Андрей Колганов - Жернова истории 3

Глава 8

Для чего работает Центробумтрест?

На следующий день, в рамках заседания секции "Техника плановой работы", сообщение у меня небольшое. Начинаю разговор с описания диаграмм Ганта. Оказывается, в аудитории есть уже два или три человека, которые с ними знакомы. Хорошо, но и прочим не мешает подучиться. — …А теперь давайте усложним задачу. Представим себе, что нам надо отследить реализацию не одной, а нескольких задач, последовательность шагов по решению которых отображается диаграммами Ганта. В чем усложнение? Не в том, что диаграмм стало несколько, а в том, что последовательные шаги по решению этих задач зависят друг от друга и некоторые работы, отмеченные на первой диаграмме, нельзя выполнить, пока не завершены определенные этапы работ по другим задачам, изображенные, соответственно, на диаграммах два и три, — моя указка порхает о плакату, на котором нарисованы эти диаграммы. — Как же нам наглядно представить эту зависимость этапов параллельно исполняемых работ друг от друга? Соединим стрелочками те этапы работ на первой диаграмме, которые нельзя начинать без завершения других, и эти последние, которые изображены на диаграммах два и три. Соответственно, те этапы по диаграмме три, которые нельзя начинать до исполнения работ, предусмотренных на диаграммах один и два, так же соединим стрелочками. И тогда получается вот что… — с этими словами снимаю развешанные плакаты и заменяю их следующим, где упомянутые мной стрелочки уже прочерчены. — Вот, взгляните. Такое схематическое изображение можно назвать "сетевой график". Осталось вписать в соответствующие квадратики наименования конкретных этапов работ, сроки исполнения и ответственных, и у вас в руках инструмент наглядного контроля выполнения достаточно сложных, многозадачных программ. Кстати, именно для контроля над реализацией тех целевых программ, о которых я говорил в своем вчерашнем докладе, этот инструмент и разработан. Он может принести немалую пользу и для контроля над осуществлением сложных научно-технических проектов, и для организации крупных строек. — Вот, собственно и все. Никакой особой премудрости здесь нет, а уж как предложенными возможностями плановики и хозяйственники воспользуются — поглядим. На заключительном заседании копья ломались с треском, однако предложенную мною схему пятилетнего плана удалось записать в качестве рекомендации совещания. Еще бы! Зря я, что ли, потратил столько времени на предварительные разговоры с Дзержинским, Кржижановским, Гинзбургом, Осадчим и Кондратьевым? Николай Дмитриевич, конечно, упертый тип. Еще по комиссии, составлявшей проект кооперативного плана к XIV съезду, убедился. Впрочем, против программного подхода он особо и не возражал. Но сразу попытался припереть меня к стенке вопросом: — У вас там, в ВСНХ, по-прежнему Пятаков протаскивает установки в духе теории Преображенского о "первоначальном социалистическом накоплении" за счет крестьянства, или недавней статьи Маслова в "Торгово-промышленной газете" с прозрачными намеками по поводу необходимости увеличения нормы накопления за счет потребления трудящихся классов? По-моему, такую мерзость способны измыслить только вы, марксисты! — Положим, господа Кропоткин или Нечаев совсем не марксисты, а предлагали вещи куда как более жестокие, — парирую его выпад. — Теория же Преображенского проистекает вовсе не из марксизма, а из обычной растерянности перед лицом действительно сложной задачи: обеспечить капитальными вложениями ускоренную индустриализацию в стране, где подавляющая часть экономики состоит из крестьянских хозяйств. Опасность в том, что искушение ухватиться за эту теорию очень велико. Вот и давайте подумаем вместе, как двинуть темпы индустриализации вперед, — потому что от этой задачи отказаться невозможно, — не доводя при этом крестьянина до нищеты. После такой постановки вопроса разговор удалось перевести в более конструктивное русло, и кое о чем мы все же договорились. Хотя Николай Дмитриевич и не преминул выступить с критикой ряда положений моего доклада, все же против основной концепции — перспективный план есть система государственных программ, увязанная с экономическими стимулами за их выполнение — выступать не стал. Хотя, как можно было догадаться, не столько потому, что целиком разделял эту концепцию, сколько в пику Струмилину, отстаивавшему идею плана-директивы. Гораздо более сложным вышел у меня предварительный разговор о