Андрей Колганов - Жернова истории. Ветер перемен

Андрей Колганов

Жернова истории. Ветер перемен

Предисловие автора

Прочитав в Сети и на бумаге немало произведений про всяких попаданцев (главным образом в прошлое) и вселенцев (да в кого угодно), я пришел к убеждению, что всякий уважающий себя автор, даже если попаданец или вселенец у него не сотворением альтернативной истории занимается, а развлекается с эльфами, орками и гномами, обязательно напишет предисловие. И не просто предисловие, а такое, в котором подробно (или кратко) разъяснит, что в его произведении будет (или не будет). Не желая нарушать традицию, представляю на ваш суд свое предисловие. Итак:

В этом романе главный герой не будет набиваться в советники ни Иосифу Виссарионовичу Сталину, ни Лаврентию Павловичу Берии, и даже не окажется таким советником помимо своей воли и желания. Главный герой не будет расправляться с Хрущевым, изобретать промежуточный патрон, вводить хроноаборигенам (это не ругательство, это просто люди, которые издавна живут в том времени, куда попал главный герой) в культурный оборот песни Высоцкого. Он не будет так же советовать поставить на Т-34 командирскую башенку, а двигатель расположить поперек. Усилиями главного героя не будет сказочными темпами перестроена промышленность СССР, чтобы она стала способна уже в самом начале второй мировой войны производить противотанковые гранатометы, атомные бомбы, шариковые ручки, реактивные самолеты, памперсы и танки Т-54 (нужное подчеркнуть… или ненужное вычеркнуть). Главный герой не окажется крутым спецназовцем (снайпером, диверсантом…), и не будет сокрушать врагов, пользуясь соответствующими навыками, а так же не будет обучать тамошний осназ ставить растяжки. А! Вот еще забыл! Главному герою не светит специальное звание в системе НКВД. Ну, вроде все. Можно начинать…

Книга вторая. Ветер перемен

Глава 1. Я становлюсь позвоночным

Когда читаешь про безработицу, или видишь очередь на биржу труда, или даже смотришь в растерянные глаза сотрудников, попавших под сокращение — это одно. Когда сам не можешь найти работу, простаиваешь многочасовые очереди, чтобы отметиться на бирже труда и получить крохи пособия по безработице, когда начинаешь считать копейки и экономить на всем — это совсем другое.

Впрочем, совсем отчаянным мое положение назвать было нельзя. Отец Лиды, как и обещал, все-таки подкинул одну работенку с переводом. Какой-никакой, а заработок. Да и Рязанов помог. Несколько лекций, прочитанных по его протекции, не так уж давно помогли мне заработать на покупку пистолетов в Берлине. И теперь он не оставил меня в беде. Хвалил даже, за мое изложение студентам основ метода К.Маркса в «Капитале».

— Вот бы вам с Рубиным встретиться! — восклицал он. — Такого знатока метода Маркса еще поискать. Но как я не бьюсь, но пока Исаака Ильича из рук ОГПУ выцарапать не удается. Чертов позёр! И надо же было ему изображать активную политическую деятельность Бунда! Ах, как жаль! — и тут же, снова обращаясь непосредственно ко мне, — А вы бы не согласились читать у нас в Комакадемии лекции на постоянной основе? Зарплата у нас, конечно, не такая большая, как на руководящей должности в наркомате, но уж всяко лучше, чем прозябать на бирже труда!

Пойти, что ли, к Рязанову? Раз уж он о моих знаниях по методу «Капитала» так хорошо отзывается, и к себе прямо заманивает. Но ведь с преподавательской должности мои задумки будет осуществлять не так уж и легко. Хотя… Лишней преподавательская работа не будет. Ведь здесь — молодежь. Плохо только, что не умею я легко с людьми отношения налаживать. Вон уже сколько студентов подходили ко мне после лекций, интересовались, спорили, — а ни с одним прочные контакты не завязались.

Нервы мои после первых двух недель горячки, последовавшей за решением уволиться из наркомата (о котором я уже десять раз успел пожалеть — а вдруг страхи были напрасны и все бы обошлось?), успели немного успокоиться. Поэтому вечером сижу перед раскрытым блокнотом и подвожу итоги. Ну, и что же мне удалось сделать более чем за год моего пребывания здесь? С одной стороны, вроде и немало. Смотрите:

— Провал восстания в Германии обошелся меньшей кровью (не было боев в Гамбурге);

— Не удалось предотвратить, но удалось свернуть партийную дискуссию в конце 1923 года;

— Ликвидирован пост генерального секретаря ЦК, а занимавший его Сталин стал председателем Совнаркома;

— Раньше, чем в моем времени, ликвидирован пост генерального секретаря ИККИ, и Зиновьев лишился этого поста;

— Налажены первые контакты с представителями ОГПУ и РВС;

— Сделаны первые шаги в развитии бригадного хозрасчета и к этому движению активно подключен комсомол;

— Изменилась расстановка сил в ЦК, Оргбюро и Секретариате ЦК;

— Сорвана афера с «письмом Зиновьева» и лейбористы не проиграли парламентские выборы 1924 года…

Если уж быть до конца честным с самим собой, то не все мои действия, что называется, «в плюс». Есть и один явный косяк:

— Неосторожно зацепил интересы Ягоды и теперь из этого как-то надо выкручиваться.

