Александр Афанасьев - Долгая дорога домой

– Ну... я с Еленой поссорился... узнал, что она на кокаине сидит. Потом...

– Что потом? Говорите.

– Проследил, где она берет. Оказалось – на авеню Ягеллонов. Там меня полицейский видел, штраф выписал.

– Штраф?

– Да, за неправильную парковку.

– Это худо... – сказал Збаражский, записывая в блокнот.

– Почему худо?

– Да потому! Вы знали, куда эта ваша... пошла?

– Откуда же мне знать, там домов под сотню.

– А там профессор и жил! Информация о выписанных штрафах собирается в единой программе, чтобы потом контролировать взыскание! Из этой программы ее может выудить любой полициянт, и получится, что вы за несколько дней до убийства были у дома этого проклятого Ковальчека! И это доказано – полицейским и штрафом. Что вы там делали?! Следили, чтобы убить – вот что подумают! А я вас направил на это дело!

– Но я же...

Тут до графа дошло, что Елена ему алиби не даст – хотя бы потому, что она не знала, что за ней следят. И все очень шатко.

– Пся крев...

– Вот так вот! Вы полицейского запомнили?

– Откуда... Здоровый...

– Ладно, найдем. Дальше.

– Дальше... Этот пан Ковальчек мне позвонил. Я как раз тут был, сидел... думал что делать.

– Он вам что – сюда позвонил? – изумился Збаражский.

– Ну да... – протянул граф Ежи и тут же понял, чему изумился полковник. Он так и не понял тогда – что в его состоянии вполне простительно.

В здании штаба Висленского военного округа нельзя было иметь при себе никакие сотовые телефоны. Они изымались при входе и выдавались при выходе, кроме того – здесь работали генераторы помех, делающие невозможными любые звонки. В общедоступных телефонных справочниках были телефоны только дежурной части и никаких более. Получается, что пан Ковальчек откуда-то знал номер, на который ему нужно было позвонить... а ведь он...

– Вы давали номер своего телефона очаровательной пани Елене? – угадывая мысли графа Ежи, спросил его полковник.

– Никак нет, нельзя же... Что это значит?

Полковник Збаражский снова что-то строчил в своем блокноте.

– Боюсь, что ничего хорошего. С нами играет какая-то разведка, она нашла способ подставить вас, да и меня заодно вместе с вами. Хорошо, сначала разберемся, что тогда произошло. Он вам позвонил – и?

Какая – не составляет труда догадаться. Та самая, которая и леди Алисию Гисборн сюда заслала.

– Пригласил на какое-то сборище. В университет.

– Как пригласил?

– Обычно. Сказал, что Елена там будет.

– То есть он знал, что у вас проблемы.

– Да... наверное.

– Хорошо, дальше.

– Дальше я пошел. Мы встретились перед университетом, Ковальчек сказал, что нас пропустят только вдвоем.

– А заодно – перед университетом работают камеры уличного наблюдения, – добавил полковник, – а вот на самой территории их нет ни одной. И вас, получается, они запечатлели. Продолжайте, продолжайте.

– Ну... мы вошли в здание.

– Минутку. В какое время это было?

– Между девятнадцатью и двадцатью часами, ближе к девятнадцати.

– Точнее не помните?

– Нет.

– Хорошо, дальше.

– Дальше мы пришли на факультет. Химии, там комната побольше, там и собрались. Человек двадцать, в основном паненки. И Елена там была.

– Как вас представили?

– Просто – как Ежи. Профессор сказал.

– Дальше.

– Дальше лекторша какая-то появилась. Не сразу, Ковальчек ей звонил, потом она пришла. Какая-то пани Алисия Гисборн.

– Опишите.

– Ростом... среднее между вами и мной, мужеподобная, лицо вытянутое, одета плохо.

– То есть – плохо?

– Ну... Женщины всегда одеваются так, чтобы быть привлекательнее. А эта... как будто специально оделась, чтобы недостатки свои выказать. Лицо вытянутое, по возрасту – ближе к сорока, хотя голос молодой.

– Ей двадцать девять – улыбнулся полковник.

– Двадцать девять?!

– Именно. Я хорошо знаю эту особу. Она к нам по межуниверситетскому обмену, лесбиянка, но ведет себя осторожно, знает, что если она даст нам повод – мы ее вышибем отсюда с волчьим билетом. Связана с Фондом свободы, прошла у них шестимесячные курсы лекторов-агитаторов. Скорее всего – и Чатам-хаус тут руку приложил. Настроена отрицательно, ведет подрывную и антигосударственную деятельность в форме провокационных, клеветнических выступлений. В прямом шпионаже не замечена. Она в разработке МВД, мы не можем ее тронуть, а там что-то медлят. Они все так там одеваются, в Великобритании почему-то принято так одеваться, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность, а не красоту и привлекательность.

