглядел всклокоченным, похоже, за последние недели он сбросил килограмм пять. Неудивительно при такой плотности событий и нервотрепке.
— Только быстро, Григорий, — сразу отсек он, — времени совсем нет.
— Больше задач надо на подчиненных перекладывать.
— Так провалят же, на кого перекладывать?
— А если не перекладывать, то и они не научатся, и себя заездите. Я вот Ольге Борисовне нажалуюсь, как вы тут себя в гроб вгоняете.
Столыпин скривился, как лимон съел и отмахнул рукой, прервав лекцию о научной организации труда:
— С чем пришел, говори.
— Военный министр нужен.
— А то я без тебя не знаю! — чуть не засмеялся премьер. — Да только все в разные стороны тащут, кто Сухомлинова, кто Редигера вспоминает, кто Вернандера…
— Палицына.
— Да ты с ума сошел, все на дыбы встанут, “креатура Распутина!”
— Кре чего?
Я сделал наивные глаза.
— Ставленник значит.
— А, это пусть крякают. Янжула тоже моим ставленником считают, да и про вас поговаривают. Так что грехом больше, грехом меньше — отмолю. Но сейчас только Федор Федорович может сразу войти в дела, без раскачки. А там как фронты устоятся, уже и спокойно выбрать можно будет.
Задребезжал телефон, Столыпин рыкнул в трубку “Занят, позже” и задумчиво подвигал по столу бумаги, открыл и закрыл крышку чернильницы, потребил перья в стаканчике…
— Сам такое предложение не внесу, но против не буду.
Ну и то хлеб. Устал Петр Аркадьевич от интриг, да закулисной возни — вот и сдался быстро.
Я задумался. Что же, коли такого предложения нельзя внести ни премьеру, ни мне, у нас есть главнокомандующий, значит, остается челночная дипломатия и дорога мне опять в Царское Село.
Несмотря на то, что гвардейские части в почти полном составе отбыли на фронты, город куда больше был похож на военный лагерь, чем прежде. Усиленные блок-посты со шлагбаумами на въезде, достраивается забор вокруг Фермского парка, автомобили с генералами и офицерами так и шныряют туда-сюда… Даже конные патрули организовали. Вся движуха концентрировалась в недавно законченном Федоровском городке, точнее, вокруг Ратной палаты, где вместо музея русских войск развернули Ставку. А что, Главкому удобно — пять минут пешком и на рабочем месте. Я же, пока туда добрался, прошел три проверки, но все быстро, видно, что рутина отработана.
На остроконечной башне Ставки возились солдатики — не иначе, ставили антенну радиостанции, в ворота мою машину не пропустили, велели оставить снаружи. Николай оторвался от высокой стратегии (если честно, то за него всю работу Ставки тянул генерал Алексеев) и снизошел до разговора, во время которого выкурил четыре или пять папирос, невзирая на присутствие Алексея, хорошо хоть дымил в форточку. Алешка очень любил все военные дела и носил чекмень с погонами, газыри и даже кавказский кинжал — по полному праву, как верховный атаман всех казачьих войск. Насчет кинжала, я правда, сомневался — Аликс ни за что бы не разрешила сыну таскать острый предмет, так что или декоративный, или накрепко припаянный к рукоятке.
Николай меня выслушал, но не проникся, и тоже, как у Столыпина, главный аргумент был “ставленник Распутина”.
— Государь, так у меня хорошие отношения со многими людьми, что же, они все мои ставленники? — развел я руками. — Рабочие отношения, ничего больше. А коли каждое лыко в строку, то и Туркестанов, и Гучков, и Янжул — мои ставленники.
— И Корнилов, и Милюков, и Зубатов… — добавил император — Нет, даже не проси!
Ладно, не получилось в лоб, значит что? Правильно, “нормальные герои — всегда идут в обход”. Я поймал Демчинского — велел идти к Аликс, капать на мозги царице.
— Потом — пущай кого хотят, а сейчас нужон Палицын! — втолковывал я фавориту — Того и гляди фронт развалится!
Это я уже пугал. Демчинский — к бабке не ходи — растреплет все по дворцу, а мне только того и надо.
— Это у вас такое видение было, Григорий Ефимович? — Николай угодливо заглянул мне в глаза
— Не твово ума дело — оборвал я фаворита — Иди к царице!
Потом велел слуге найти младшего Распутина. Пропихнуть Палицына в министры можно было только совместными усилиями. Пока Дмитрия искали, успел пообедать и даже сходить в домовую церковь — поставить свечку за успех мероприятия.
— Чего звали, батюшка? — Дмитрий был обряжен в военную гимнастерку, сапоги. Только сейчас я заметил, как сильно вытянулся, возмужал. Растут дети-то…
— Ты с Алексеем приятельствуюшь, учишься вместе — я взял Дмитрия за затылок, приблизил к себе — Иди сейчас же час к царевичу, жалуйся — мол, тятенка розг дал, зол был сильно.
— За что же мне розг?! — удивился Распутин-младший
— И царевич спросит. Ты скажи, что зло срывал. Алексей спросит, за что зло. А ты скажи — мол, в Думе никак военного министра не утвердят — все от страха в штаны наложили, мол войну проиграть можем.
— А мы можем? — Дмитрий аж рот открыл
— Очень даже. Так что дуй к Алексию, обхаживай его. Говори, что у тяти есть хороший человечек на примете, но нужно шепнуть Его величеству. Справишься?
— Само собой!
У сына аж глаза