Алексей Жоров - Второй шанс Сикорского
Кому из этих идиоток пришла мысль плыть на остров Корос, не знаю и знать не хочу. С их-то знаниями мореплавания они надеялись что смогут пройти по прямой сто миль точно на запад? Остров видите ли большой, не промахнёмся. Промахнулись, и теперь не могут повернуть обратно, с местными ветрами и течениями в это время года не поспорить на этой лоханке. Им нужно было идти к соседям, а сейчас мы могли плыть только на запад, при желании забирая немного на север или на юг. А, впрочем, пятнадцать детей, пять женщин и двое подранков теперь почти наверняка обречены на смерть. Море не любит самонадеянных, больше чем неумелых. Хотя воспользоваться небольшой сетью из дядюшкиных запасов у них ума хватает, что утешает, если умрём то не от голода. Но в воздухе носится запах грозы, а что такое гроза в океане? Я чую, что это знание не принесёт мне радости. Опять судьба подкидывает мне очередную пакость.
Вернуться бы на пару лет назад, в то тихое время, когда мой полк получил приказ выступать на охрану недавно открытого приграничного золотого рудника. Министерство Королевских Природных Ресурсов всегда помогало в карьере офицерам, которые стерегли их вотчины. Кэмпровцы всегда снимали с любого блюда сливки и, прежде чем попасть непосредственно в казну золото усыхало, по слухам, более чем на половину. Молодого короля эта делёжка не устроила и плохо стало всем. Горстка, казалось полных безумцев, горланящих лозунги, под предводительством десятка бывших бандитов, слопала всех.
А ведь они могут и удержаться. Если сразу умудряться уничтожить наёмников, а это вполне в их духе, отдадут часть шахт соседям, а сами засядут в самых укреплённых и непреступных. Потом, если действовать с умом, то можно сыграть на противоречиях противоборствующей коалиции и сохранить половину страны. Если их дикое везение всё ещё с ними, то так и будет.
Буря была долгой и страшной, как мы выжили не знаю. Паруса не, двоих смыло за борт, нет, решительно чудо. Но мой убийца всё ещё на судне и у нас питьевой воды на пять суток. Мы плывём на запад, повинуясь течению и, чуть забираем к северу. Под моими понуканиями наши леди, чуть ли не срывая с себя последние юбки, соорудили жалкое подобие паруса. Хоть чуть-чуть на север, только это может нам дать призрачный шанс, спасибо буре. Она нас изрядно протащила в нужном нам направлении. И хрен с ним, пусть на этом островном архипелаге живут пираты, лучше они, чем смотреть как от жажды умирают вокруг тебя дети. Вот дела! Сегодня убийца очнулся и стал гугукать, чисто младенец. Сильно беднягу по голове приложило, не притворяется видать.
Бог или боги нас не оставили. Не знаю принадлежит ли этот остров к Сокмовскому, или как чаще говорят к Пиратскому, архипелагу, а может сам по себе, не важно. Главное, что здесь есть вода. Природа исчерпала наш лимит удачи, разгрузить судёнышко мы успели, а вот оттащить подальше на берег нет. Ураган был хороший, с твёрдой земли смотреть на него одно загляденье. Нога почти зажила в течении месяца под чутким уходом женских рук, а я стал чувствовать себя отцом большого семейства. Двое младших женщин стали приходить ко мне по очереди, чтобы вместе коротать ночи. Даже бывший убийца стал для меня чем-то вроде младшего брата.
Я учил этого юношу говорить, очевидно, он потерял память, но чудовищно быстро восстанавливал утраченные знания. Затем произошёл перелом, в тот день он пришёл ко мне какой-то пришибленный, но мы смогли изучить и запомнить в десять раз больше чем за предыдущий урок. Уже через неделю он мог разговаривать как семилетний ребёнок, пусть и очень примитивно, из-за очень маленького словарного запаса. Он коверкал слова со странным иностранным акцентом, но это не мешало ему жадно запоминать всё новые и новые. Играл с младшими детьми, как мальчишка, мастерил им странные замки из песка. Помогал женщинам загораживать сетью участок, куда во время отлива стала набиваться глупая рыба. Мы ели моллюсков и морские водоросли, знакомые мне по лучшим ресторанам столицы, так вот откуда оказывается к нам поступал этот деликатес.