программно-целевом подходе в планировании со своим прямым начальником, Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Председатель ВСНХ, понятное дело, был категорическим противником планов, взятых с потолка. Требования технического и экономического обоснования плановых проектировок с учетом рыночных возможностей были для него само собой разумеющимися. Но точно так же само собой разумеющимся был для него взгляд на перспективный план, как на систему директивных показателей: — А как же иначе? — спросил он меня. — Государство же должно иметь возможность контролировать исполнение плановых заданий! — Логика понятная, — отвечаю, — только заведет она нас очень далеко. Если мы планируем выпуск, например, шести миллионов тонн чугуна, то, чтобы быть уверенными в достижении этой цифры, мы ее разверстаем по имеющимся металлургическим заводам, давая им каждому свое плановое задание в качестве обязательной для исполнения директивы. — И что же здесь плохого? — интересуется мой начальник. — А то, что директор металлургического завода нам скажет: если вы требует с меня обязательно полмиллиона тонн чугуна в 1927 году, то тогда гарантируйте мне в необходимом объеме поставки кокса, руды, шихты, огнеупорного кирпича — и что там еще нужно в доменном производстве? Придется нам разверстывать планы и по всем этим видам топлива, сырья и материалов, и так постепенно, шаг за шагом, дойдем до директивного планирования из ВСНХ СССР последнего гвоздя. — Ну, к такому скатываться не обязательно! — возражает Феликс Эдмундович. — Достаточно планировать из центра выпуск лишь основных видов продукции. — А где вы проведете грань между основными и неосновными? — парирую его возражение. — Впрочем, я как раз и предлагаю метод планирования, позволяющий провести такую грань. Но директивные планы грозят не только этой проблемой. Директору металлургического завода нужно не только, чтобы тот же кокс был произведен в нужном количестве, но чтобы он в этом самом количестве и вовремя попал к нему. Значит, опять начнем распределять произведенную продукцию по нарядам из центра, как в приснопамятные времена "военного коммунизма"! Но и это еще не все, — продолжаю бить в одну точку. — Директор вам начнет жаловаться, что при нынешних ценах на кокс он пойдет по миру, и из-за затрат на расширение производства завод у него станет убыточным. И придется нам из центра регулировать цены на кокс, да и на все другое-прочее так же примемся их кроить и перекраивать. Да ведь уже сейчас ВСНХ через синдикаты частенько проталкивает экономически необоснованные цены, под предлогом необходимости поддержать таким образом то или иное важное производство. Так что весь хозрасчет пойдет к черту, и будет зависеть от того, кто себе какие цены выбьет. Мой эмоциональный монолог заставляет Дзержинского задуматься. Но он не ввязывается со мной в дальнейший спор, а задает привычный для него вопрос: — Так, ваши аргументы я понял. И что же вы предлагаете? — Я предлагаю не подменять директивами имеющийся рыночный механизм, а воздействовать на него плановыми рычагами, — и принимаюсь объяснять: — В моем понимании перспективный план — это система из нескольких государственных программ, каждая из которых направлена на достижение некой цели, которая признана нами приоритетной в данном плановом периоде. В рамках этих программ ассигнуются определенные бюджетные средства на государственные закупки некоторых видов продукции. Предприятия участвуют в конкурсе за получение соответствующих государственных заказов. Только в рамках этих заказов достижение определенных показателей выпуска носит директивный характер… — Но вы же сами только что мне пытались доказать, что директивы по одним показателям чуть ли не автоматически повлекут за собой такие же директивы по смежным производствам! — прерывает меня председатель ВСНХ СССР. — Вот! Здесь и возникает отличие программного подхода от решения, что называется, "в лоб": план есть директива, и точка. Нет, директивными мы сделаем только задания, определяемые контрактами по госзакупкам. Как смежные производства будут обеспечивать работу основного подрядчика по контракту — это уже не вопрос плановых директив. Это вопрос экономической регулировки рыночными рычагами: субсидиями, льготами, технической помощью, таможенными преференциями и множеством других экономических рычагов, которые есть у нас в руках. Таким образом, — подытоживаю, — ВСНХ будет управлять не трестами или предприятиями, а выполнением