Стальной кулак - Алим Онербекович Тыналин
— И партийная организация обеспечит полную поддержку! — встрял Смирнов-Ласточкин. — Никаких больше проволочек!
Я обвел взглядом собравшихся. Еще вчера эти люди голосовали за мое смещение. Сегодня они готовы выполнять любое распоряжение. Что ж, такова жизнь.
— Товарищи, — я по очереди смотрел каждому в глаза, — предлагаю забыть прошлые разногласия. У нас есть конкретная задача. Создать новый… э-э, новый грузовик. Все остальное неважно.
По залу прокатился облегченный вздох. Бойков заметно расслабился, а Нестеров даже позволил себе слабую улыбку.
— План такой, — я развернул чертежи. — Первое: восстанавливаем работу всех лабораторий. Второе: возвращаем всех уволенных специалистов. Третье: утраиваем темпы испытаний. Вопросы?
Вопросов не было. Теперь передо мной сидели исполнительные подчиненные, готовые работать день и ночь. Как быстро меняются люди, подумал я. И как важно не упиваться этой властью.
— Тогда за работу, товарищи, — я поднялся. — Время не ждет.
После совещания я сразу направился в закрытый испытательный корпус, расположенный в дальнем конце заводской территории. У тяжелых металлических дверей дежурил новый постовой, последствия недавних событий. Он внимательно проверил мой пропуск, хотя прекрасно знал меня в лицо.
В просторном помещении с высокими сводами уже кипела работа. Варвара колдовала над чертежами, разложенными на большом столе. Руднев настраивал измерительные приборы. Звонарев что-то увлеченно объяснял группе техников.
— Наконец-то! — Варвара подняла голову от чертежей. — Мы уже все подготовили для испытаний новой системы.
Я обвел взглядом помещение. После «чистки» Звяги здесь многое изменилось, исчезли его «наблюдатели», пропали раздражающие проверяющие из партячейки. Теперь можно было спокойно работать.
— Как успехи? — я подошел к испытательному стенду, где возвышалась башня с установленной системой вооружения.
— Почти закончили настройку, — Руднев протер очки. — Осталось проверить работу в динамике.
Вороножский, появившийся откуда-то из глубины цеха, возбужденно размахивал пробиркой:
— Николаус предсказывает великий успех! Звезды сегодня необычайно благоприятны для технических свершений!
Я улыбнулся. После всех политических интриг возвращение к настоящей работе действовало успокаивающе. Здесь, в закрытом цехе, не было места партийным дрязгам и аппаратным играм.
— Запускайте стенд, — скомандовал я. — Посмотрим, что у нас получилось.
Мощные моторы загудели, приводя в движение испытательную платформу. Пришло время проверить, чего стоят наши технические решения.
Следующие дни слились в один бесконечный рабочий марафон. Цех жил особой жизнью, наполненной грохотом механизмов, запахом металла и горячим паром от испытательных стендов.
Варвара практически поселилась в закрытой лаборатории, лишь изредка выбираясь домой. Под ее руководством система наведения работала все точнее. Даже придирчивый Циркулев признал, что результаты превосходят все ожидания.
Руднев творил чудеса с механизмами. Его длинные пальцы словно чувствовали металл, находя идеальные решения для самых сложных узлов. Лиловый сюртук давно покрылся масляными пятнами, но он, казалось, этого не замечал.
Вороножский, постоянно совещаясь с «Николаусом», создавал все новые составы для гидравлики. Его природная эксцентричность только помогала делу — он мог часами колдовать над одной формулой, пока не добивался нужного результата.
Звонарев тоже, можно сказать, жил на испытательном стенде. Его рыжая шевелюра мелькала то тут, то там, он успевал следить за десятком параметров одновременно. Даже в перерывах продолжал что-то высчитывать в блокноте.
Каждый вечер мы собирались в моем кабинете, анализируя результаты и планируя следующий день. Я смотрел на этих увлеченных людей и думал, что с такой командой можно свернуть горы.
Новый парторг Смирнов-Ласточкин попытался было наладить «партийный контроль», но быстро понял бесполезность этой затеи. В закрытом цехе действовали свои законы. Законы физики и механики.
Через неделю непрерывной работы мы провели комплексные испытания. Система работала безупречно, точность наведения превысила все нормативы, гидравлика действовала плавно, механизмы функционировали как единое целое.
— Потрясающе! — восхищенно протянул Циркулев, сверяясь с записями. — Даже на «Авроре» в 1916 году не добивались такой точности.
Я смотрел на показания приборов и чувствовал, как внутри растет странная тревога. Все шло слишком гладко. А опыт подсказывал, что так не бывает. Особенно в таком сложном деле.
Но команда была воодушевлена успехом. Даже обычно скептичный Руднев позволил себе улыбку, глядя на безупречную работу созданных им механизмов.
— Через неделю можно проводить генеральные испытания, — уверенно заявила Варвара, просматривая графики. — Все показатели в норме.
Я кивнул, не решаясь озвучить свои сомнения. В конце концов, может быть, я просто слишком мнителен после всех передряг с политическими интригами?
Работа продолжалась. Мы готовились к финальной демонстрации, оттачивая каждую деталь, проверяя каждый узел.
Первый тревожный сигнал прозвучал во время испытаний трансмиссии. Я как раз просматривал отчеты в кабинете, когда вбежал встревоженный Звонарев:
— Леонид Иванович! Там… В общем, лучше сами посмотрите.
В испытательном боксе у трансмиссионного стенда собралась вся команда. Варвара хмурилась, глядя на показания термометров. Руднев, сняв очки, близоруко всматривался в разобранный узел главной передачи.
— Смотрите, — Варвара протянула мне график. — При работе больше двух часов температура в картере поднимается выше критической. А здесь, — она показала на диаграмму, — явное падение крутящего момента.
Я склонился над агрегатом. В нос ударил запах перегретого масла. На зубьях главной пары виднелись характерные следы неравномерного износа.
— Позвольте заметить, — Циркулев поправил пенсне на черном шнурке, — что изначальная компоновка не предусматривала таких нагрузок. Геометрия зацепления…
— Дело не только в этом, — перебил его Руднев. — Смотрите на подшипники. При такой схеме распределения усилий они работают на пределе.
Вороножский, прижимая к груди пробирку с маслом, возбужденно зашептал:
— Николаус предупреждал! Он чувствовал дисгармонию в системе охлаждения.
Я молча разглядывал поврежденные детали. В памяти всплыли чертежи танковых трансмиссий из будущего. Как я мог упустить этот момент? Ведь современные решения появились не просто так, они вобрали в себя десятилетия испытаний и ошибок.
— Это еще не все, — мрачно сообщил Звонарев. — У нас проблемы с гусеничным ходом.
Мы перешли к следующему стенду. Здесь на массивной раме был смонтирован сегмент ходовой части с катками и фрагментом гусеницы.
— Вот, смотрите, — Звонарев включил привод. — При повороте возникает неравномерное натяжение. Крайние катки перегружены, а центральные теряют контакт с поверхностью.
Руднев уже строчил что-то в блокноте:
— Нужно полностью пересматривать конструкцию балансиров. И система амортизации никуда не годится.
— А еще эта вибрация, — добавила Варвара. — На определенных режимах возникает резонанс. Того и гляди все развалится.
Я обвел взглядом унылые лица своих инженеров. Похоже, мы столкнулись с комплексом проблем, каждая
