Кен Фоллетт - Игольное ушко
– Зачем?
– Чтобы любить меня.
В этот момент в кухню вошла мать и сразу почувствовала витавшее в воздухе напряжение.
– Заснул мгновенно, – сказала она. – Золушка еще даже не успела попасть на бал. Думаю, мне лучше начать укладывать вещи, чтобы не оставлять всего на завтра.
И она снова оставила их вдвоем.
– Как ты считаешь, в наших отношениях когда-нибудь наступит перемена? – спросила Люси.
– Смотря что ты имеешь в виду.
– Мы будем снова… Мы станем снова относиться друг к другу как до свадьбы?
– Ноги у меня не отрастут, если ты этого ждешь.
– Боже мой, Дэвид, ты прекрасно знаешь: для меня это не так важно, – я всего лишь хочу немного любви.
Дэвид пожал плечами.
– Это твои проблемы.
И он выкатился из дома, не дожидаясь, когда она заплачет.
Мать не осталась еще на две недели: уже на следующий день Люси проводила ее на пирс. Лил дождь, и они обе кутались в плащи. Женщины стояли молча, дожидаясь прибытия катера и наблюдая, как крупные дождевые капли врезаются в воду, образуя подобия кратеров на поверхности моря. Мать держала Джо на руках.
– Со временем все обязательно придет в норму, – снова сказала она. – Для супружеской жизни четыре года – ничто.
– Не уверена в этом, – возразила Люси, – но от меня сейчас мало что зависит. Есть Джо, есть Дэвид с его увечьем, идет война – я просто не могу все бросить.
Прибыл баркас, и Люси, получив три коробки с продуктами, вручила матери пять писем. Слегка штормило, и мать укрылась в крохотной каюте на палубе катера. Они махали друг другу на прощание, пока суденышко не скрылось за мысом. Люси почувствовала себя мучительно одинокой.
А тут еще Джо заскулил:
– Не хочу, чтобы ба уезжала!
– Я тоже, – только и сказала Люси.
10
Годлиман и Блоггз бок о бок шли по тротуару основательно поврежденной бомбардировками торговой улицы Лондона. Странной они выглядели парой: чуть горбившийся, нахохленный как воробей профессор в очках с толстенными стеклами, который шел мелкими шажками, не особо глядя себе под ноги, и плотно сбитый плоскостопый молодой блондин с походкой целеустремленного человека, одетый как классический полицейский в штатском – плащ и шляпа-котелок. Рядом они смотрелись карикатурой, не нуждавшейся в подписи.
– Думаю, Die Nadel обладает связями на самом верху, – предположил Годлиман.
– Почему ты так считаешь?
– Только при таком условии можно откровенно и безнаказанно плевать на субординацию. Все эти приветы Вилли – ведь они должны быть адресованы Канарису.
– Значит, они с Канарисом приятели?
– У него точно есть дружки в руководстве рейха. Быть может, даже более влиятельные, чем Канарис.
– Чутье мне подсказывает, что это может нам дать необходимую зацепку.
– Люди со связями обычно обзаводятся могущественными покровителями из числа тех, с кем когда-то ходили в школу, учились в университете или в военной академии. Нам надо рыть в этом направлении.
Они прошли мимо универсального магазина, у которого вместо прежних огромных стеклянных витрин теперь зияли дыры. К одной из рам гвоздем было прибито написанное от руки объявление: «Мы теперь открыты для вас так, что шире некуда!»
Блоггз хохотнул.
– А я видел такой же плакат, вывешенный у разбомбленного полицейского участка: «Только не вздумайте распускаться. Мы по-прежнему присматриваем за вами».
– Это постепенно превращается в одну из малых форм изобразительного искусства.
Они пошли дальше.
– Мы, стало быть, можем предположить, что Die Nadel учился с кем-то, кто сейчас верховодит в вермахте?
– А во время учебы люди часто фотографируются. В подвале Кенсингтона, где до войны базировалась МИ-6, Миддлтон собрал коллекцию из тысяч фотографий немецких офицеров: студенческие группы, гулянки в ресторанах, репетиции парадов, рукопожатия с Адольфом, вырезки из газет – у него есть все.
– Понятно, – кивнул Блоггз. – Если ты прав и Die Nadel учился в германском аналоге Итона или Сэндхерста[16], то действительно есть шанс найти его фото.
– Почти наверняка. По понятным причинам шпионы избегают объективов камер, но ведь они становятся шпионами не со школьной скамьи. Так что у Миддлтона мы скорее всего отыщем снимок, где Die Nadel еще совсем молоденький.