Постепенно, вместо уроков, я стал рассказывать парню о своём роде, поясняя, по мере необходимости, незнакомые слова. Об отце, матери, братьях, жене. Рассказывал ему как мой отец, черноволосый, с проседью, грузный и высокий господин, любил сидеть на открытой веранде с огромной дорогой заморской сигарой, не замечая суетящихся вокруг слуг. Я описывал ему в мелочах наш семейный быт, подстёгиваемый тоской и детским любопытством, светящимся в его глазах. В своих видениях, после таких бесед, на фоне вечернего океана, мне рисовалось ни чем не замутнённое прошлое. Детство, юность, офицерский корпус, давно оговоренная женитьба, наши предки договорились ещё за долго до нашего рождения. Моему младшему брату, самому младшему, не повезло в этом смысле особо. За его будущее договорился ещё наш дед. Он, чуть ли не один из родичей, пехотой не считался, очень уж хорошо владел иностранными наречьями, вот его и приметили. Попал по распределению в МИД, то бишь в филиал военной разведки. Покидало его жизнью по всей Эстиане и, когда попал он на Северный материк в Восточную империю, спас там на местной войне одного Герцога, потом тот его, побратались. Договорились выдать младшую герцогскую внучку за младшего дедового внука, все остальные были уже обещаны.
Временами мой ученик и казался мне младшеньким, даже лицом были слегка похожи, только младшенький был на десять сантиметров повыше. А, в общем, на острове жили счастливо, пища есть вода есть, кто не умер тот здоров, чем не рай. Кстати, о здоровье, один из мальчишек стал страшно заикаться от пережитого. Тогда бывший курьер стал забираться с ним в одну из самых дальних и тёмных пещер, где они вместе, в полной темноте, горланили весёлые детские песенки. Мой названый брат водил его туда каждый день, минимум на час. Если тот не хотел и упрямился, задабривал его, обещал сделать его долю в общей работе, построить вместе новую песочную башню, поймать для него новую красивую рыбу. И, чудо, через месяц малец почти перестал заикаться. Орек, так назвал себя парень, объяснил, что где-то слышал, что так лечат заикание. Мать ребёнка отблагодарила парня по-своему, по-женски. Всё хорошо было в нашем необычном роду, семьи, еда, дети, новые дети на подходе.
Пища наша и разрушила идиллию. Сначала умер малышка, лет десяти от роду, сильно вздулся живот, был страшный жар, она сгорела буквально за день. Потом то же самое случилось с её матерью. Заболел и я, но, как ни странно, на третий день оклемался, даже смог ходить. Лучше бы я не вставал, картина была дьявольская. Лишь Орек, страшно ослабленный, держался из последних сил. Он рассказал, что заболел одним из последних.
И тут меня как будто молнией ударило, я спросил, ел ли он яйца местных чаек, проход к которым и разведала пару недель назад малышка, умершая первой. Он признался, что лишь однажды. Всё стало ясно как день, это была не чума, меня, ещё когда мы прибыли на остров, удивил большой размер здешних чаек. И, хотя я заставлял женщин хорошо проваривать пищу, многим понравился вкус сырых яиц. Я и сам попробовал пару раз сырые, но не понравился вкус. А детвора, не смотря на все, впрочем не слишком строгие, запреты любила их пить, они пробивали маленькую дырочку и высасывали внутренности. Мы с горем пополам похоронили изуродованные болезнью тела. Я чувствовал себя паршиво, будто второй раз потерял семью. Эти заключительные строки я пишу при свете факела известняком на стене одной из дальних пещер, лишь Орек знает о моём своеобразном дневнике. В последнее время мне всё чаще кажется, что мир сошёл с ума и я вместе с ним. То один день, то неделя просто выпадают из памяти.
Недавно, например, мне вдруг показалось, что Орек и мой брат Скор — это один и тот же человек, просто потерявший память. В порыве безумия я сделал ему родовые татуировки, тайные в том числе, и вручил ему младший фамильный перстень. Мы часто сидели на камнях, как на тронах, близ входа в пещеру, я брал в руку короткую толстую палочку, похожую издали на сигару. Мы сидели, как на веранде, любовались закатом и дышали ароматом океана. Я рассказывал ему тайные семейные обряды, передававшиеся от отца к старшему сыну бесчисленное количество раз, а он мне невероятные истории из своих снов.
Сегодня, когда он уснул, я пришёл сюда, чтобы написать эти последние строки-завещание. Я не уберёг моих родных второй раз, мой род не достоин своего последнего представителя.
Вот моя последняя воля. Я, Нид Ван Сем, завещаю все кольца и память рода моему названному младшему брату Скор-Ореку.
Прости братишка, что я оставляю тебя, но я боюсь ещё раз оказаться в такой ситуации. Боюсь, что проснувшись однажды утром вновь потеряю незащищённое и мне не кому будет даже отомстить за это. Я боюсь твоей смерти. Живи братишка, живи.
Глава 2
Галактика М51.
