Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — король

— Ваше высочество? — спросил он.

Глава 12

Я нетерпеливо выдернул у него карту из рук, расстелил на столе. Альбрехт и Макс тут же прижали уголки пальцами, а я всмотрелся в очертания Сакранта.

— Та-а-ак... положение не самое лучшее, заметили?.. На западе Мордант, на востоке Алемандрия, с королем которой, Конрадом, я сталкивался, когда он вторгся в соседнее королевство Галли, где правил благочестивый Арнольд... Редкостная сволочь, хотя по нынешним меркам просто отважный и нетерпеливый король, что постоянно пытается мечом расширить пределы своего королевства... Если мы уйдем, а Мунтвиг не объявится, то Конрад нападет на Сакрант...

Норберт сказал осторожно:

— Ваше величество, вы предлагаете...

— Пока ничего не предлагаю, — ответил я, — но оставить часть войск для защиты Сакранта придется. Здесь зона наших интересов! И как-никак я здесь принц короны, единственный и уже провозглашенный королем Леопольдом наследник. На юге Сакрант граничит с Ирамом и Пекландом, те тоже не подарки...

Норберт вздохнул, Макс сказал с боевой готовностью:

— Понятно, оставим корпус наших войск...

— Еще один направим в Бриттию, — продолжил я и повел пальцем по карте, отыскивая эту самую Бриттию.

Норберт вздохнул, спросил безнадежным голосом:

— Что, и там зона наших интересов?

— Еще какая, — ответил я,— Ах да, вы не знаете еще, но будете смеяться, однако я еще и принц-регент королевства Бриттия!.. Вот так-то. И правлю ею до тех пор, пока не подрастет младший сын умершего короля.

Норберт пробормотал:

— Смеяться или рыдать?

Альбрехт спросил живо:

— А сколько мальчишке лет?

— Семь, — ответил я.

Он радостно охнул.

— Это же всех там обобрать можно!

— Можно, — согласился я, — но зачем обирать своих?

— Ваше высочество? — спросил он.

— Мы останемся и в Бриттии, — сообщил я. — Для выполнения наших гуманных и гуманистичных планов потребуется обширное жизненное пространство. С едиными законами, свободной торговлей, обменом трудовыми ресурсами и накопленными навыками.

Он оглянулся на двери, покосился на обомлевших соратников и спросил таинственным шепотом:

— И единой властью?

— Неофициально, — ответил я. — Нельзя наступать на гордость всяким королям и вождям племен. Потому да, Бриттия...

Норберт и Макс снова промолчали, Альбрехт спросил осторожно:

— Тогда Варт Генц... тем более?

— Там сложнее, — признался я. — Сейчас в Варт Генце лютует гражданская война за трон. Многие поверили, что Мунтвиг нас всех уничтожил, и сочли клятвы, данные нам, потерявшими силу. Конечно, за это поплатятся. Не за нарушение клятв, основание вроде бы есть, а за недоверие!

— Это да, — сказал Норберт сурово, — это оскорбление! А любое оскорбление лучше всего смывается кровью.

Я остановил его жестом.

— Мы должны больше думать не о мести. Создатель против того, чтобы мстили лично. Он сам достаточно мстительный, если заявил, чтобы мщение оставили ему, и только ему.

— А о чем мы должны думать? — спросил Альбрехт при одобряющем молчании Норберта и Макса.

— Должны мыслить глобально, — изрек я веско. — Ладно, поговорим потом. В главном зале уже все собрались, слышу, как вздрагивают стены, о которые чешутся спинами. Идите, присмотрите за порядком. Я приду чуть позже. Окончательный инструктаж будет после приема.

— И после пира?

— Отбуду после приема, — сказал я. — На пиру поприсутствую мысленно. И сердцем, что всегда с вами.

Они отсалютовали и вышли, а я разложил на столе карту региона. Границы королевств проходят по рекам и болотам, из-за чего такие причудливые, что я бы точно провел демаркацию границ, если бы там не жили своенравные и гордые лорды в достаточно неприступных замках.

Ситуация с отношением к Маркусу гораздо хуже, чем я думал. По наивности полагал, что священники всюду проповедуют о Багровой Звезде как о карающем мече Господа, потому, дескать, нужно принять со всем смирением. Даже зарываться в глубокие пещеры — не спасение, земля сдвинется и всех засыплет, смерть их будет мучительной, в отличие от тех, кто примет ее покорно наверху и сразу войдет в рай.

На поверхность если и выберется из зарывшихся кто, то это будут единицы, жизнь их будет тяжела и поневоле полна греха.