Они обогнули огромную воронку рядом с парикмахерской. Помещение уцелело, но традиционный знак цеха цирюльников – красно-белый шест – валялся на мостовой. Плакат в окне гласил: «Нас почти «отбрили». Теперь ваша очередь».
– Но как мы его узнаем? Его же никто не видел в лицо, – заметил Блоггз.
– Ошибаешься, видели. В пансионе миссис Гарден в Хайгейте его успели разглядеть очень хорошо.
Викторианской эпохи дом стоял на холме, возвышаясь почти над всем городом. Он был построен из красного кирпича, и Блоггзу подумалось: уж не побагровел ли он от гнева при виде того, что Гитлер сделал с Лондоном? Место на возвышении – идеально для радиосвязи. А Die Nadel наверняка снимал комнату на самом верхнем этаже. Интересно, размышлял Блоггз, какие секреты передавал он отсюда в Гамбург в темные ночи 1940 года. Наверняка это были координаты заводов, производивших боевые самолеты и сталь для танков, описания организации береговой охраны, политические слухи, сведения об использовании противогазов, бомбоубежищ, мешков с песком, о настроениях среди населения, отчеты об успехах бомбардировок. «Отличная работа, парни! Вам наконец удалось угробить Кристину Блоггз…» О, к черту такие мысли!
Дверь им открыл пожилой мужчина в черном пиджаке и полосатых брюках.
– Доброе утро! Я инспектор Блоггз из Скотленд-Ярда. Мне бы хотелось побеседовать с домовладельцем.
Блоггз отчетливо заметил страх, промелькнувший в глазах старика, но почти сразу у того за спиной появилась молодая женщина.
– Проходите, пожалуйста!
В холле с кафельным полом пахло полиролем. Блоггз повесил плащ и шляпу на вешалку при входе. Пожилой мужчина исчез где-то в глубине дома, а женщина провела инспектора в гостиную, обставленную дорогой антикварной мебелью. Передвижной столик украшала целая батарея бутылок с виски, джином и хересом, но ни одна из них не была початой. Женщина уселась в кресло с обивкой в цветочек и скрестила ноги.
– Почему этот старик так боится полиции? – спросил Блоггз.
– Мой тесть – немецкий еврей. Он перебрался сюда еще в 1935 году, спасаясь от Гитлера, но в 1940-м вы поместили его в концентрационный лагерь. Узнав об этом, его жена покончила с собой. Его самого совсем недавно отпустили с острова Мэн. Он даже получил письмо от короля с извинениями за причиненные неудобства.
– У нас нет концентрационных лагерей, – заметил Блоггз.
– Мы, англичане, их и изобрели. Во время войны в Южной Африке. Вы разве не знали об этом? Когда нам преподают историю, кое-какие детали упускают. Мы нация, которая превосходно научилась закрывать глаза на неприятные факты о самих себе.
– Быть может, это даже к лучшему. Такая мысль не приходила вам в голову?
– Нет.
– В 1939 году мы закрыли глаза на тот неприятный факт, что в одиночку не сможем победить Гитлера, но тем не менее ввязались в войну.
– Я лишь повторила то, что говорит мой тесть. Он не такой циничный, как я сама. А теперь скажите, чем мы можем помочь Скотленд-Ярду.
Блоггзу уже начал нравиться их спор, и теперь он с некоторой неохотой переключился на свою непосредственную работу.
– Я пришел по поводу убийства, которое было совершено здесь четыре года назад.
– Так давно!
– Да, но с тех пор вскрылись некоторые новые улики.
– Я, конечно, знаю об этом. Предыдущая владелица была убита одним из своих квартирантов. Мой муж купил пансион у ее поверенного. Наследников у нее не оказалось.
– Мне необходимо разыскать других постояльцев, которые жили здесь в то время.
– Поняла. – От враждебности молодой леди не осталось и следа, а на ее умном лице читалась теперь попытка сосредоточиться. – Перебравшись сюда, мы застали трех жильцов, поселившихся еще до убийства: отставного военно-морского офицера, коммивояжера и совсем юного паренька из Йоркшира. Мальчишка добровольцем записался в армию – он нам до сих пор шлет письма. Торговца призвали на флот, и он погиб. Мне это известно, так как после его смерти с нами связались две из пяти его бывших жен. А командор[17] до сих пор здесь.
– Все еще здесь! – Это была удача. – Я бы хотел поговорить с ним, если позволите.
– Нет проблем. – Она поднялась. – Он, правда, уже совсем старенький. Я провожу вас в его комнату.
По устланной ковровой дорожкой лестнице они поднялись на второй этаж. Хозяйка сказала:
– Пока вы будете беседовать, я поищу последнее письмо от того паренька с фронта.
