Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
После минутного замешательства Юй Цин твердо решила вступиться за Шан Сижуя, не желая раздувать ссору из пустяка, и холодно проговорила со смехом:
– Вы просто не знаете, у меня дурной нрав, язык острый, обхожусь я с людьми жестоко. Последуй я за кем-то, облеченным властью, не прошло бы и пары лет, как меня изгнали бы из его дома, лучше уж сразу довольствоваться своей участью и сохранить хоть немного чести. Вы ведь это хотели сказать?
Всего парой изящных фраз она раскрыла подноготную Сыси-эра. Тот не нашелся с ответом, по лицу его пробежали тучи, и, выпив вина, он уселся на свое место, надутый от обиды. Чуть погодя он подозвал к себе Сяо Чжоуцзы и тайком со всей силы ущипнул его за руку. Когда Сыси-эр встречал молодых и способных актеров, в нем тут же пробуждалась беспричинная ненависть и злоба, люди не зря опасались, что он учинит скандал, однако сегодня самому Сыси-эру пришлось несладко. Юй Цин говорила как человек ученый, чем отличалась от других актеров, в спорах она никогда не прибегала к непристойностям.
Фань Лянь потянул Чэн Фэнтая за рукав и с тихим смешком проговорил:
– Ха, оказывается, среди актеров есть те, сладить с которыми еще труднее, чем с Шан-лаобанем.
Чэн Фэнтай рассмеялся:
– Шан-лаобань – человек наивный и очаровательный, но и я никогда его не задираю.
Обычно на подобных банкетах, стоило за столом оказаться актеру, после третьего бокала гости дружно призывали его спеть что-нибудь для удовольствия. На банкетах в артистических кругах, где требовалось поддерживать дружбу, еще сложнее уклониться от выступления, таково проклятие артистических пирушек. И вот, когда выпито уже было достаточно, гости принялись упрашивать популярных нынче звезд театра спеть что-нибудь. В подобной обстановке Шан Сижуй всегда первым принимал на себя удар, и гости, увидев, как хорошо они с Юй Цин разговорились, захотели услышать их совместное выступление. Но Шан Сижуй наелся и напился от души, настроения играть у него не было совершенно, да еще он боялся, что не в форме, ему не хотелось осрамиться перед Юй Цин. Забравшись на стол, он принялся кричать, что напился и петь не в силах, а если запоет, то не попадет в ноты. Несколько человек тут же принялись хлопотать вокруг него, сказали даже, что если он пьян, то и петь не надо, пусть скорее пойдет приляжет, чтобы протрезветь. Чэн Фэнтай и в самом деле решил, что тот пьян, помог дойти ему до плетеного стула и усадил отдохнуть.
После того как Шан Сижуй отступил, следовало найти достойную ему замену. Юй Цин, бесспорно, была главной героиней сегодняшнего вечера, и в поисках подходящего ей партнера следовало оглядеться по сторонам: Сыси-эр даже не обсуждался, Сяо Чжоуцзы еще не дебютировал, оставался один лишь Юань Сяоди. И он не устоял перед уговорами. Поднявшись со своего места, он учтиво поприветствовал Юй Цин сложенными руками, а та кивнула ему в ответ. Оба были людьми учеными и, стоя рядом, смотрелись очень гармонично. Посовещались, решили, что исполнят они классический отрывок «Тайная встреча» из «Пионовой беседки», в котором между Ду Линян и Лю Мэнмэем завязываются отношения. В доме «Грушевого сада» был небольшой дворик с беседкой и прудом, и во время выступлений сад этот становился своеобразной декорацией, никакого грима не требовалось, одна лишь флейта-ди [41]. Несколько актеров-любителей принялись оживленно обсуждать готовящееся представление.
Шан Сижуй и в самом деле несколько опьянел: щеки его стали горячими, голова кружилась, но, стоило ему услышать, что Юань Сяоди собирается выступить, как он сразу же предстал перед Чэн Фэнтаем эдаким зверьком с ушками навостро; вдруг он воскликнул:
– Второй господин, я хочу пойти посмотреть представление.
Чэн Фэнтай попробовал его остановить:
– Так не пойдет. Ты пьян. Ветер подует, непременно простудишься. Ты ведь не первый раз слышишь, как поет Юань-лаобань.
Шан Сижуй лишь ответил:
– Хочу посмотреть, хочу посмотреть, хочу! Непременно надо взглянуть! На сей раз он выступает в особенном месте!
Чэн Фэнтай уступил:
– Ладно. Тогда пойдем посмотрим! – Он снял с себя пиджак и набросил его поверх длинного халата Шан Сижуя, нарядив его весьма странным образом. Шан Сижуй, впрочем, не обратил на это никакого внимания, и они направились в сад.
В осеннем саду ярко-алые кленовые листья соседствовали с хризантемами разных цветов и вечнозелеными остролистами, сплетаясь в буйстве красок. Единственным голубым пятном среди них была Юй Цин, а белым – Юань Сяоди. Одетые по современной моде, они исполняли старинную пьесу, что, впрочем, не выглядело нелепо. Садовые постройки превратились в декорации, подчеркивая игру актеров и ход старинной истории; они сливались воедино, и уже трудно было отделить одно от другого, отчего зрителям начинало казаться, что та самая беседка из оперы сейчас у них перед глазами. Но только зазвучала флейта сяо [42] и запела Юй Цин, как Шан Сижуй рассмеялся, хорошо еще, что стояли они чуть поодаль, и никто не услышал его смеха.
Чэн Фэнтай уже знал, что он собрался придираться к игре, и толкнул его:
– Шан-лаобань, я запрещаю тебе вредничать! Это же твоя новая подруга, позволь барышне сохранить лицо, хорошо?
Шан Сижуй ответил:
– Я просто посмеялся, ничего про нее и не говорил, – однако после этих слов он снова принялся хихикать. Обычно на его лице висела легкая улыбка, но сегодня от выпивки он несколько забылся и начал посмеиваться в голос, не в силах остановиться. Чэн Фэнтай вздохнул:
– Ну ладно, раз уж вам так не терпится покритиковать, Шан-лаобань, не сдерживайтесь.
Шан Сижуй покачал головой, отказываясь говорить. Когда Юань Сяоди допел свою арию, снова пришел черед Юй Цин, и Шан Сижуй наконец проговорил:
– Слушать выступление Юй-лаобань все равно что читать книгу. В ее манере петь можно расслышать голоса всех старых мастеров, но только не ее собственный. Она просто-таки панорама всей оперы куньцюй!
Чэн Фэнтай не сдержался и разразился хохотом:
– Ну и язык же у тебя, такой ехидный! Как по мне, речь ее
