Дмитрий Зурков - Бешеный прапощимк части 1-9
— Нет, конечно, господин учитель, расскажите, пожалуйста, окажите милость! — Моя милая озорно улыбается. — Денис, мне это все папа уже сколько раз рассказывал! Я даже из Сашкиного ружья стреляла.
— И сколько раз попала? Я имею в виду в мишень, а не в забор… Ай!.. И чего это мы деремся, мадмуазель?
— А того, что Вы, сударь, задаете неприличные вопросы! Вот… И вообще, взялся учить наивную барышню, так учи! Как там надо пистолет держать?
Сначала показываю сам, потом отдаю браунинг и, поправляя Дашины руки, невольно ее обнимаю. А потом, не в силах удержаться, легонько трогаю губами ее маленькое розовое ушко. Она поворачивается ко мне, в глазах озорные смешинки, нежно целует, затем отстраняется и тихонько шепчет:
— Денис, тебе не кажется, что ради приличия мне нужно хотя бы пару раз выстрелить?.. Потерпи немножко, мой хороший…
Во время перекура, пока Александр-младший увлеченно заряжал оба маузера и парабеллум, господа путейцы вспомнили про дробовик.
— Ну, теперь мы от Вас, Денис Анатольевич, не отстанем. — Александр Михайлович весело улыбается. — Показывайте, ради чего испортили ружье!
— Одну минуту! Саша, поможешь?..
Вместе с парнем перевешиваем использованные мишени чуть поближе друг к другу и идем на исходную.
— Вот, смотрите. Навстречу мне двигается группа солдат противника. — Показываю стволом на мишени. — Мне нужно пройти через них. Делается это примерно вот так…
Выстрел, перезарядка, четыре быстрых шага вперед, снова выстрел, перезарядка, еще несколько шагов навстречу «противнику», выстрел, перезарядка…
— Вот, собственно и все. — Возвращаюсь к зрителям. — Если бумажные клочья Вас не убедили, можем сходить и посчитать количество попаданий в каждую мишень. А израсходовано всего пять выстрелов.
Сашка в восторге, оно и понятно, молодой еще, глупенький. А вот господа инженеры призадумались.
— Да, Денис Анатольевич, оказывается, это — страшное оружие. — Михаил Семенович как-то по-особому смотрит на меня. — Я бы даже сказал — излишне жестокое… Хотя само это словосочетание лишено всякого смысла…
— Миша, ты забываешь, что сама война — жестокое занятие. И не мы напали, а на нас. — Александр Михайлович принимает мою сторону. — Вспомни, хотя бы, что Даша рассказывала про солдата, который брата в госпиталь привез. Это не жестокость?..
— Помнишь того солдата, Денис? — Вступает в разговор моя ненаглядная. — Его Федором, кажется, звали. Он еще к тебе просился, ты обещал отомстить…
— И как, отомстили, Денис Анатольевич? — Интересуется Михаил Семенович. — Если не секрет, каким образом?
— Отомстили. Ночью проползли в окопы, где находился германский взвод, который… Не важно… Закидали гранатами землянки, добили оставшихся в живых, и уползли обратно. На прощанье оставили записку, в которой все объяснили. А через несколько дней наши авиаторы листовки-предупреждения над германцами раскидали.
— И что, помогло?
— Ну, с тех пор я про издевательства над ранеными не слышал… А Котяра, в смысле, Федор до сих пор у меня в роте.
— А почему — Котяра? — Удивляется Дашенька.
— Да был потом случай… Нам надо было через дорогу перескочить, а там как раз германский патруль остановился, заподозрил что-то. Федор тогда камень неподалеку в кусты кинул и разозленным котом как заверещит! — Пережидаю дружный смех и продолжаю. — Немцы так лихо костерили этого кота, я столько новых слов услышал!.. А к Федору потом это прозвище прилипло…
Наш разговор прерывает появление Полины Артемьевны и Ольги Петровны, которые очень подозрительно нас оглядывают со всех сторон.
— Ну-ка, рассказывайте, господа, вы тут решили попойку устроить? — Прокурорские взгляды по очереди задерживаются на каждом. Блин. Такое ощущение, в прицел снайпера попал. — Даша, а ты-то куда смотрела, а?
Спустя минуту выясняется причина волнения. Вольдемар свет Аристархович заявился в дом пьянее водки, ничего не сказал, ничего не объяснил, и завалился спать в отведенной комнате. Что, собственно, и послужило причиной волнения дам. Их мужья чуть ли не хором рассказывают о проигранном пари, и о том, что они не настолько глупы, чтобы совмещать спиртное и стрельбу. Чтобы не мешать выяснению отношений, отхожу на пару шагов в сторону. Чтобы перекурить. Но и тут меня достает неугомонный тинейджер Сашка.
