Тренировочный День 5 (СИ) - Хонихоев Виталий
— Кхм… — прочищает горло Оксана: — кого там нелегкая принесла? Ночь на дворе!
— Да я ж слышу, что вы не спите. — дверь открывается и в палату входит Зина Ростовцева: — Надя не поехала в лагерь, так что я там одна, а мне скучно. Я ж слышу, что у вас тут весело.
— Подслушиваешь, значит. — прищуривается в полутьме Оксана: — нехорошо, Ростовцева… кроме того, там же с тобой еще же Гасленко.
— Наташка спит уже. — отмахивается Зина: — а у меня с собой вино есть. И… я вот, пряников принесла. Пряников и сока. Томатный.
— Что же ты стоишь в дверях, Ростовцева? — искренне удивляется Терехова: — проходи, проходи. Гость в дом, бог в дом, так кажется, говорят.
— Боярыня, если ты так и будешь продолжать молчать, то Ксюха всю власть у тебя отожмет. — предупреждает Инна: — слышишь же, что теперь больше всех Терехову слышно? Она тут карбонарий, так что будь осторожна. И…
— Коломиец, не тормози, тару Ростовцевой передавай! Ага, Зин, держи вот так… — слышится бульканье: — на вот. Слушай, Зин у нас тут спор зашел про Поповича, как ты думаешь, он герой или клоун?
— А? Про Поповича? Да я ж не знаю. Мне как и остальным запретили из корпуса выходить, все самое интересно без меня прошло. — говорит Зина Ростовцева: — говорят там граната была и Попович на нее грудью лег, она взорвалась и чудом его не убила. А сейчас его Лиля Бергштейн лечит, потому что у нее сила есть лечебная в руках.
— В сиськах у нее сила лечебная, — хмыкает Оксана: — вот где у нее сила. Вот потому и нету у нее никакой силы, сиськи маленькие. Какой только чуши не напридумывают…
— А что вы хотите, нас на улицу не выпустили, я и не видела ничего, а потом Ритка-комсорг влетает и кричит на нас. Я думала оглохну. — Зина поднимает крышку от термоса и принюхивается: — вкусно пахнет. Яблоками?
— Это ж груша. И…
— Не, я такого допустить не могу. — говорит Лиза: — думала, что стерплю, но, наверное, нет. Вы понимаете, что сейчас происходит в мире? Зинка — не задерживай тару, пей давай. Ксюха — потом мне нальешь. Хотя… — она наклоняется и копошится в своем рюкзаке, достает оттуда металлическую флягу: — у меня ж ликер есть. И кружка своя. Кто-то будет ликеру?
— Я бы попробовала. — задумчиво говорит Яна: — что такое ликер… Звучит вкусно. Лиииикеееер…
— Вот что мне в тебе нравится, Барыня, так это твоя безотказность. — кивает Оксана: — выпить — за здрасьте, покурить — конечно, по парням — запросто.
— Насчет парней я пока не соглашалась. — возражает Яна: — ну вас с вашими приколами. У меня первый раз будет с красивым парнем. С длинными волосами чтобы по плечам, золотые такие и рубашка шелковая на груди расстегнута и руки сильные такие. И роза в зубах…
— Романтичная ты особа, Барыня. — говорит Зина Ростовцева, возвращая металлическую крышку от термоса: — а выпивка у вас ничего так… действительно грушей пахнет.
— Как ты лихо самогонку пьешь. — с уважением смотрит на нее Оксана: — прямо как мой батя. То есть отчим.
— Наливай давай. — протягивает свою кружку Лиза Нарышкина: — не тормози Терехова.
— Ты бы коней попридержала, Боярыня. — говорит Инна Коломиец: — тебя ж сейчас развезет как вошь по паркету. Меру нужно знать.
— А мне хорошо. — говорит Лиза: — тепло по телу такое приятное… и знаете что? Вот я вас всех — люблю. Пусть вы и гадины такие, но все равно люблю. Инну люблю вон, хотя она всегда про моего Витеньку плохие вещи говорит.
— Витеньку? Серьезно? Ты, Нарышкина совсем с дуба упала…
— О чем речь? — тихо спрашивает Зина Ростовцева у Яны Бариновой, присев на краешек ее койки. Яна придвигается к ней и наклоняется поближе.
— Лизка считает, что Попович всех спас и вообще герой. Хочет напиться и в окно к нему залезть, он же в своем корпусе один. — шепчет она на ухо Зине: — пока прощупывает почву и настроение. Инна знает об этом и на подступающих рубежах отсекает, мол не полезем мы к нему в окно. Ксюша Терехова просто обожает на газульку давить, а потом наблюдать со стороны, такой шмель-провокатор. А я не хочу в окно к Виктору Борисовичу, он и так сегодня настрадался, да еще и мы его к кровати привяжем и будем на нем прыгать… ему же больно, наверное, будет.
