Адъютант палача - Александр Яманов
В общем, док сломался и поплыл. Если оставить в сторону сопли и дешёвые оправдания, то ситуация вырисовывается следующая. Тот самый незнакомец, чей разговор с матерью я так хорошо помню, оказался бывшим военврачом Болеславом Окуличем. Ныне это чиновник в губернской администрации, только это неважно. Главное — наш велеречивый товарищ знал очень много интересного о тёмной стороне деятельности доктора Лисовского. Об этом Окулич поведал пану Малаховскому, а далее — дело техники. Меня хотели нейтрализовать при помощи настойки, которая реально страшная вещь в тех дозах, которые намешал доктор. А Юзефу просто устранили, дабы не пыталась докопаться до истины. Может, заговорщики и не хотели её убивать. На этом настаивал всхлипывающий доктор, которому я старательно вытирал сопли, так как его руки были привязаны к стулу. В результате интриганы чуть не добились своего, так как мне чудом удалось выжить. А вот графине повезло меньше.
Всё вроде просто, но запутано. Когда старое преступление Лисовского стало причиной шантажа, то он пошёл на новое. Будто я попал не в 19 век, а оказался на страницах очередной нетленки Агаты Кристи.
-Вы обещали, — тихо провыл доктор.
-Конечно, пан Рышард. Я обещал не тронуть вас и пальцем, если вы всё расскажите.
Короткий удар в печень, хрип и застекленевшие глаза. Вытираю клинок о пиджак Лисовского и говорю.
-Но ведь никто не говорил про нож.
-Кстати, хороший удар! Почти без замаха — и сразу наповал. Охранника вы тоже положили быстро, — произнёс Фредди, когда мы входили из комнаты, — Не помню, чтобы учил вас подобному.
-Я брал частные уроки у прапорщика Загоруйко, — отвечаю немцу, складывая в саквояж деньги и драгоценности, которые мы вытащили из заначек покойника.
Надо, чтобы убийства были похожи на разбойное нападение. С учётом того, что врагов у этого махинатора хватало, то следы могли вести куда угодно. Кстати, о следах. Лёгкий снежок перешёл в неплохой такой снегопад, и значит, дороги через пару часов будут полстью завалены. Проследить в такой ситуации наш путь нереально. Особенно если покойников найдут через день.
***
-Прямо какой-то неуловимый этот пан Окулич, — сообщил мне очевидные факты Фредди.
Да. Мы сделали неплохой марш-бросок за Болеславом, но тот постоянно опережал нас на пару шагов. В результате нам удалось уточнить, что оный товарищ отбыл по делам в Варшаву. А это было не то место, куда я бы хотел сейчас соваться. Да и дороги в середине января наводят исключительно тоску. Поэтому мы решили передохнуть в Минске и направиться в Вильно. Именно там была резиденция генерал-губернатора, для которого у меня была готова информация о мятежниках. И именно туда отправилась моя главная цель — Владислав Малаховский. Его мы тоже хотели прихватить в Минской губернии, где он проходил службу. Но… опять какое-то невезение. Убийца был переведён в Вильно, куда, получается, ведут все дороги. Мои уж точно.
Между тем, тревожные вести из Польши уже докатились до Западного Края. Речи о массовом восстании пока не шло, но отдельные отряды начали свою деятельность. Народ в Минске жил по своему прежнему распорядку, многие знатные семейства перебрались в городские дома на зиму, и не было заметно какого-то оживления. Мне же лучше держаться подальше от высокородной публики, дабы не узнали. Ведь мой брат, Ян, назначен одним из руководителей местного подполья. Не хотелось бы объясняться, что я здесь делаю и, тем более, принимать участие в делах мятежников. Как я уже говорил, местные всё делают неторопливо, даже восстание у них идёт как-то вяло. Но это не мои проблемы. Достать двух подлецов не удалось, значит, сделаю это позже. Тем более, что теперь вряд ли удастся разминуться с одним из них.
***
Достали меня уже эти зимние дороги. Мало того, что их никто не чистит, так по ним почти не ездят. Вроде и едем по основному тракту в направлении Ошмян, а такое ощущение, что вокруг пустыня. Это я утрирую и ворчу, конечно. По пути встречаются крестьянские и купеческие повозки, периодически дворянские кареты. Просто всё это не сравнить с оживлённым трафиком моего века. Путешествовать верхом — это даже не ехать в возке, молчу уж про автомобиль. Я замёрз, казалось, что у меня болят все мышцы, которые только есть в организме, ещё и бёдра натёр. И это с учётом того, что Юзек вроде как будущий кавалергард. Фредди тоже мучился, но терпел. Но Ошмянами мы решили отдохнуть денёк, так как сильно вымотались. Поверьте, сто пятьдесят вёрст в мороз — это неслабая нагрузка и на лошадей. Думаю, они устали не меньше нашего.
Сижу в придорожном трактире, где мы сняли комнаты и пристроили лошадок, получая истинное наслаждение от ничегонеделания. После хорошей бани тело не болит, натёртости смазаны маслом, нос перестал хлюпать, а горло хрипеть. Пью себе отличный глинтвейн, читаю относительно свежие «Санкт-Петербургские ведомости» и никого не трогаю. Фридрих решил прилечь после обеда. Он, как старый солдат, следовал правилу, что лишнего времени на сон не бывает. Завтра утром в путь, но немец не боится перебить сон. Говорит, что и ночью спокойно заснёт. Мне бы такую полезную черту.
Компанию из нескольких шляхтичей, я заметил давно. Трудно было не обратить внимания на постепенно усиливавшийся шум, который производили господа по мере увеличения количества выпитого алкоголя. Нет, это уже были не те классические паны, устраивавшие в трактирах и подобных заведениях разного рода непотребства. Скажем так, в предыдущие годы кое из кого выбили гонор, зачастую вместе с зубами. Плюс на территории Западного Края, скажем так, правоохранительные органы действовали достаточно жёстко. Никто не отменял права шляхты на положенные сословные преференции, но показательные порки холопов и, не дай бог, более жестокие насилия — остались в прошлом. По крайней мере, память Юзека не выдавала информацию о чём-то подобном. Это всё-таки не времена Екатерины, когда польской знати дозволялось слишком много.
Но, тем не менее, генетический гонор и века безнаказанности, играли свою роль. Шляхтичи если не задевали людей напрямую, то периодически провоцировали или, наоборот, демонстративно игнорировали русских. Самое забавное, судя по воспоминаниям Юзефа, в России к полякам относились вполне себе благожелательно. Более того, бывшие мятежники и участники разного рода тайных обществ, после ссылки или насильного забривания в солдаты, нормально вписывались в мирную жизнь. Часть из них даже закончила военные учебные заведения, получила офицерские чины, и за счёт российской казны усердно осваивала нужные специальности. Эти знания