программ. Лица или подразделения, ответственные за реализацию той или иной программы, должны будут научиться так работать экономическими рычагами и стимулами, чтобы побуждать предприятия к достижению программных целей… — А кто же будет решать, какая именно продукция будет закупаться государством? Как тут провести грань: на что следует выдавать государственный заказ, а на что нет? — продолжает донимать меня вопросами Дзержинский. — Критерии достаточно ясные: государственный заказ выдается на ту продукцию или услуги, быстрое получение которых в необходимых объемах нельзя обеспечить только за счет рыночных стимулов, — и далее выдаю уже давно обдуманные перечень. — Сюда попадает вся военная продукция, строительство крупнейших предприятий, реконструкция тяжелой промышленности, транспортных сетей и сетей связи, то есть все особо капиталоемкие проекты с длительными сроками окупаемости, а так же научные исследования, образование, подготовка кадров и медицина… На этом наша беседа с Феликсом Эдмундовичем далеко еще не закончилась. Да еще и на другой день пришлось потратить немало времени, прежде чем удалось все же склонить его к принятию такого подхода к планированию. Конечно, на все вопросы плановой работы закончившееся совещание плановых работников не ответило. Какова будет степень централизации капитальных вложений в руках государства? Как обеспечивать рост качественных показателей — капиталоотдачи, производительности труда, снижения себестоимости? Как распределить плановую работу между центральными хозяйственными ведомствами, республиками, областями и губерниями? Всем этим и еще многим другим вопросам, вставшим в ходе работы совещания, еще только предстояло найти решение. Один из таких весьма острых вопросов — о регулировании цен — решаю обсудить с Александром Павловичем Серебровским, который недавно покинул "Азнефть" и был поставлен во главе могущественного Нефтесиндиката. Интересно, как перемена ведомственной принадлежности сильно влияет на позицию человека! Еще недавно Александр Павлович, будучи во главе треста "Азнефть", ругательски ругал позицию Нефтесиндиката и не раз собачился на заседаниях его правления, отстаивая интересы своего треста. И его легко можно было понять: руководство Нефтесиндиката, опираясь на позицию Президиума ВСНХ СССР, навязывало трестам, входящим в состав этого сбытового объединения, поставку нефти и нефтепродуктов для особого круга потребителей по заведомо убыточным ценам. Теперь же, едва у нас зашел разговор о регулировании цен Нефтесиндикатом, Серебровский принялся защищать те самые убыточные цены, против которых он чуть ли не вчера с таким пылом воевал: — Поймите, Виктор Валентинович, — втолковывал он мне, — государство должно обеспечить экономические льготы для важнейших начинаний в области социалистической реконструкции нашего хозяйства. Ну, как мы можем не поддержать совхозы и кооперативы? Ведь если им поставлять бензин и керосин по рыночным ценам, то значительная часть из них окажется убыточной! — А угроза убыточности нефтяных трестов вас уже не волнует? Или государство заинтересовано в упадке нефтяной промышленности? — пытаюсь поддеть его же собственными прежними аргументами. Глава Нефтесиндиката немного смутился и принялся оправдываться: — Ну, не преувеличивайте. Об убыточности ведь речи не идет. "Азнефть" все-таки с прибылью работает. — Как же, как же, помню, — продолжаю возвращать ему его же аргументы. — Большая прибыль! Даже отчисления на капитал расширения сделать, считай, не из чего. Тут в Серебровском заговорил человек, мыслящий народнохозяйственными масштабами: — Если государство сочтет нужным существенно поднять добычу бакинской нефти, то тогда "Азнефти" непременно будет оказана соответствующая поддержка… — Например, Металлосиндикату укажут продавать "Азнефти" трубы и прокат по сниженным ценам, — тут же подхватываю его мысль. — Вам не кажется, что с таким подходцем мы зарулим нашу экономику черт знает куда? Весь хозрасчет — псу под хвост. Поди, разбери тогда, этот трест в убытках сидит от того, что там работают спустя рукава, про поднятие производительности труда и снижение себестоимости забыли, насчет расширения рынка сбыта не чешутся, — или от того, что его какой-нибудь синдикат своими указными ценами придушил? Либо взять те же совхозы: от чего у них все в порядке — от хорошей работы, или от того, что им на блюдечке преподнесли и льготные цены на топливо, и льготные цены на трактора, и на прочий