— Определенно тебе больше нужно про секс узнать. — так же шепотом говорит ей Зина: — ты чего? Если мужчина не хочет, то у него не встанет, а если не встанет, то никакого секса не будет, ты чего? Писюны у мальчиков не видела в бане? Они все мелкие и висят.
— В бане же все отдельно! Мальчики и девочки!
— В деревне все вместе. Ну, до определенного возраста, конечно. В общем, если Попович вас не захочет, то у него не встанет и все. А если встанет, то значит хочет, привязали вы его и… ты ж видела какой он здоровый, если он не захочет, то его никакие веревки не удержат. — убежденно говорит Зина: — так что все правильно Боярыня говорит. Если что я с ней в окошко полезу.
— Серьёзно? — Яна отстраняется и всматривается в лицо Зины, едва видное в отраженном лунном свете: — а я и не знала, что ты такая отчаянная.
— Ой, да чего тут отчаянного. — машет рукой Зина: — чего Попович с нами сделает в худшем случае? Наругает? В угол поставит? Пфффф… подумаешь.
— Родителей вызовет? — осторожно предполагает Яна.
— Да? И что он им скажет? Ваши дочери меня изнасиловать пытались? Да кто ему поверит вообще. А для Боярыни это и вовсе повод для радости, ей бы от него сейчас залететь, а потом сразу же замуж. Будет в девятом классе с животом ходить… а у Поповича выбор будет как у того папика из «Кавказкой пленницы» — либо в загс, либо в прокуратуру. Так что не ссы, Барыня, все схвачено, следуй за лидером.
— Эй, Барыня, твоя очередь! — в руку Яны толкается жестяная крышка от термоса: — слово говори и пей. Тару не задерживай.
— Это… — Яна вздыхает, глядя на чашу в своей руке: — а за что пьем-то? За дружбу?
— За дружбу! — повышает голос Нарышкина, поднимая свою кружку: — одна за всех и все за одну!
— Я в окно к Поповичу не полезу. — говорит Инна: — слышишь, Лиза?
— А тебя никто и не заставляет. — говорит Нарышкина: — колхоз дело добровольное. Кто не хочет физрука насиловать — не насилует.
— Тпру! Погоди, Д’Артаньян, погоди! — поднимает палец Оксана Терехова: — так не пойдет! У нас коллектив или где? Решения принимаются коллегиально и обжалованию не подлежат. Коллектив — это когда все вместе, а не так, кто в лес, а кто по дрова…
— Всегда это странным казалось. — жалуется Яна: — в лес и по дрова — это же в одном направлении, да? Где еще дрова расти могут? Ик!… ой!
— Барыня уже надралась.
— Вы меня с панталыку не сбивайте! — повышает голос Терехова: — нас тут… пятеро. У всех равные права… а у Ростовцевой сегодня право совещательного голоса. Если лезть в окно, то всем вместе. Ну или всем вместе в комнате остаться. Голосуем! И кто за то, чтобы в окно к Поповичу лезть? И… один голос. Извини, Лиза, но ты в меньшинстве. Остаемся в комнате. Ростовцева, твой голос не считается, он совещательный.
— Вы чего? Струсили⁈
— Лиза, ну ты сама подумай, у человека стресс сейчас. Наверняка к нему эта его Ирия Гай пробралась…
— У нее нога подвернута!
— Ой, я тебя умоляю. Она и на одной ноге раньше нас стометровку пробежит и в окно пролезет. Я вообще считаю, что не подворачивала она никакую ногу, она вон из окна выпрыгивала, как она могла в лесу ногу подвернуть? Это она специально вид сделала, чтобы на нем покататься…
— Вот змеюка! А ну налей мне еще!
— На вот. Ик! О чем я? Ах, да… в общем наверняка сейчас Попович эту свою Лилию мнет своими сильными руками, вот! Как там говорят римляне — горе проигравшим! Нарышкина, признай уже свое поражение и обрати внимание на… ну не знаю. На Артура Борисенко, например.
— Не надо на Борисенко. — говорит Инна: — чего тебе Борисенко плохого сделал? Пусть Лермонтовичу хорошую жизнь устроит, в отместку за сегодняшнее…
— Девчата! Девчата! А если Лиля и правда к нему пробралась… может хотя бы подсмотрим? — говорит Яна и в комнате наступает тишина. Лунный свет, пробравшийся через занавески и отражающийся от белоснежных простыней и наволочек — мягко освещает комнату с застывшими на месте девчонками из восьмого «А» класса.
