Ц 6 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Да кто ж их даст? — охнул Ваня. — Такие деньжищи!

— Дадут! — веско обронил я. — И будем клепать сканер помощней — на сверхпроводниках, под жидким гелием! Иначе… Э, э, Иван Батькович! Чего ты сразу скисаешь? Ну, да, если меньше одной теслы, качественного снимка той же брюшной полости не получится, но для головы или суставов подойдут и слабые поля.

— Думаешь? — с надеждой спросил Скоков.

— Знаю!

Воодушевленный, Ваня достал зачетную книжку и храбро проскользнул в дверь — там терзал студиозусов сам Колмогоров.

Зимняя сессия выдалась жаркой. Однокурсники, бледные и встрепанные, бродили по коридорам, бормоча пройденный материал, и заглядывали друг другу в конспекты.

Общая нервозная атмосфера подействовала и на меня — выудив из кармана зачетку, я пару раз пробежался глазами по графам и колонкам. Да нет, нет, всё нормально! Чего я?

Остался последний визит — к Вилен Виленовичу.

Выпроводив очередного мученика, преподаватель общественных наук скучал, опасно развалясь на хлипком стуле, и глядел в огромное окно. Стекла лили в аудиторию рассеянный жемчужный свет, процеженный через белую вату облаков. Под легким ветерком плавно покачивались верхушки молоденьких елей, и глупый снегирь то и дело вспархивал с колючих ветвей, будто скатываясь пушистым кругляшом, похожим на спелое яблоко.

— Здравствуйте!

Вилен Виленович перевел на меня отсутствующий взгляд, и мигом оживился.

— А-а, Миша пожаловал! Очень хорошо. Присаживайтесь!

Сам препод вскочил, отнюдь не со стариковской прытью, и бодро заходил, сунув большие пальцы за жилетку на ленинский манер.

— Ну-с, молодой человек, пытать не буду, но вы, уж будьте добры, утолите мои многие печали! Помнится, мы с вами спорили насчет дефиниций коммунизма и социализма? О, кстати! — поднял он палец, указуя в потолок. — Вы читали в «Правде» большую статью товарища Суслова? Нет? Обязательно прочтите! Я, честно говоря, и сам не хотел за нее браться. Читывал же Михал Андреича, читывал… Отжать цитаты — и сути останется с воробьиную погадку! А тут… Удивил меня наш идеолог, удивил… «Путь к коммунизму»! Мощно! Свежо! Товарищ Суслов замахнулся на переосмысление марксизма-ленинизма в свете современных реалий!

— Да, — кивнул я, — он мне что-то такое рассказывал…

Поняв, что проговорился, прикусил язык, но поздно — Вилен Виленович, щурясь, грозил мне мосластым пальцем.

— Чем дольше знаю вас, Миша, тем больше поражаюсь! Ну-с, так как там с коммунизмом?

Снегирь за окном всё не унимался, пытаясь зацепиться за ускользающую макушку ели. Следя за кульбитами весьма упитанной птички, я затянул:

— Ну-у… На мой взгляд, самым главным достижением коммунизма должно стать вовсе не изобилие, когда каждому по потребностям, а всеобщее духовное благоденствие. Процитирую одного товарища, моего тезку: «Коммунизм — это общество, в котором удалось преодолеть диктатуру физиологических потребностей (голод, жажду, безопасность, любовь и принадлежность) ради развития потребностей духовных». Взойти, втащить весь род людской на вершину пирамиды Маслоу! Это же цель целей! Если разобраться по-хорошему, то освобождение человека от экономического принуждения во имя его духовной эмансипации, и есть основополагающая идея марксизма. А социализм… Ну, это общество, которое… М-м… Нет, лучше так — это общество, целенаправленно и осознанно развивающее себя в коммунизм. Материальные интересы тут как бы перестают доминировать, замещаясь интересами идеалистического плана. Правда, у нас в этом хватает архаичного и бестолкового, но… Люди есть люди.

— Цель целей… — измолвил Вилен Виленович, словно пробуя на вкус, и забурчал: — Давайте зачетку, Миша, пока я вовсе не расчувствовался!

Я вывел «Ижика» со стоянки и покатил, с Ломоносовского свернув на Вернадского, в сторону Лужников. Спидометр показывал разрешенные «60», а стрелка внутреннего барометра качалась у отметки «Ясно». Да и близость каникул тянула настрой в плюс.