сельхозинвентарь? А потом вообще перестанем понимать, что у нас почем, и кто это такие цены выдумал? Александр Павлович дернулся, похоже, намереваясь не слишком культурным жестом почесать в затылке, но воспитание все же взяло верх и он придержал начавшееся было движение руки. — По-вашему, выходит, что синдикаты цены регулировать не должны, и от роли проводников государственной экономической политики им следует отказаться? — с явными нотками недовольства спросил он. — Ничего подобного! Регулировать цены через синдикаты не просто нужно, а прямо-таки необходимо. Но не таким методом, как сейчас, когда синдикат принуждает производителей сбывать продукцию по ценам, образованным из соображений, весьма далеких от экономических. Следует идти по другому пути, — и я начинаю разъяснять свою позицию. — Сбыт продукции предприятий и трестов синдикатам должен происходить по нормальным рыночным ценам. А вот синдикат волен делать скидки и надбавки к ценам при поставке продукции потребителям — но, разумеется, и чтобы самому не влететь в убытки, и чтобы не злоупотреблять монопольным положением, задирая цены до небес. — Чтобы оказать существенную поддержку важнейшим предприятиям и отраслям этого может быть недостаточно! — возражает Серебровский. — Согласен! Но поддержку им гораздо лучше оказывать за счет прямых дотаций и субсидий из государственного бюджета, а не корежить ради этого всю систему цен. Тогда будет ясно, кто чего стоит, и кто зарабатывает сам, а кто пока держится за счет государственной помощи, и в каких именно размерах. Глава Нефтесиндиката задумался, затем неуверенно произнес: — Резон тут есть, но как вы сможете вырвать у Сокольникова дополнительные бюджетные ассигнования на всякие такие дотации? Не даст ведь! — Конечно, из ничего эти дотации не возьмутся, — вопрос действительно серьезный. — Придется немножко поднять налоги. Но этот способ изъятия средств предпочтительнее, чем произвольная манипуляция ценами. Он, если так можно выразиться, прозрачнее, и не ведет к запутыванию экономической картины. Тут мысль Серебровского совершила зигзаг и снова вернулась к регулированию цен: — Вот вы, Виктор Валентинович, насчет злоупотребления монопольным положением только что упомянули. А кто же за этим следить должен? Еще одну государственную контору создавать? — Может быть, и придется. Но, по моему мнению, есть другой путь, более эффективный. При монопольной системе организации наших отраслей промышленности злоупотреблению таким положением следует поставить не столько административный, сколько экономический противовес. Иными словами, бороться с монопольной ценовой политикой должны в первую очередь те, кто в этом экономически заинтересован, — вижу, что Александра Павловича заинтересовала эта формулировка, и он спешит уточнить: — Что конкретно вы имеете в виду? — Очень просто. Нужно создать закупочные комитеты хотя бы из крупнейших потребителей продукции наших синдикатов: Нефтесиндиката, Металлосиндиката, Углесиндиката, Всесоюзного текстильного синдиката и прочих. Вот пусть эти закупочные комитеты и бдят насчет монопольных цен, поскольку в этом их прямой экономический интерес. Будет своего рода контрмонополия — монопольному положению поставщика будет противопоставлено монопольное объединение покупателей. Конечный итог нашего разговора оказался значительно более успешным, нежели я рассчитывал. Удалось получить от Серебровского заверения, что он поддержит мою позицию и на Президиуме ВСНХ, и, если потребуется, в Совнаркоме. Убедить Александра Павловича, с которым мы уже давно сотрудничаем и хорошо знаем взгляды друг друга, оказалось сравнительно легко. Но вот удастся ли пробиться через строй наших высокопоставленных чиновников, многие из которых уже привыкают решать экономические вопросы командными окриками сверху, а другие формируют свои позиции с оглядкой не на интересы государства, а на баланс ведомственных интересов? Встреча с Валерианом Владимировичем Куйбышевым, наркомом Рабоче-Крестьянской Инспекции, а по совместительству — председателем Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б), была у меня запланирована заранее. Попасть к нему на прием было не так-то просто: в фактической партийной иерархии председатель ЦКК шел, пожалуй, сразу вслед за членами Политбюро. Мой собственный статус свежеиспеченного начальника одного из управлений ВСНХ и кандидата в члены ЦК был существенно ниже, и его едва хватило, чтобы не дожидаться очереди на прием до