Инженер Петра Великого 10 - Виктор Гросов
Спорить было бессмысленно. С его колокольни все и вправду выглядело логично. Он видел политическую картину в целом, а мои опасения считал мелочной подозрительностью, недостойной масштаба нашей миссии. Его уверенность заражала всех вокруг.
— Удвоить посты, — бросил я Андрею Ушакову, вернувшись в лагерь. — И глаз с этих «купцов» не спускать. Пусть твои люди ходят за ними по пятам.
Он молча поклонился. Это были полумеры, и мы оба это понимали. Мы могли наблюдать и фиксировать.
Два дня тишины, наполненной звоном кубков и клятвами в вечной дружбе. Без доклада, почти оттолкнув часового, в наш штабной фургон ворвался гетман Сенявский. На бледном лице блестели капельки пота, а преувеличенное радушие сменилось маской тревоги, показавшейся мне искренней. На стол лег запечатанный сургучом пакет.
— Государь! Беда!
Мы с Петром как раз склонились над картой, прокладывая дальнейший маршрут. Государь медленно выпрямился. В фургоне сразу стало тесно.
— Говори.
— Мятеж, Ваше Величество! — выпрямился Сенявский. — Паны Потоцкие! Подняли хоругви на западе, у самой границы. Подкуплены австрияками, не иначе! Они хотят перерезать вам путь, затянуть в усобицу, сорвать ваше великое посольство!
Он протянул Петру донесение. Государь сломал печать, пробежал глазами по строчкам. Под кожей на его скулах перекатились тугие комки мышц.
— Они знают наш маршрут? — спросил я, глядя гетману прямо в глаза.
— Вести летят быстрее птиц, пан генерал, — развел он руками. — Ваша армада видна за десятки верст. Скрыть ваше движение невозможно. Они ждут вас на переправах. Готовят засаду.
Логично.
— Я не могу рисковать вашей безопасностью, Государь! — продолжал гетман. — Ввязываться в бой нельзя. Позволить сорвать вашу миссию — значит предать наш союз!
Подойдя к карте, он провел пальцем линию, уводящую резко в сторону.
— Есть другой путь. Через Витебск. Да, это небольшой крюк, однако он безопасен. Там стоят верные королю полки, и мои люди уже оповещены. Вдоль всего пути для вас подготовлены склады с фуражом и углем. Вас встретят, проводят, обеспечат всем необходимым. Вы пройдете, как по собственной земле, не встретив ни единого врага. А я тем временем со своими верными людьми ударю по мятежникам с тыла, и к вашему возвращению вся эта пена будет сметена!
Он закончил и замолчал, с надеждой глядя на Петра. Каждое его слово ложилось на предыдущее, как идеально подогнанный кирпич, возводя стену неопровержимых доказательств.
— Что скажешь, Смирнов? — повернулся ко мне Петр.
— Слишком гладко, Государь, — ответил я тихо. — Склады уже готовы? Они что, провидцы? Знали о мятеже заранее?
На лице Сенявского промелькнула тень.
— Мы всегда готовы к измене, пан генерал. Это Польша, — с горькой усмешкой ответил он. — У меня своя сеть осведомителей. Получив первые донесения о смуте еще неделю назад, я отдал приказ готовить запасной путь. На всякий случай. Как видите, не прогадал.
Он выложил на стол еще несколько бумаг: донесения от его «агентов», доклады командиров гарнизонов. Все сходилось.
— Государь, — вмешался Меншиков. — Гетман дело говорит. Чего нам в их усобице вязнуть? Пройдем быстро, а они пусть тут хоть головы друг другу поотрывают. Нам же спокойнее будет.
Петр смотрел на карту. В его голове шла борьба: мои подозрения против безупречных фактов, его нетерпение против моего предостережения. Петр не мог позволить себе ни выглядеть трусом, испугавшимся кучки мятежников, ни потерять драгоценное время. План гетмана, напротив, давал ему все и сразу: скорость, безопасность и политическую выгоду.
— Ладно! — он нахмурился. — Факты налицо. Гетман предлагает нам помощь, и мы ее примем. Благодарствую за верную службу, пан Сенявский. Мы принимаем ваш совет.
Пока адъютанты уже строчили приказы о смене маршрута, а гетман отвешивал поклоны, я смотрел на карту, на эту тонкую линию, ведущую в Витебск.
Против логики, подкрепленной документами и политической выгодой, чуйка оказалась бессильной.
Пейзаж быстро менялся: становился суровее, пустыннее. Леса уступили место бесконечным заснеженным полям, перечеркнутым темными оврагами, и с каждым днем этого перехода холод в животе становился все ощутимее. Нас окружала пустота. Дороги опустели — ни скрипа купеческих полозьев, ни бредущего мужичка с вязанкой хвороста. Даже деревни, мимо которых мы проходили, стояли вымершими: ставни заколочены, из труб не идет дым, не лают собаки.
— Меры безопасности, — цедил сквозь зубы Меншиков, когда я в очередной раз указал на это Государю. — Гетман слово держит, очистил дорогу для прохода. Чего еще желать?
Петр соглашался. Для него эта пустота была доказательством верности и мощи нашего союзника. Порядок. Дисциплина. Все, как он любил.
Ушаков каждый вечер приносил свои безрадостные отчеты.
— Жутко там, Петр Алексеевич, — говорил он тихо, грея руки у печки в моем фургоне. — Будто мор прошел. Ни следов, ни патрулей. В одной деревне нашли брошенную пекарню — хлеб в печах еще теплый. Ушли в спешке, час назад.
— Куда ушли?
— В лес. Все, от мала до велика. Словно от чумы бежали.
Наши собственные разведчики, которых Орлов посылал вперед, возвращались ни с чем. Пусто. На десятки верст впереди — ни души. Эта противоестественная, зловещая тишина раздражала. Мы шли как по дну высохшего моря, и было совершенно неясно, когда и откуда хлынет вода.
На пятый день пути, выйдя из очередного лесного перешейка, мы оказались на широкой, бескрайней равнине — в огромной, неглубокой чаше, покрытой снегом. Впереди, на дальнем ее краю, на высоком холме, виднелись стены и башни Витебска. Цель. Наконец-то. По колонне пронесся вздох облегчения, и даже я поддался этому чувству. Вот он, город, вот верные полки и обещанные склады. Кошмар кончился.
И тут ударил колокол.
Один, низкий, протяжный удар с городской колокольни. Его звук не походил на тревожный набат — это был холодный, расчетливый, безжалостный сигнал.
Мир ожил.
Первым пришел отдаленный, непонятный гул, похожий на шум ветра в соснах. Но он не утихал, а нарастал, превращаясь в лязг металла, ритмичный топот тысяч ног. Снег на пологих холмах, окружавших нас со всех сторон, вдруг пошел рябью. Из-за гребней, словно прорастая из-под земли, поползли темные линии. Конница. Пехота. Даже артиллерия виднелась. Они спускались медленно, занимая заранее определенные позиции. Словно актеры, выходящие на сцену по знаку режиссера.
— К бою! — заорал я, но мой голос утонул в реве Орлова, уже отдававшего команды. —