Оказалось, судя по собранной Альбрехтом информации, все оказалось гораздо хуже. Священники даже не упоминают о Маркусе, народу это не нужно и совсем не интересно. Маркус для них — это как наступление зимы, только такой, когда все погибнут. Барахтаться начали бы, если бы Маркус давал шанс спастись проклятому соседу, тогда да, это невыносимо, надо бороться, но когда погибнут все люди на свете... то чего противиться?

Даже из числа священников практически все останутся на поверхности, в пещеры поглубже будут уходить совсем уж еретики...

Я стоял над картой, задумавшись, мысли бродят хаотичные. Борьба моя абсолютно безнадежна. Я не очень-то верю в одиночек, спасающих мир, да еще вопреки этому тупому и неблагодарному миру, а в себя то верю, то не верю, я же творческая натура, идет на барабаны моя шкура, весь из себя амбивалентный, даже и сам не знаю, что вот сейчас выкину и что придумаю...

В камине весело потрескивают березовые поленья, смолистый запах приятно щекочет ноздри, свет по всей комнате, еще и от двух факелов в железных держаках по обе стороны двери.

Зигфрид, чуть приоткрыв двери, просунул голову в кабинет.

— Ваше высочество, к вам епископ.

— Геллерий? — спросил я.

Он помотал головой.

— Нет, тот далеко в зимнем лагере.

— А кто?

— Местный...

Я сказал с удивлением:

— Пропусти.

Порог переступил человек в рясе золотистого цвета с пурпурной лентой внизу, такого цвета рясы только у кардиналов, правда целиком, а не одни ленты, достаточно полный, хоть ряса и скрывает фигуру, но выдает круглое и с пухлыми щеками лицо.

Чисто выбрит, сдержан, поклонился со второго шага и замер.

— Ваше преосвященство, — обратился я к нему, — чем могу быть полезен?

Он позволил себе улыбнуться.

— Я епископ Дециллианий. При Мунтвиге был в изгнании.

— Рад буду помочь, — ответил я с настороженностью.

Он покачал головой.

— Мне ничем, да и не нужно. Правители должны помогать всем людям, не делая между ними различий. Чем выше поднимается человек, тем люди внизу мельче.

Я спросил в упор:

— Значит, не обращать на них внимания вообще?

— Мир состоит из людей, — ответил он мягко, — без них мир не нужен даже Господу. Я пришел напомнить, что отныне вашими людьми вы просто обязаны считать и тех, например, кто в Морданте...

Я вздохнул.

— Святой отец, присядьте. Вот в это кресло, оно удобнее... Скажу сразу, мне ход ваших угодных Господу мыслей понятен. Все люди на свете — наши братья, ибо все мы от Адама. И обо всех должны заботиться. Но это в идеале. А в реальности мы едва-едва успеваем позаботиться о себе, да еще иногда о ближних. Потому наши несчастные братья, стонущие под гнетом черной магии в Морданте, остаются на потом.

Он сказал с чувством:

— Да вы хоть знаете, что там творится?

— Знаю, — ответил я. Наткнувшись на его удивленный взгляд, пояснил: — Пришлось там побывать пару раз. Знаю, в городах заправляют оборотни, что прикидываются людьми.

— Вот видите!

Я выставил вперед ладонь.

— Оборотни прикидываются людьми. Сами люди об этом догадываются и в Час Оборотня не выходят на проезжую часть улицы. Таким образом, там пока тихо. Зато оборотни искоренили всю преступность, ночами можно разгуливать там везде, не страшась быть ограбленным.

— Но Час Оборотня...

— Час Оборотня, — согласился я, — к сожалению, расширяется. Когда-то эта была минутная пробежка оборотней по центральной улице, теперь час... потом вся ночь окажется в их власти. Оборотни становятся сильнее. Однако, святой отец, я сожалею...

Он поник головой, но тут же вскинул ее и вперил в меня острый взгляд:

— Но обещаете... потом?

— Обещаю, — ответил я твердо. — Мне те оборотни, как заноза... Но только есть занозы и побольше и поострее. Сперва с ними.

Он чуть кивнул.

— Знаю. Маркус.

Я чуть опешил.

— Откуда знаете?

— Чувствую, — ответил он просто. — Вы, с вашим характером, не сможете смириться с поражением. И хотя это не поражение, а Божья кара, но вы расцениваете как поражение.

Я молча создал вино в кубках, один протянул епископу. Какой там Мордант, у самого и так голова трещит от усилий представить себе эту проклятую Багровую Звезду, что-то моя интуиция молчит, как и воображение пасует.

Единственное, в чем не сомневаюсь, в небе появится не лодочка с парусами, а нечто вроде летающего авианосца, тяжелого, массивного и вооруженного до зубов такими орудиями, что в состоянии пробивать земную кору.