— Денис Анатольевич, а бывало так, что патроны кончались, или нельзя было стрелять? Что делали тогда?..
Какие-то каверзные вопросы задает юноша, да и во взгляде чертики так и прыгают… А, кажется, знаю, откуда ветер дует.
— Тогда, молодой человек, рубились шашками.
— А можете показать? Я тоже хочу научиться!
— Ну, тащи ее сюда…
Сорванец испаряется и через несколько секунд появляется с «Аннушкой», которая лежала на столе рядом с охотничьими ружьями. Цепляюсь взглядом за зачахшую невысокую елку, которую закрыли от солнца более сильные деревья. Для примера пойдет. Достаю шашку из ножен…
— Вот смотри. Раскручиваем клинок, так легче выйти на удар. Потом — вот так…
Теперь от елки остался только ствол с зачатками веток. Немножко неровно, но — не беда… Только теперь замечаю, что все с интересом наблюдают за новыми изысками в ландшафтном дизайне.
— Где Вы так научились, Денис Анатольевич? — Выражает общую мысль Михаил Семенович.
— У своих казаков. Они каждый день по полчаса, как минимум, машут. Да еще и поют при этом.
— Поют?.. А что именно?.. — М-да, Полину Артемьевну хлебом не корми, дай новую песню. Хотя, тут, как раз, песня-то старая.
— Они то ли у кубанцев, то ли у терских переняли песню «На Шамиля». На мотив лезгинки, только слова сами сочинили. А в ритм мелодии в фланкировке, то есть, умении владеть шашкой, упражняются.
— А показать сможете? — Вопрос с подвохом уже от Александра Михайловича. — Мы подпоем, или похлопаем.
Блин, отказываться как-то неудобно… Ну, ладно, где наша не пропадала? Наша пропадала везде, как в том анекдоте…
На горе стоял Шамиль, Он Богу молился. За свободу, за народ Низко поклонился… Ой-ся ты, ой-ся! Ты меня не бойся! Я тебя не трону, ты не беспокойся…
Вхожу в ритм, раскручиваю клинок нижней восьмеркой, поехали дальше…
… Базар большой, Турка очень много. Русска девка хорошо Давай дорога. Ой-ся ты, ой-ся! Ты меня не бойся! Я тебя не трону, ты не беспокойся…
Мужские голоса, среди которых теряется Сашкин дискант, подхватывают припев, дамы задают ритм, хлопая в ладоши, Михаил Семенович помогает им, постукивая ладонью по столешнице. «Аннушка» блестит на солнце, вьется, как живая вокруг руки. Перехват, верхняя восьмерка, теперь вниз, прямой крут, петля, еще восьмерка…
… Турка молодой В озере купался. Руки-ноги утонули, А пупок остался. Ой-ся ты, ой-ся! Ты меня не бойся!..
Мне, конечно, до Михалыча с его станичниками далеко, они и не такое вытворяют со своими клинками, но народу нравится. Теперь поют все, вон, у Дашиной мамы аж щеки румянцем расцвели и улыбка от удовольствия…
… Турка молодой Купил поросенка. Всю дорогу целовал, Думал, что девчонка…
Так, румянец еще гуще, дамы еле сдерживаются, Дашенька звонко смеется… Пора заканчивать… Петля, обратный крут, перехват, восьмерка… Все!.. На одно колено, руки в разные стороны, поклон… Теперь аплодируют все… Даже прибежавший Бой звонким лаем выражает восхищение. В-общем, как в цирке…
Минут через пять, только достаю папиросу, как меня снова атакует мелкий, но очень настырный будущий шурин:
— Денис Анатольевич, а Вы просто, без оружия драться умеете?..
Судя по его виду, вопрос абсолютно риторический. И ответа не требуется… После секундной задержки, юный нахаленок продолжает:
— Научите меня!.. Ну, драться… — Поясняет, видя мое нарочитое недоумение. — А то мальчишки… дразнятся иногда…
Ага, и, скорее всего, рыжим-бесстыжим…
— Драться я тебя учить не буду… а вот за себя постоять, когда к тебе лезут — пожалуйста… Но не сейчас. Давай завтра?
Парнишка собирается совсем по-детски огорчиться, но положение спасает Даша.
— Саш, хочешь пострелять из моего пистолета?.. Иди к дяде Мише, он за тобой присмотрит, а мы с Денисом Анатольевичем немножко прогуляемся.
— Ага, опять целоваться будете?.. — Младший брат на всякий случай отодвигается от сестры на безопасную дистанцию.
— Сашка!..
Не дожидаясь продолжения, сорванец ехидно улыбается, посылает нам воздушный поцелуй и улепетывает подальше со всех ног…
— Ну, мысль не так уж плоха… — Вместо продолжения фразы приходится срочно уворачиваться от маленького кулачка. — Я же чисто теоретически рассуждаю…