Скоков со своими добровольцами предлагал завалиться в подмосковный дом отдыха — зимой они пустуют, и студенческой компании там будут рады. Ну, если, конечно, молодежь не упьется вусмерть…

И вдруг меня пробрал холодок. Не зябкое дуновенье из неплотно прикрытого окошка, а ледяное касание опасности.

От самого универа за мной неотступно следовал белый, заляпанный грязью «Жигуль». Похоже, не отмытый с поры осенней слякоти. Юркая машинка держалась позади, не приближаясь и не отставая, а за ее ветровым стеклом маячили два лба, почти смыкаясь борцовскими плечами.

Сперва я грешил на 7-е управление, но это явно не их стиль. Так грубо «семерка» не работает. «Ижа» передавали бы по эстафете, четко и профессионально — ни за что не догадаешься, что тебя ведут. А эти тупо сели на хвост.

«Ла-адно…»

За мостом я чуток добавил газку. «Жигули» начали отставать, но вот колеса завертелись быстрее — и дистанция между нами восстановилась. Меня посетило сомнение: возможно, это просто обострение паранойи? Проверим…

Выехав на Комсомольский проспект, я резко свернул в переулок, набирая недозволенную скорость. Поворот влево… Вправо… Прямо… Под арку во двор… Разворот. Выждав несколько минут, тронулся, юркнув на соседнюю улицу. Никого.

И что это было?

Покусав губу, я прижался к обочине, и вышел рядом с телефонной будкой. Почему от вопросов у одного меня голова болеть должна?..

Прикрыв за собой стеклянную дверь, я оглянулся, будя старую привычку, и бросил в щелку две копейки. Номер, по которому я звонил, продиктовал сам Андропов. «Малейший непорядок, — строго инструктировал он. — звони!»

Звоню…

— Алло? — откликнулась трубка высоким девичьи голосом.

— Михаил Гарин говорит, — вытолкнул я, чувствуя себя по-дурацки. Что люди подумают?..

— Слушаю вас! — провод донес напряжение телефонной барышни. — Что-то случилось?

— Даже не знаю, — вырвалось у меня, пополам со стыдливым смешком. — В общем… За мной ехала машина… Белые «Жигули», первая модель. Во Фрунзенском районе я попытался от нее оторваться. Вышло не сразу, и… Вот, звоню вам.

— Секундочку!

Я завис, вслушиваясь в шумы на линии и в глухие отголоски. Шаги… Тугой толчок в ухо…

— Миша? — девичий голос звучал взволнованно. — Ребята из «семерки» заметили белый «Жигуль»! Преследовали его до Фрунзенской набережной — и обнаружили брошенным. Опергруппа работает. Миша! — зачастила трубка. — Постарайтесь выехать на Ленинградку ровно через час! Ладно? Ребята проследят за вами до самого дома. А завтра не пользуйтесь машиной вообще! Она слишком заметна, понимаете?

— Понял, — выдал я подсевшим голосом. — Сяду на электричку.

— Спасибо, Миша, до свидания! Все будет хорошо!

Я аккуратно повесил трубку и открыл скрипнувшую, заледенелую дверь.

«Начинается… — ежились мысли. — Знать бы, что!»

Глава 5

Глава 5.

Суббота, 22 января. День

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

Скорое пришествие каникул малость размагнитило дисциплину. Из универа я умотал еще до обеда — пообещал Быкову, что зайду к нему во вторник, прямо домой. Надо человеку «Коминтерн» установить. Ну, и ликбезом займусь… Прочту лекцию завкафедрой!

Дверь я открыл своим ключом — на звонок никто не среагировал. Меня даже кольнуло беспокойство. Не разуваясь, я вышел в зал — и тревоги заколыхались не на шутку. Всё вверх дном, будто после обыска…

Платья, рубашки, кофточки раскиданы по всей комнате — на диване, на стульях, на столе. С телевизора бессильно свисало мамино вечернее платье, а торшер украсился папиными галстуками. Лишь на кресле аккуратно сложены Настины вещи.

Волненья схлынули, стоило лязгнуть дверному замку. Напевая что-то из репертуара Эдиты Пьехи, мама толкнула белые створки в мелкую расстекловку.

— Мишенька! — воскликнула она, по-девчоночьи швыряя сумочку на диван. — Мы уезжаем! В Чехословакию!

Обхватив меня, мама затанцевала, а я обалдело топтался в такт, вконец растеряв понимание.