Комбинация - Михаил Алексеевич Ланцов
— Не дадут они денег. Павлины ряженые. Тьфу ты, прости Господи.
— Они не сказали нет, — возразил Алексей.
— Они не сказали да, — заметил Меншиков.
— Они вряд ли имеют право принимать такие решения. Не ожидайте от них слишком многого. Это просто постоянные курьеры при твоем дворе, отец, чтобы ты мог через них общаться с другими монархами. Говорящие попки, если хотите.
— Не высоко же ты ценишь послов, — скривился Куракин.
— Послов — высоко. Если они полномочны и, если с ними можно вопросы решать сложные. А вот таких попок — да, скромно.
Куракин чуть помедлил. И молча кивнул, принимая ответ. А Петр в нетерпении швырнул на пол ножик для писем, что до того крутил в руках.
— Просто подожди. — вкрадчиво произнес сын. — Не спеши. Дай им время подумать.
— Не верю я в то, что они просто вот так возьмут и дадут мне денег.
— Почему просто так? Ты хороший человек. А хорошему человеку денег дать — богоугодное дело. А если не дадут, то эти охальники будут гореть в аду. — ответил царевич и расплылся в невинной улыбке. — Так им и шепните при случае. В шутку.
Меншиков фыркнул, сдавливая смешок.
Куракин скривился.
Ромодановский улыбнулся в усы. Он уже привык к такой манере общения Алексея. Остальные только обвыкались.
Царь лишь покачал головой.
— Дадут или нет — не ясно. Надо что-то с налогами делать. Мы совершенно недостаточно их собираем. В казне ведь действительно, как ты там Леша сказал? Мышь от тоски повесилась?
— Именно так. Но, быть может, наступила пора повесить сборщиков налогов? Чтобы новые какое-то время воровали не так нагло. — спросил Алексей.
— Шутки шутишь?
— Шучу. — честно признался царевич. — Но, для того есть веские основания. Я тут пытался разобраться с налогами и податями. И пришел в ужас. Их какое-то безумное количество. И они так распределены… — покачал парень головой.
— Как так?
— Представь себе лодку. Шесть банок — на каждой по два гребца. Гребут. Командир на корме — румпелем правит. Добро лодка поплывет?
— А почему нет? Обычно во всяком случае.
— А если на лодке такой будет один гребец и дюжина кормчих?
— К чему ты сие спрашиваешь? Дурь ведь.
— Дурь. — охотно согласился сын. — Не понимаешь, к чему я клоню?
— Нет, не понимаю.
— На чем стоит экономика России?
— Экономика? Эко ты загнул. — усмехнулся Петр. — Выучил уже сие слово?
— Как раз сейчас изучаю. Оттого и задумался.
— И до чего додумался?
— До того, что экономика Россия стоит на крестьянине. То есть, на человеке, который обрабатывает землю. С него основной прибыток державе. С каждого по чуть-чуть. Но их много. Али я ошибаюсь?
— Отчего же? Верно мыслишь. — кивнул царь.
— Получается, что, если крестьяне тех размножатся, то и в казну монеты поступит больше. Разве нет? Ведь те же земли твои южные почитай в запустении, как и восточные. Не всюду пашню пахать можно. Рабочих рук нет.
— Все равно тебя не понимаю. Причем тут налоги?
— Если крестьянину нечего есть, то как же ему плодится да размножатся? Да и ладно это — как ему трудится добрым образом? Не говоря уже о принятии новых приемов. А ежели посмотреть на то, как подати, налоги, акцизы и прочее распределены, то странно удивляться — отчего крестьяне не только не плодятся добро, но и вообще бегут. Кто на Дон, Днепр или Урал, кто еще дальше. Особенно крепостные.
— Ах вот ты, о чем… — вяло и недовольно произнес Петр. — А с кого тогда подати брать прикажешь?
— С них и брать. Но иначе. Как там в присказке? Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе? Как же им идти, если ноша не по ним? Я мыслю — надобно то великое множество налогов, что сейчас есть, упразднить. Ввести несколько простых и понятных. Таких, чтобы путать и хитрить не сподручно оказалось. Ну и вешать время от времени воров. Прямо по распорядку, обставляя сие как державные праздники. Поставил кого налоги да подати собирать с земель допустим Тверских. Годиков пять послужил. Вызвал. И повесил. Даже расследование проводить не стоит — пустые расходы. Точно себе на смертную казнь наворовал.
— Экий ты лихой! — нервно воскликнул Меншиков.
— Что, робеешь Алексашка? — хохотнул Петр. Ему явно такой подход пришелся по душе.
— Да никто на такую службу не пойдет! А если пойдет — лет двадцать и все кончатся. Даже детей не сыщешь.
— И то верно. Видишь Алешка. Не пойдет так делать. Людишки служивые кончатся быстро.
— Тут помозговать можно только о наказании. В остальном то — дельная вещь. Мыслю — если порядок и ясность в налогах навести, то уменьшив их вроде как, можно будет собирать их больше. Заодно разгрузив крестьян. Те вздохнут. И начнут плодиться да размножатся державе на прибыток.
— Большое дело… путанное…
— Хотя бы крепостных возьми. Все что надобно платят тебе в казну. А потом еще и на поместного трудятся. Сами же перебиваются с голода на проголодь. Как тут множится то? Тем более, что пользы с тех поместных…
— Службу многие из них не только в сотнях служат.
— Так отчего же за службу вне сотен и платят монетой али даванием чего вроде сукна, и поместным держаниям, и по должности? Прям такие молодцы, что им почитай двойное жалование надобно?
Царь хмуро посмотрел на сына и тот поспешно добавил:
— Надобно батя, чтобы с твоей руки брали кормление. А то ведь вон — в бунте участвовали прошлогоднем. И если бы пошло-поехало неизвестно сколько бы их присоединилось. Может как в Смуту сталось бы. Да. Пока тихо. А ежели завтра снова что удумают? Если же просто плату получали, словно солдаты или начальные люди солдатских полков — иначе рассуждали бы.
Не остановились на том.
Царь самоустранился. Царевич же столкнулся с иными царедворцами. Дебатируя уже с ними. Указывая на вредность затеи крепости крестьянской. Без особого, впрочем, успеха.
— Я не призываю немедленно освободить крестьян, живущих в крепости. — устав биться головой в стену произнес Алексей.
— А что ты призываешь сделать?
— Прежде всего говорю о том, что эти крестьяне толком не множатся и богатства державе не прибавляют. Само же их держание странно. Посему было бы разумно их по мере возможностей выводить из этого состояния. Постепенно. И не раздавать земли и души направо-налево. От того казне один убыток. А там, где сие невозможно, строго очерчивать права и обязанности. Дабы дать им продыху, чтобы приумножаться стали. Поставить, например, в неделю два дня барщины. А ежели оброк, то ставить его