морковкиного заговенья. В нынешней реальности среди самой верхушки партийного руководства Валериан Владимирович, во всяком случае, до недавно закончившегося XIV съезда, был единственным, кого можно было однозначно назвать человеком Сталина. В ЦК, среди секретарей губкомов, среди наркомов — да, здесь были его надежные сторонники. А в самой верхушке до последнего времени — один Куйбышев. И потому от моего визита зависело не только то, получу ли я в ЦКК поддержку своим начинаниям, но и то, как будет складываться мнение обо мне у председателя Совнаркома. Шел я в наркомат РКИ с намерением возложить на наркома ту работенку, которой в моей истории занялся чуть позже другой сталинский сподвижник — Серго Орджоникидзе. Он сменил Куйбышева на посту главы ЦКК-РКИ, поскольку тот, в свою очередь, сменил умершего Дзержинского на посту председателя ВСНХ. Теперь же Феликс Эдмундович, надеюсь, переживет 1926 год, а потому разгребать авгиевы конюшни бюрократизма предстояло Валериану Владимировичу. Нет, речь шла не о том, чтобы эту гидру побороть. Необходимо было "всего лишь" ввести чиновный хаос в некие разумные рамки. Попав к наркому РКИ кабинет, первым делом естественно, здороваюсь и представляюсь. Куйбышев после нескольких мгновений промедления все же вспоминает: — Вы у меня, кажется, уже бывали. Вроде бы с комиссией по Дальнему Востоку, из-за проблем с контрабандой, если я не ошибаюсь? — Не ошибаетесь, — чуть улыбнувшись, подтверждаю его воспоминания. — Но сейчас я работаю в ВСНХ, занимаюсь перспективными планами, и в связи с этим очень рассчитываю на вашу помощь. — В чем же наша помощь может заключаться? — интересуется председатель ЦКК. — Провести обследование плановых органов? Каких? Госплана или местных плановых комиссий? — К сожалению, вопрос гораздо серьезнее, — качаю головой. — Мне приходится на практике постоянно сталкиваться с тем, что нынешнее безобразное состояние учета и отчетности способно сорвать любую плановую работу. — Прямо-таки сорвать? — с видимым недоверием отзывается Куйбышев. — Конечно, положение с отчетностью у нас весьма скверное, но не настолько, чтобы с нею вообще нельзя было работать! — Именно настолько! — категорически парирую я. — Вам известно, сколько бумаги НКПС ежегодно закупает у нашего Центробумтреста для своих форм отчетности? — не дожидаясь ответа на свой, в сущности, риторический вопрос, сообщаю сведения сам: — Четверть всей трестовской выработки! Это целых четыреста двадцать тысяч пудов (сам горячий поборник метрической системы, но что поделать, что если мне удалось добыть лишь такие данные, в пудах?). — Не давая председателю ЦКК опомниться, продолжаю сыпать фактами. — Знаете ли вы, что Наркомзем Украины превратил годовой отчет агронома в толстенный фолиант, содержащий двадцать тысяч вопросов? А форму Наркомторга по учету кожевенного сырья вы видели? Там двадцать семь тысяч вопросов. Впрочем, — делаю небрежный жест кистью руки, — это лишь мелкие бюрократические капризы по сравнению с тем, во что превратил свою отчетность Наркомтруд. Как вы полагаете, сколько всего показателей в течение года они собирают в своей системе только по рынку труда? Валериан Владимирович, прежде, чем ответить, пристально посмотрел на меня: — Если судить по тому тону, с которым вы задаете этот вопрос, то там творится нечто несусветное. Тысяч двести? — кривовато усмехнулся он. — Более ста восьмидесяти девяти миллионов, — преувеличенно-спокойным тоном, чтобы не дать себе сорваться, поправляю наркома РКИ. — Сколько-сколько? — с явным недоверием переспрашивает Куйбышев. — Вы не ослышались. Сто восемьдесят девять миллионов четыреста тридцать две тысячи четыреста девяносто пять. Да еще по охране труда свыше тридцати миллионов показателей! — во мне не на шутку начинает закипать праведный гнев. — На кой черт все это нужно? Кто и когда сможет не то, что обработать, а просто прочесть эти данные? Да тысяча Госпланов будет разбираться и не разберется до второго пришествия коммунизма! Председатель ЦКК непроизвольно улыбнулся в ответ на мою шутку, но тут же погасил улыбку. — Вы хотя бы представляете себе объем работы, которую нужно провести для упорядочивания отчетности? — спрашивает он, усталым жестом проведя рукой по большому выпуклому лбу. — Объем колоссальный. Тем скорее надо браться за эту работу, — надо настоять на своем во что бы то ни стало, и я пускаю в ход тяжелую политическую артиллерию. — Иначе исполнение директив недавнего Пленума ЦК о