Комбинация - Михаил Алексеевич Ланцов

— Даже на те, что набраны из стрельцов? — спросил Ромодановский.

— Мыслишь их учить не стоит? С дрекольем на врага посылать?

Князь-кесарь промолчал.

— Отец. Бутырский полк до конца не обучен. Да и сложно это. Тут требуется и его реорганизация, и перевооружение. Голландские мушкеты хоть и добры, но совсем не приспособлены для доброй и частой стрельбы.

— Не приспособлены? Отчего же? Пять выстрелов в минуту — это очень славный результат.

— А можно семь. Да и штыковой бой таким мушкетом вести сложно.

— А отчего ты зовешь сие оружие мушкетом, а не фузеей, как ныне всюду принято?

— Я сравнил старые мушкеты дедовских времен. Еще с фитилем. С новыми голландскими. И не нашел в них отличий. Ни размером, ни стволом, ни калибром они промеж себя не отличаются. Разве что замком — на них ныне стоит кремневый, французского образца. Но на них и ранее ставили кремневые, и даже колесцовые от чего названия не меняли. Так и ныне в чем смысл нового названия не понимаю. Мушкет и мушкет. Зачем по новому его называть? Он от этого лучше стрелять будет?

Петр нахмурился.

Чуть подумал, пожевав губы. Но возражать не стал. Вызвав тем самым определенную гримасу на лице Меншикова. Тот очень внимательно ловил такие приемы для манипуляций царем.

— А отчего же ты мыслишь сии мушкеты дурными? Вся Европа ими воюет и нахваливает. А ты ругаешь. Не слишком ли круто замахиваешься?

— В Европе могут выдавать по пять залпов в минуту солдаты?

— Твоя правда, — усмехнулся Петр. — Сказывай.

— Герасим! Подь сюды. И бумаги возьми. — крикнул царевич.

Спустя секунд пятнадцать его телохранитель подбежал ближе и протянул ему папку. Которую тот передал уже отцу.

— Я взял несколько максимально сходных мушкетов. Разделил их на равные группы по три штуки. В первой я оставил обычный ствол. Во второй — укоротил его на дюйм. И так далее. Потом первый мушкет в группе заряжали и стреляли, зажав в тиски, выверив наведение с помощью нивелира. Вторым стрелял опытный стрелок. Третьим — новичок, едва обученный. Их результаты я свел вот в эти таблицы, что ты сейчас видишь.

— Интересно, интересно, — покивал царь, просматривая эти листы в папке. Впрочем, было ясно, он не сильно понимал, что там написано. Регулярного образования ему остро не хватало. А самоучкой он был в областях практических. Оттого просто пучил глаза, рассматривая все это…

— Стрельба велась группами на триста, двести, сто и пятьдесят шагов по ростовым мишеням, имитирующим солдат противника. Как ты видишь — очень интересный результат получился. Ежели бить по ним с тисков, то чем длиннее ствол, тем выше точность выходит. А если с рук, то наоборот. До определенного придела. Меньше тридцати девяти дюймов стол укорачивать не нужно[2]. То во вред пойдет.

— И с чем это связано?

— С тем, что мушкет довольно тяжел и его центр масс смещен к срезу ствола. Из-за чего держать его в положении на изготовку тяжело. Особенно если отворачиваться при выстреле, дабы искры не попали в глаза. В таком случае ствол чаще отклоняется, и пуля улетает черт знает куда. Чем короче же был мушкет, тем оказалось проще из него стрелять. Как ты видишь — на триста шагов пятая часть попадания в строй. На двести — уже почти четверть. А на сто — почти половина, ну почти[3]. Так что, ежели укоротить ствол до указанных тридцати девяти дюймов станет только лучше. Более того, можно будет утвердить единый стандарт мушкета для пехоты и драгун.

— А хорошо обученный стрелок не лучше бьет из длинного мушкета?

— Лучше. Но стоимость обучения доброй стрельбе крайне высока. Нужно сделать сотни и сотни, а скорее тысячи выстрелов. Это расход нескольких мушкетов и множества пороха. Вряд ли это сейчас имеет смысл. Слишком накладно для казны.

— Это да, — покивал царь.

— Я бы предложил еще одно улучшение для уменьшения расходов.

— Ну ка?

— Калибр. Глянь там последние листы. Сейчас какой калибр у голландских мушкетов? Семьдесят восьмой. Так?

— Что значит семьдесят восьмой?

— Я так для удобства калибры ручного оружия считаю — в сотых долях дюйма. Семьдесят восьмой — это семьдесят восемь частей от дюйма, поделенного на сотню. Так мне кажется удобнее. Семьдесят восьмой, пятидесятый, восьмидесятый и так далее.

— Ясно. И что же? Да, выходит семьдесят восьмой.

— Если уменьшить его до семидесятого, то каждый выстрел будет съедать на четверть меньше свинца[4] и пороха. Убойность же не пострадает, равно как и точность.

— Как это не пострадает? Бить то он слабее станет.

— А ты глянь самый последний лист. Там мушкет как раз семидесятого калибра с укороченным стволом сравнивается с таким же, только семьдесят восьмого. В армиях всего мира далее ста шагов обычно не стреляют. Вот и глянь — на этой дистанции пуля в обоих случаях надежно пробивает сосновый щит толщиной в дюйм. Чего за глаза достаточно для верного поражения как человека, так и лошади.

— А на трехстах шагах?

— А кто туда стреляет?

— Ты не проверял?

— Нет. Смысла особого не видел. Хотя… — Алексей задумался. — Проверю. Вряд ли там сильно хуже обстоят дела. В принципе каждая пятая пуля, попадающая в цель — это тоже дело доброе. Со ста выстрелов двадцать солдат противника упадет. А сколько таких залпов можно сделать пока он сто шагов пройдет?

— У солдата с собой вряд ли больше трех-четырех десятков патронов[5], в патронной сумке, — заметил Михаил Головин. — Ежели так палить, как ты удумал — никаких припасов не хватит. Даже пять выстрелов в минуту — это весьма и весьма прожорливо. Ежели кто будет наступать фронтом, а по нему открыть огонь с трехсот шагов, то как бы не лишиться огненного припаса в отражении такой атаки? Если не всего, то почти всего. Вдруг тем же днем новая атака? Чем стрелять то? А если на утро новый бой? Откуда патроны брать?

— Крутить в полковых мастерских. — на голубом глазу ответил царевич.

— Пусть полк всего в полторы тысячи человек. Ты полагаешь, что за вечер можно накрутить сорок пять тысяч патронов? Если по тридцать на брата? — улыбнулся Шереметьев.

— Значит их надо готовить загодя и возить в зарядных ящиках. Пропитанных воском от сырости и запечатанных им же. И при надобности вскрывать оные и раздавать бойцам.

— Это ты все накрутил… — покачал головой царь.

— Накрутил, — кивнул царевич. — Но введение единого укороченного мушкета семидесятого калибра