Ложная девятка, часть третья - Аристарх Риддер
На 26-й минуте Заваров и Протасов разыграли отличную комбинацию — Саша сделал проникающий пас, Олег оторвался от Баттистона, вышел один на один… и пробил прямо в Батса.
— Да что же это такое! — я вскочил со скамейки, схватившись за голову.
Советские болельщики в своем секторе тоже вскочили, а потом разочарованно осели на места. Контраст с французскими трибунами был разительным — там всё было в движении, постоянный шум, песни, барабаны.
— Терпение, — сказал Малофеев, бросив взгляд на скамейку запасных. — Скоро твой выход. Не трать нервы.
Французы продолжали атаковать. Платини, Жиресс и Тигана словно читали мысли друг друга — мяч летал между ними с невероятной скоростью и точностью. Каждый пас, каждый финт вызывал восторженные крики с трибун. Когда Платини спрошёл Алейникова моим финтом, козлина этакая, весь стадион взорвался аплодисментами. Такое люди любят. Особенно в исполнении своих.
На 36-й минуте Рошто проверил Бирюкова мощным ударом метров с двадцати пяти. Миша в отчаянном прыжке перевел мяч на угловой, трибуны загудели от разочарования.
— Внимательнее на угловом! — крикнул Малофеев, но его слова потонули в громовом реве десятков тысяч глоток.
Жиресс встал у флажка. Он поднял руку, словно дирижируя трибунами, и те начали ритмично скандировать. Когда шум достиг апогея, французский полузащитник выполнил подачу.
Мяч взвился высокой дугой, опускаясь прямо в гущу игроков в нашей штрафной. Бирюков попытался выйти на перехват, но столкнулся с кем-то из своих. Снаряд отскочил на Тигана, тот пробил с лёта — Миша каким-то чудом дотянулся кончиками пальцев, но мяч отскочил прямо на ногу Платини.
Второй удар французского капитана был неотразим — 2:0!
Невероятно, но шум стал еще громче. Фанаты на трибунах обнимались, прыгали, размахивали флагами. Платини, празднуя гол, снял футболку и размахивал ей, словно флагом. Весь стадион, кроме маленького красного островка, скандировал его имя. Настоящее безумие имени потомка итальянских иммигрантов.
Я сидел, впившись пальцами в куртку — костяшки побелели от напряжения. Но внутри меня уже не было ни злости, ни разочарования — только холодная, кристальная решимость. Это не зависть к Платини, не досада на партнеров — это понимание, что скоро моя очередь выйти на сцену.
Оставшиеся минуты первого тайма тянулись мучительно долго. Французы, уверенные в своем превосходстве, начали играть на публику — финты, пасы пяткой, эффектные передачи. Трибуны отвечали восторженным гулом на каждый такой трюк. Позёры, честное слово.
Наши, казалось, были полностью деморализованы. Заваров, обычно такой элегантный с мячом, раз за разом терял его, не выдерживая прессинга. Протасов был полностью выключен из игры парой Баттистон-Боссис. Даже неутомимый Литовченко едва передвигался, затерзаный Тиганой и Фернандезом.
— Не смотри на счет, — сказал мне Черенков. — Два гола — это ничто. С Данией разве не так было? И где та Дания?
Я кивнул, но продолжал сосредоточенно анализировать каждое движение французов. Они были хороши, чертовски хороши, но не идеальны. У Баттистона был явный недостаток скорости. Боссис слишком увлекался атаками и оставлял открытые зоны. Ле ру, несмотря на свою молодость и энергию, порой не успевал за нашими и терял позицию.
Не выглядят они непобедимыми, вот честное слово. И после перерыва я это докажу!
Глава 8
Я иду по туннелю Парк де Пренса и слышу как весь стадион заходится в их традиционных кричалках Qui Ne Saute Pas N’est Pas Français (кто не скачет, тот не француз, франц. прим. автора) сменяет Tous Ensemble (все вместе), а потом они запевают On Est Les Champions, перепевку We are the Champions на французский манер. Козлы французские, играть еще сорок пять минут а они уже празднуют.
А когда советские игроки появляются из тоннеля то кричалки сменяются свистом. Вместо которого спустя минуту слышны оглушительные овации. Сборная Франции вышла на поле чуть позже нас.
— Слава, Слава, — кричит мне Валентин Козьмич и я подбегаю к нему.
— Да, Валентин Козьмич?
— Двадцать четыре года назад мы на этом же стадионе вышли на второй тайм в роли догоняющих. А потом выиграли первый кубок Европы. Я ничего не стал говорить команде в перерыве, всё-таки главный тренер Малофеев а не я. Но скажу тебе сейчас. Для очень многих, да почти всех такие матчи это главный шанс в жизни. и Будет тяжело, очень. Тяжело и трудно. Куда труднее чем нам в том финале. Те югославы не чета этим французам. Еще и трибуны ты сам видишь какие. Но Славка. Я знаю что ты можешь. И ты знаешь что можешь. А раз можешь, то должен! Так что давай. Чаще всего спортсмены идут к величию долго, годами. И доходят до него единицы. А ты можешь стать великим уже сейчас. Покажи всё на что способен в следующие сорок пять минут и станешь великим. Давай Слав, давай. Надери задницу этим козлам!
Иванов крепко обнимает меня и я бегу в центральный круг и оглядываюсь по сторонам.
Вон Миша Бирюков во вратарской как-то остервенело бьёт одной ладонью по другой а потом подходит к левой штанге и начинает оббивать об ней бутсы, как будто сбивая грязь с шипов. Зачем, если тут густая зеленая трава а не суглинок его родного стадиона имени Кирова? Видимо это ритуал.
Вася Жупиков и Андрей Зыгмантович о чем-то переговариваются на дуге нашей штрафной, игрок Динамо жестикулирует а мой одноклубник кивает каждые пять секунд как заведенный.
Витя Круглов на правом фланге защиты просто сидит на корточках с закрытыми глазами. Как и Протасов. Хотя нет, глаза у Олега открыты.
Ко мне подходит Заваров, лица на Сашке нет. Вернее есть, но не его. Таким напряженным я его еще ни разу не видел.
— О чём тебе Иванов говорил?
— Да так, советы давал. Сань, мы их сделаем. Вот увидишь. Мы их сделаем, — второй раз я повторяю это с напором в голосе. Как будто себя убеждаю а не Заварова.
Хотя, может быть так и есть. Чтобы в чём-то убедить других нужно сначала убедить себя.
Окидываю взглядом другим игроков нашей сборной. Все как один напряжены, подключи их в сеть и освещения хватит на целый город.
А французы на другой половине поля наоборот улыбаются и смеются. Вон Платини стоит чуть ли не в обнимку с Фернандезом и жестикулируя что-то ему рассказывает. Тот в ответ смеется. Видно что