составлении перспективного плана социалистической реконструкции народного хозяйства будет попросту сорвано. Куйбышев, похоже, собирался в ответ сказать нечто довольно резкое, но, немного пожевав полными, мясистыми губами, смолчал, и только глянул на меня исподлобья со страдальческим выражением. Надо сказать, этот взгляд — мрачный и одновременно жалобный — у него получился весьма впечатляющим. Да, настала пора подсластить пилюлю. — Валериан Владимирович, вы не думайте, что приперся к вам чиновник только с категорическим требованием: вынь да положь немедленно, а лучше — вчера, со всех сторон правильную и красивую отчетность, а кто и как это сделает — не его забота. Нет, это дело наше общее, дело партийное, и я много думал над тем, как его ускорить, — говорю это уже не прежним настоятельным, даже категоричным тоном, а перехожу на мягкий, доверительный разговор. — Чтобы облегчить вам работу, предлагаю предварительный отбор учетных показателей возложить на сами ведомства на основе очень жесткого подхода. А именно: ведомства должны представить расчеты, указывающие, кто из утвержденного штата их сотрудников и сотрудников организаций, у которых они запрашивают отчетность, и в какие сроки будут составлять и обрабатывать отчетную документацию. В основу же такого расчета следует положить нормативы работы с учетно-отчетной документацией, которые может разработать ЦИТ, разумеется, с утверждением РКИ. Думаю, Гастев не откажется поработать на это дело? — То есть вы хотите жестко увязать объем отчетных показателей с реальными возможностями их обработки? — идея наркому РКИ понятна и без долгих объяснений. — Но кто даст гарантии, что это будут именно те показатели, которые нужны вам для работы по пятилетнему плану? — Намекает, и достаточно прозрачно, что и нам неплохо бы подключиться к его заботам. Резон в этом есть… — Гарантий никто не даст, мы должны обеспечить их сами. Поэтому со стороны Планово-экономического управления обещаю вам самое активное участие наших специалистов в экспертизе отчетной документации. И с Кржижановским постараюсь договориться о том же. — Смелое обещание, но, надеюсь, хотя бы одного специалиста из Госплана Глеб Максимилианович на такое дело сумеет выделить. — Да, озадачили вы меня, нечего сказать, — промолвил на прощание Валериан Владимирович, пожимая мне руку. — Что же, придется Рабкрину еще по этой линии засучить рукава. * * * Попрощавшись с Осецким, Валериан Владимирович устроился за письменным столом и задумался. Да, ничего не попишешь — провести сокращение аппарата, чего от него настоятельно требовали в Политбюро, никак не получится без приведения к сколько-нибудь пристойному виду ужасающе раздутой отчетности. И занесло же его на эти галеры! Аппарат, как резиновый мячик, упорно сопротивлялся всяким сокращениям — вроде сожмешь его, а как только ослабишь давление, так он снова возвращается к прежним размерам, если не еще большим. Куйбышев припомнил строки письма, полученного от своего друга, Феликса Эдмундовича, еще в 1923 году. Как он там писал-то? Выдвинув один из ящиков стола, он покопался в нем и извлек на свет божий сложенный вчетверо листок со знакомым летящим почерком: "Чтобы наша система государственного капитализма, т. е. само Советское государство не обанкротилось, необходимо разрешить проблему госаппаратов, проблему завоевания этой среды, преодоления ее психологии и вражды. Это значит, что проблема эта может быть разрешена только в борьбе. Каково настоящее положение. Надо прямо признаться, что в этой борьбе до сих пор — мы биты. Активна и победоносна другая сторона. Неудержимое раздутие штатов, возникновение все новых и новых аппаратов, чудовищная бюрократизация всякого дела — горы бумаг и сотни тысяч писак; захваты больших зданий и помещений; автомобильная эпидемия; миллионы излишеств. Это легальное кормление и пожирание госимущества — этой саранчой. В придачу к этому неслыханное, бесстыдное взяточничество, хищения…" Эх, человеческую натуру так просто не переделаешь! Но все-таки загнать эту, как выразился Дзержинский, "саранчу", в жесткие рамки надо. Иначе и в самом деле выжрут наше государство изнутри. * * * Незадолго до отъезда в отпуск снова беспокою Феликса Эдмундовича. — Поскольку сам настоял на том, что в основу пятилетнего плана должны быть положены государственные целевые программы, то мне и показывать товар лицом, — говорю ему после взаимных приветствий. — Планово-экономическое управление берется за