Негритюд в багровых тонах (СИ) - Птица Алексей

Лицо раса стало строже и бледнее, он отрывисто отдал команду, а потом, молитвенно сложив руки перед собою, запел на амхарском языке псалом. Его подхватили многие воины, обратив своё лицо к солнцу, этому чуду, дарующему жизнь всему живому на земле.

Воины, не имевшие чести быть амхарцами, тоже запели на своих языках боевые гимны, отдавая богу войны свои жизни и свои души, даруя ему себя, в обмен на победу. Громкое песнопение на миг приостановило битву. Даже само солнце, казалось, осветило своим благостным светом воинов, идущих на смерть, просящих только одного — победы!

Взревели длинные трубы, провозглашая сигнал атаки.

— Аааааа, — пролетело над притихшими людьми.

Амхара! Тиграй! Банда! Мамба! Мамбаааа… Мамбаааа! — прокатилось от одного склона горы к другому.

— Мамбаааа…, ревели молодые и суровые воины, Мамбаааа…, ревели те, кто только вступил в войско, и те, кто прошёл с Мамбой от одной, никому не известной убогой деревеньки, выросшей в город Баграм, до Буганды.

— Мамба… ревели те, кто верил в победу!

— Мамба… ревели и те, кто в победу не верил, но они ревели и бежали вперёд, пристёгивая на ходу к своим винтовкам штыки, делая последний выстрел в наступлении. Штыковая атака, это то, чему их научили русские и сам Мамба, это то, что ломало все боевые порядки тех, кто попадался на их пути. То, чему они научились лучше всего.

Почти всё войско раса сейчас бежало по склону, изредка стреляя в наступавших снизу сипаев. У каждого сзади болтался широкий тесак, заменявший воину и нож, и лопатку, и саблю. Атака разогнавшихся со склона воинов была устрашающе ужасна. Не обращая внимания на потери, они бежали вперёд, практически не стреляя, подавляя врага своей верой и бесстрашием.

Не снижая бешеной скорости, они вломились в наступающие порядки, и пошли в рукопашную, орудуя штыками, стреляя в упор из винтовок и рубясь своими тесаками. Сипаи не были настолько мотивированными, сражаясь за своих хозяев. Многие из них проклинали Африку, страдая от множества болезней, которые подхватили здесь, из-за резкой смены часовых поясов, климата, который был и схож с индийским и, в то же время, отличался.

Не было у них причин сражаться насмерть, и они побежали обратно, не выдержав самоубийственной атаки мамбовцев. Английские пулемётчики, которыми были, в основном, белые капралы, не смогли остановить контрнаступление. Их расстреливали и кололи, убивая на месте.

Мамбовцы рвались вперёд, не считаясь с потерями, охваченные одним общим порывом, и несли с собою разгром английских войск, смешавшись вместе с бежавшими сипаями. Английская артиллерия пыталась огнём прямой наводкой остановить наступление, но, наученные Мамбой, воины разбегались в стороны, перемещаясь редкими цепями, а то и перебежками, стремительно сокращая расстояние между ними и орудиями.

В перебежках они старались расстрелять орудийную прислугу, а также пулемётные расчёты, периодически залегая там, где не могли взять позиции сходу. Но сражение было ещё в полном разгаре. Чаша весов победы качалась из стороны в сторону, не успевая за быстро меняющимися событиями и мельчайшими изменениями, определяющими расклад битвы.

В это время, гуркхи уверенно теснили воинов катикиро, даже, несмотря на то, что воины раса обратили в бегство сипаев, изрядно облегчив жизнь катикиро.

Гуркхи были профессиональными воинами, а не наспех собранным ополчением. Науку побеждать им преподавали лучшие английские офицеры, а терпеть тяготы и лишения военной службы их учили с детства. Это были отличные стрелки, прославившиеся своей меткостью, прекрасно разбирающиеся в огнестрельном оружии, относящиеся к нему с должным трепетом, в отличие от большинства негров.

Это, естественно, сказалось и на ходе сражения. В результате большей подготовки и организации, гуркхи, постепенно выбивали ружейным огнём воинов катикиро, редко вступая в рукопашные схватки, постепенно оттесняя их, прочь от почти победивших сотен раса Алулы. Наконец, это им полностью удалось, и, оставив меньшую часть солдат для прикрытия тыла, они бросились на фланг войска раса.