Но с другой стороны, все достигнутое — это еще не результаты, а пока только первые шаги к ним. Чтобы эти первые шаги превратились во что-то более осязаемое, а не остались эфемерной рябью на поверхности исторического потока, предстоит еще провернуть массу работы. Привычно вздыхаю, и тут дребезжит звонок в дверь. Из прихожей слышится звонкий голос Игнатьевны:

— Виктор Викентьевич! Это к вам!

Выйдя в прихожую, вижу у дверей молодого человека, одетого в довольно-таки добротное драповое пальто и теплую кепку. Он только что пытался растирать руками раскрасневшиеся с морозца уши, но, завидев меня, тут же бросил это занятие и встал чуть не по стойке смирно:

— Вы — Осецкий, Виктор Викентьевич?

— Да, я. — То, что парень из «органов», чувствуется сразу: это и к гадалке не ходи.

Впрочем, опасений у меня нет. Если бы речь шла о неприятностях, визитер был бы не один.

— Вам пакет. Получите и распишитесь.

Вскрываю конверт и достаю из него небольшой листок бумаги.

— Распишитесь, — повторяет парень, протягивая мне карандаш. — Вот здесь, прямо на конверте. А конвертик мне отдайте.

Расписываюсь, разворачиваю листок. Там всего несколько строчек:

«Виктор Викентьевич! Хотелось бы продолжить наши не вполне оконченные беседы. Если вы не против, можно встретиться у меня в понедельник, 1 декабря, в 17.00.

М.А.Трилиссер».

— Позвольте записочку… — И молодой человек забирает листок у меня из рук. — Будет ли ответ? — тут же интересуется посыльный.

— Да. Вот, на конверте и черкну. — Снова беру карандаш и вывожу:

«Согласен. Буду».

В ОГПУ, честно сказать, меня не тянет, — уже объяснял, по какой причине, — но почему бы и не поговорить с умным человеком? Все равно ведь делать нечего… Но вот с чего бы это Трилиссеру так понадобилась беседа со мной, что он аж посыльного пригнал, — непонятно. И эта непонятность немного напрягает. Ладно, думаю, дело, так или иначе, разъяснится. Зачем голову ломать, если информации для ответа нет и взять неоткуда?

Поэтому до понедельника доживаю достаточно спокойно, прихожу, не торопясь, пешочком (и полезно, и на трамвай не тратиться) на Лубянскую площадь, в бюро пропусков ОГПУ. По партбилету получаю пропуск… А вы думали, по паспорту? Паспорт у меня всего один, — заграничный (поскольку других в природе СССР сейчас и не существует), — и тот остался в сейфе в НКВТ. Служебное удостоверение я тоже сдал. Так что партбилет у меня — самый мощный документ… Получаю, значит, пропуск и иду к Михаилу Абрамовичу в кабинет.

Здороваюсь, оглядываю его с ног до головы, бросаю взгляд на вешалку. На Трилиссере суконная гимнастерка-френч с накладными нагрудными карманами. Нарукавный клапан исчез, и знаки различия — четыре эмалевых ромба — переместились на краповые петлицы на воротнике. На вешалке — серая шинель с ромбовидными краповыми петлицами и такой же серый зимний шлем с краповой звездой…

— Что, Михаил Абрамович, уже приоделись в соответствии с приказом N315 от 14 августа? Давненько же мы с вами не виделись! Прошлый раз обмундирование на вас было еще по прошлогоднему приказу.

Начальник ИНО поднимает на меня грустные глаза:

— Одного не понимаю, — говорит он задумчиво, — как при нашем тощем бюджете интенданты ухитряются выцарапать средства на бесконечные перемены в форме одежды?

— Погодите, — усмехаюсь, — скоро до вас доведут еще один приказ: летнюю фуражку с синим околышем и краповым верхом велено будет сменить на фуражку с краповым околышем и синим верхом. В декабре как раз самое время летние фуражки перекраивать.

В ответ Трилиссер лишь молча кривится, но его взгляд становится цепким и колючим, недвусмысленно говоря: «И откуда же это у тебя, братец, такие подробности? И зачем это ты мне их выкладываешь?».