– Понятно. Не хотел бы я там жить.

– Я тоже. И к чему вас склоняла эта леди?

– Ну... она говорила о демократии, что демократия – эта высшая форма политического правления в обществе, лучшая из возможных. Что только народ, основной субъект политики может все изменить, но что означает это «все», она ни словом не обмолвилась. Что нельзя прибегать к насилию как к средству решения проблем, допустимы только законные и ненасильственные методы борьбы с нелегитимной властью. Что надо заимствовать опыт соседей.

– Прекрасно... – Збаражский даже в ладоши похлопал, – прекрасная речь, очень искусно. Целая антигосударственная программа, и при этом в ней не содержится ни одного повода для того, чтобы депортировать эту дамочку за антигосударственную деятельность. Сладкая водичка, но на нее многие покупаются. Хотите, расскажу, чего они хотят?

– Давайте!

– Это что-то типа игры – ненасильственное сопротивление. Чатам-хаус выпустил сборник методов ненасильственного сопротивления, эти брошюры печатают в одной из самых мощных типографий мира – в «Сторожевой башне», типографии принадлежащей на паях Свидетелям Иеговы и разведслужбам. Понимаете, это игра, щекочущая нервы – и в то же время относительно безопасная, там не надо подставлять себя под пули или уходить в террористическое подполье, рискуя виселицей. Все то, что там указано, тянет максимум на пятнадцать суток административного ареста. Например – узнать номера местных чиновников, опубликовать их в Интернете, звонить им по ночам и дышать в трубку. Тут даже и на административку не нагребается, ни угроз, ничего – просто людям спать мешают. Молодежь, она же по ночам тусуется в клубах разных, им взять телефон и позвонить – пять секунд. А человек потом всю ночь не уснет, на работу придет невыспавшийся. А если так каждую ночь? Или – точно так же следить за чиновниками, на машине или пешком. Тоже – даже административки нет, идет человек и идет, мало ли кто там впереди него? Или дорожные и уличные указатели портить – это уже мелкое хулиганство. Лозунги писать – тоже пятнадцать суток. Ну и... много всего, а цель одна – постепенно, не сразу, исподволь, раскачать государство.

– Интересно...

– Еще бы. Вы, как я понимаю – выступили?

– Можно сказать и так.

– И что вы им поведали?

– Ну... что Польшу разорвали по решению мирового сообщества, и теперь у меня нет повода верить, когда-то же самое мировое сообщество предлагает Польше помощь. Что если даже Польша обретет независимость – она окажется зажатой между тремя империями без выхода к морю, и конец будет печальным. Примерно так.

– А они что?

– Эта... агитаторша смутилась. Ковальчек послушал, потом прекратил дискуссию.

– Как именно?

– Сказал, что время вышло, что сейчас будет обход охраны, а он обещал закончить до вечернего обхода и сдать кабинет.

– А как остальные собравшиеся отреагировали на ваши слова?

– На удивление вяло. Мне вообще показалось, что некоторым наплевать на все.

– Зачем же тогда они собрались...

И тут же родился ответ! Сразу! Правильно заданный вопрос – это уже половина ответа!

– Купить наркотик?!

– Может быть, и так. Что было потом?

– Потом... этот пан профессор нагнал меня на стоянке...

Улыбнувшись, пан Збаражский поднял руку.

– Вы со своей пани объяснились?

– Объяснился, – мрачно проронил граф.

– И что?

– Да ничего! Какого черта вы спрашиваете!?

– Тут могут быть важны мелочи. Любые. Скажите, а как вам показалось – почему на это сборище пришла пани Елена? Она из-за политики пришла – или из-за другого чего-то?

– Не знаю...

Он и в самом деле не знал. И сейчас корил себя за это – надо было обратить-таки на это внимание. Но все его мысли в то время были заняты другим.

– Не знаю... – повторил граф Ежи.

– Хорошо, дальше. Профессор нашел вас на стоянке – что было потом?

– Он пригласил меня к себе. Сказал, что я интересно выступаю... все прочее.

– И почему же вы поехали?

– Он сказал, что живет на Ягеллонов. Я сразу догадался.

– Ага! – Полковник сделал еще одну пометку в блокноте. – Это хорошо. Вас видели вместе, как вы уезжали?

Молодой граф немного повспоминал – было темно...

– Темно было... к ночи, уже расходились. Не знаю.

– Хорошо. Вы поехали в его машине?

– Нет, в своей.

– Какая машина?

– «Фиат». Белый.

– Откуда она у вас?