Казалось, положение было катастрофическим, но его спас рас Алула, так до конца и не доверявший катикиро. Он не мог, конечно, предвидеть фланговую атаку гуркхов, но, по наитию, смог подстраховаться от неё и от предательства катикиро самым кардинальным способом, что и сказалось на итоге всей битвы.

И в самый разгар атаки, по рядам разогнавшихся гуркхов ударили три, спрятанные между скал, пулемёта. Пули железным дождём обрушились на атакующих, опрокидывая их наземь и впиваясь в тела свинцовыми смертельными пчёлами.

Люди падали, прятались, стреляли в ответ. Но, огонь в упор сминал их тела, поражая насмерть. Немногие смогли продолжить атаку, никто так и не смог добежать до пулемётов. Гуркхи залегли. Защёлкали винтовочные выстрелы, стремясь попасть в пулемётчиков.

Те, в ответ, продолжали стрелять, щедро полосуя очередями каменистую землю и обдавая пылью залёгших солдат. Атака захлебнулась, но и воины раса и катикиро не могли победить гуркхов. Трещали со всех сторон сухие винтовочные выстрелы, выбивая солдат с обеих сторон. Полосовали землю пулемётные выстрелы, гремели разрывы снарядов. Чаща весов победы, наклонившись в сторону войск раса Алулы, снова вернулась в исходное положение, непрерывно качаясь и отмеривая мгновения беды или победы.

Бригадир Джон Конвайл спешно собирал вокруг себя бежавших солдат и, наконец, повёл в бой свой последний резерв. Мамбовцы сражались уже среди орудий, когда их атаковал резерв бригадира. Завязалась рукопашная схватка, силы были равны. Необходим был небольшой камешек, чтобы обрушить лавину.

Катикиро собрал отступавших воинов, оборонявшихся от наседавшего отряда гуркхов. Он видел, что сражение зависло в своей конечной фазе, но у него осталось слишком мало сил. Воины раса сражались в английском лагере, не в силах окончательно переломить ситуацию, а потом были в очередной раз контратакованы.

Гуркхи наседали на его солдат и на тыл раса Алулы, и только пулемёты ещё сдерживали их напор. Рас Алула, оценив критический момент, лично поднялся к батареям мортир.

Ни слова не говоря, он стал лично разворачивать одну из мортир в сторону залёгших гуркхов. Все остальные бросились делать то же самое. Прогремев бомбой, вложенной в короткий ствол, мортира выстрелила, подвергнув опасности разрыва барабанные перепонки полководца.

Поднявшись в зенит, фугасная бомба рухнула вниз, разорвавшись на земле, вздымая кучу земли и столб дыма.

— Перелёт, — меланхолично проорал наводчик.

— Бах, бах, бах! Перелёт, недолёт, сильно вправо.

Довернув мортиры и уменьшив угол подъёма ствола, снова прогремел выстрел.

— Перелёт, попадание, попадание! Ещё раз, проведя коррекцию, артиллеристы начали обстреливать позиции залёгших гуркхов.

Всё поле боя превратилось в слоёный пирог, состоящий из воинов, позиционно перемешавшихся между собой. Воины катикиро, гуркхи, воины раса Алулы, сипаи.

Командир гуркхов, майор Айзек Гринсби, командовавший всем пятитысячным корпусом, не стал ждать, пока все его люди будут перемолоты бомбами. В условиях непрерывного обстрела, он принял единственно верное решение и, забрав всех бойцов, воевавших с воинами катикиро, бросил их в атаку на пулемёты, попутно подняв в бой и большую часть корпуса, залёгшего под пулемётным огнём.

Непрерывно стреляя, оставшиеся в живых гуркхи, бросились в самоубийственную атаку и, убив расчёт одного из пулемётов, взяли в штыки два других пулемёта. Здесь их встретили последние две сотни резерва раса.

Выхватив свои знаменитые кукри, гуркхи кинулись в рукопашный бой. Началась дикая свалка. Поскальзываясь в крови, обильно окропившей щебень каменистой почвы, люди рубили друг друга тесаками, мечами и длинными изогнутыми ножами. Кололи штыками, стреляли в упор из карабинов и винтовок.

Последние две сотни раса были лучшими и состояли из старых воинов. И они не отступили, героически умирая, спасая жизни своим товарищам, оказавшимся в ловушке. Многие были вооружены револьверами, что изрядно помогало в рукопашной схватке. Они смогли выиграть драгоценные мгновенья, но почти все погибли.