разработку, в порядке эксперимента, первой такой программы. И это будет программа подъема материального и культурного уровня трудящихся. — Почему именно такой выбор? — председатель ВСНХ несколько удивлен. — Вы же понимаете, что костяк индустриализации — это подъем тяжелой промышленности. И не вы ли все уши прожужжали мне о том, какое критическое значение для нас имеет развитие собственного машиностроения? — Все это так, и мимо этих вопросов мы никак не пройдем, — соглашаюсь со своим шефом. — Но ведь мы собираемся развивать тяжелую промышленность, выпускать машины и оборудование вовсе не ради их самих, а, в конечном счете, для людей, для наших советских граждан. Да и с политической точки зрения тот факт, что первой государственной программой станет именно эта, будет иметь немаловажное значение. — Как раз потому, что данный вопрос политически действительно важен, вы рискуете навлечь на себя большие неприятности, если окажется, что в своей программе возьмете на себя невыполнимые обещания, — обеспокоенно замечает Дзержинский. — Тем более, что есть обоснованные опасения насчет источников необходимых накоплений для финансирования индустриализации. Как бы их не пришлось брать за счет замедления или даже остановки роста народного потребления! — Совершенно верно, риск тут есть, — если бы знал Феликс Эдмундович, что в нашей реальности без значительного сокращения потребления населения дело индустриализации не обошлось! — И чтобы свести его к минимуму, упор в программе будет сделан на качественные показатели. Будут предусмотрены значительные преобразования в образе жизни советского человека: ликвидация неграмотности, расширение неполного и полного среднего образования, значительный рост высшей школы, электрификация села, реконструкция городской жилищной среды — обеспечение домов и квартир электричеством, водопроводом, канализацией, газоснабжением, улучшение санитарно-гигиенических условий, расширение медицинской помощи и так далее. Разумеется, и количественный рост тоже будет предусмотрен: увеличение выпуска изделий пищевой промышленности, улучшение снабжения одеждой, обувью, мебелью, предметами домашнего обихода. По строительству жилья, ввиду намечаемого значительного роста городского населения, придется пока ставить задачу не ухудшить обеспеченность горожан квадратными метрами жилой площади. Планируется так же начать выпуск первых партий современной бытовой техники… — И тем не менее, — прерывает мои объяснения председатель ВСНХ (да, теперь же мой начальник еще и член Политбюро!), не оставляя своей обеспокоенности, — вы представляете себе последствия, если мы обозначим такой вот замах, а на поверку выйдет пшик? — Вот как раз поэтому считаю необходимым разработать первой именно эту программу, — твердо гну свою линию. — Ведь тогда мы сможем точно определить, что надо будет заложить в остальные программы — по строительству, по машиностроению, по развитию топливно-сырьевой базы, по сельскому хозяйству и т. п., - чтобы тем самым обеспечить с материальной точки зрения исполнение целевых установок программы по улучшению уровня жизни. — Вы отдаете себе отчет, что такого рода программа непременно будет рассматриваться не только на Совнаркоме, но и в Политбюро? — у меня такое впечатление, что Феликс Эдмундович уже согласился, но считает необходимым задать мне и этот вопрос. — Вполне отдаю. И осознаю всю меру ответственности, — да уж, в случае чего спросят с меня по полной, хотя я ни жилье не строю, ни масло не взбиваю, ни сапоги не тачаю… — Держите меня в курсе разработки этого проекта. В случае чего стружку не только с вас снимут, — так, это уже можно считать прямой санкцией руководства на начало работ. Не откладывая, собираю у себя в кабинете шестерых лучших специалистов Планово-экономического управления. — Товарищи, задание, которое я хочу вам поручить, сложное и необычное. Речь идет ни много ни мало, как о разработке государственной программы подъема материального и культурного уровня жизни трудящихся. Программу будем рассчитывать на пять лет, беря за исходный пункт 1 января 1927 года. — Тут я немножко слукавил: генеральный план на пятилетку, скорее всего в этом году закончен не будет, и это значит, что отсчет пятилетки пойдет с 1928 года, что даст нам фору как минимум в один год. Впрочем, в известной мне истории окончательно пятилетку утрясли вообще только в 1929 году, хотя отсчет пошел с начала 1928/29 хозяйственного года. Оглядываю собравшихся. Никакого особого впечатления мои слова на них не произвели. Мало ли за прошедшие пять-шесть лет писалось всяких программ и проектов в стенах различных советских учреждений? Да и у нас, в ВСНХ такие бумажки изготовлялись. Например, "пятилетка ОСВОК". Или программа развития металлопромышленности, которая даже отчасти была принята к исполнению. Так, надо немножко подогреть энтузиазм: — Строго между нами, товарищи. Вопрос стоит на контроле Политбюро и сроки очень жесткие. В августе мы должны все расчеты представить наверх. О, вот теперь, вижу, прониклись. Добавлю еще: — Программу будем разрабатывать в тесном взаимодействии со специалистами Госплана и Наркомфина, поскольку требуется обеспечить строгую балансовую увязку целевых установок программы с нашими финансовыми возможностями и с развитием других отраслей народного хозяйства. Целевые установки программы примерно следующие… — и я излагаю им примерно то же, что только что говорил Дзержинскому, с некоторой минимальной конкретизацией. — Ваша задача состоит в том, чтобы не держаться этих установок аки стены каменной, а точно рассчитать, в какой именно мере мы сможем обеспечить их выполнение в течение пятилетнего срока. Главное — прикинуть, на какие показатели должны выйти различные отрасли промышленности, строительства, транспорта и т. д., чтобы программные цели были достигнуты, и сможем ли мы добиться таких показателей. Воздушных замков строить не надо, даже если кое-кому из начальства они и нравятся, — этим предупреждением заканчиваю свое вводное слово. Быстренько прикинув в уме объем необходимых расчетов, народ малость приуныл. Пока подчиненные притихли, распределяю между ними фронт работ. Первым опомнился Абрам Моисеевич Гинзбург, заведующий отделом капитального строительства в нашем Управлении. Его глаза строго блеснули из-за стекол пенсне: — Мне предстоит, среди прочего, обсчитать строительство жилья. А цифры прироста городского населения за пятилетие где взять? — Нигде, — заведующий отделом малость огорошен, кажется даже, что его пышные седые усы еще больше обвисли, придавая этому старому специалисту унылый вид, но он тут же получает от меня разъяснение. — Поскольку Генеральный план на пятилетку далеко еще не сверстан, то пока берите за основу десятипроцентный годовой прирост занятости в промышленности. И рассчитайте еще два варианта — с повышением на два и на четыре процента против этой цифры. Да, и учтите, что наибольший прирост придется на первые два года, когда начнется массовое развертывание капитального строительства. Поэтому и дефицит стройматериалов будет в этот период наибольшим. Следовательно, в качестве выхода из положения, надо озаботиться загодя созданием мощностей для выпуска легкосборных конструкций для временного жилья. — Второй вопрос, — видно, что Абрам Моисеевич отнюдь не считает мое объяснение исчерпывающим. — Положим, объемы производства кирпича, цемента, лесоматериалов, столярки, краски, гвоздей, скобяных изделий, стекла, кровельных материалов, песка, щебня, бутового камня и всего прочего для жилищного строительства я прикину. Но кто даст гарантию, что эти фонды не ополовинят ради обеспечения промышленного строительства? — Правильный вопрос, — поощрительно киваю ему. — И для ответа на него надо будет вчерне прикинуть, в какой пропорции следует расходовать стройматериалы, чтобы каждому возводимому заводу или цеху соответствовало введение в строй необходимого жилья для рабочих. А потом за этот коэффициент драться зубами и когтями при разработке Генерального плана. Больше того, в стандарт разработки планов капитального строительства внести пункт, что возведение производственных предприятий планируется только в комплекте со строительством жилья и социально-бытовых объектов, и приемка их государственной комиссией допустима так же лишь при полной готовности всего комплекта. Пока у Гинзбурга не возник еще один вопрос, в разговор вклинился Афанасий Иванович Черногрязский, главный специалист: — Я, хм, насчет культурного уровня, — начал он. — Где брать данные по ликвидации неграмотности и развитию системы образования? Это же не по профилю ВСНХ… Не дав ему закончить, спешу разрешить возникшие затруднения: — Соответствующие расчеты уже имеются в Наркомпросе и Комитете по трудовым резервам. Поскольку я вхожу в коллегию Комитета, то многие расчеты можете получить у меня, а недостающее запросите у Надежды Константиновны Крупской. — Так, так, — кивает Афанасий Иванович. — Но, наскольк