Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
Ладно, хватит пялиться, пора решение принимать. Я сполз по склону крохотного овражка, дернул за пыльный сапог поручика. Продолжавшего вести наблюдение мамлея звать не стал: хотелось наедине переговорить с единственным среди нас по-настоящему опытным фронтовиком.
– Ну, что думаешь? – спросил я, вкратце обрисовав свои умозаключения.
Как ни странно, Гурский согласился со мной практически во всем:
– Расстояние плевое, и четырех десятков аршин не будет. Даже из револьвера можно стрелять, не то что из пулемета и винтовки.
Я задумался на несколько секунд, переводя старорежимную меру длины в нормальные метры. Ну да, все верно, от нашей позиции до дороги метров тридцать. Действительно, даже из короткоствола можно пулять, не рискуя особо смазать. А уж винтовочная пуля, подозреваю, с такой дистанции этот самый «Ганомаг» чуть ли не насквозь продырявит.
– Только не забывай, что у нас всего один диск.
– Более шестидесяти патронов! – возмутился поручик. – Нет, я понимаю, это не лента к «Максиму», но все же…
– Ты не понял, я просто не уверен, что наш танкист настолько хорошо стреляет.
– На фронте я недурно стрелял из пулемета… – пожал плечами собеседник. – Полагаю, даже из незнакомой системы с такого расстояния попаду. Если бить короткими очередями, можно корректировать заброс ствола прямо во время стрельбы.
– Ладно, уговорил. Повоюем, а то уж больно сильно жрать охота.
Оторопев от подобной мотивации, поручик едва челюсть не отвесил. А затем приглушенно фыркнул под нос: дошло, что я имел в виду. Подмигнув в ответ, я сообщил:
– Добро, тогда ты за пулемет, а танкист пусть из моей винтовки пуляет, у него всяко лучше выйдет. А я вон там засяду, с его пистолетом и твоим «наганом».
– А с двумя сразу-то зачем?
– Не будет у меня времени перезаряжаться. А так, считай, полтора десятка выстрелов смогу сделать. Если хоть треть патронов не зря сожгу, уже вам помощь. Я ж все-таки не профессиональный военный.
Якунов с планом «старшего лейтенанта» спорить не стал. Мне даже показалось, что от пулемета он избавился с радостью. А вот отдать мне штатный «ТТ» в обмен на винтовку поначалу не захотел. Пришлось импровизировать: мол, в Финляндии у меня «трехи» не имелось, поскольку водил я бронеавтомобиль, а винтарь туда не влезал. А вот из пистолета стрелять приходилось, да и из «нагана» тоже. И показал отобранный у Гурского револьвер. Аргумент немедленно подействовал: ежели старший командир мне свое личное оружие доверил, то чем он хуже?! Так я и стал обладателем пистолета с двумя обоймами.
Расположились на расстоянии метров десяти друг от друга, так, чтобы сектора стрельбы не перекрывать и бэтээр оказался напротив пулемета. Насколько возможно, распределили цели – мне достался шофер грузовика, меняющие скат ремонтники и неведомый пассажир. Поручик должен был бить по основному скоплению противника, а танкист – ему помогать. Сигнал – первый выстрел Гурского.
С трудом успокоил дыхание – сердечко едва не выпрыгивало из груди, все ж таки мой первый бой! И сейчас придется не оказывать помощь, спасая жизнь, а, наоборот, убивать. Поудобнее упер локоть в землю и расслабил руку с пистолетом, обхватив запястье левой кистью. Взвел курок и совместил прицел с корпусом водителя грузовика – я ж не Робин Гуд и не крутой спецназовец, чтоб с тридцати метров в голову попасть. Чуть подтянул спусковой крючок, выбирая слабину, и замер, дожидаясь сигнала поручика.
Который, разумеется, оказался излишне неожиданным… и очень громким. Настолько неожиданным и громким, что я дернулся, сбил прицел и высадил полуопущенное стекло водительской дверцы, посыпавшееся вниз водопадом осколков. Немец дернулся, вжимая голову в плечи, но с места не двинулся, и вторая пуля впечатала его в выкрашенную серо-зеленой краской кабину.
Сместив прицел, выпустил оставшиеся патроны по ремонтникам. Двое завалились сразу, третий рванул в сторону, плюхнувшись в дорожную пыль парой метров дальше – кто стрелял, я не понял, наверное, танкист. А вот четвертый, с похвальной быстротой сложив два и два, споро пополз под автомобиль. Ну, правильно, приподнятая на домкрате легковуха вполне позволяла это сделать. Подхватив «наган», выпустил три патрона по его затянутой в фельдграу заднице и ногам, а остальные четыре влепил в заднюю дверцу, прошивая салон.
Пока менял обойму в «ТТ», успел одним глазом оглядеть поле боя. Не обманул поручик – похоже, и вправду опытный пулеметчик. Первой же очередью Гурский уложил как минимум половину гитлеровцев и сейчас добивал уцелевших короткими сериями на пять-семь патронов. И это из незнакомого пулемета! Невдалеке гулко бахала «треха» танкиста. Большим снайпером Серега не был, но промахнуться с тридцати метров сложно. В нашу сторону раздалась буквально пара выстрелов – большинство немцев не успели даже стянуть с плеч карабины.
Спущенный с задержки затвор пистолета клацнул, загоняя в ствол первый патрон, и я вернулся в бой, тремя выстрелами завалив немца, пытавшегося то ли просто укрыться в бронетранспортере, то ли добраться до пулемета. Попал, как ни странно: нелепо взмахнув руками, фриц упал возле задней двери. Пока дергал стволом, выбирая новую цель, неожиданно осознал, что, собственно, все и закончилось…
Как все?! Так ведь и тридцати секунд не прошло?! С глуповатой полуулыбкой взглянул на поручика – заметив взгляд, Николай Павлович похлопал по диску, показывая, что патронов у него больше нет. И призывно махнул мне рукой. Подобрав пустую обойму, я торопливо подполз к нашему командиру.
– Похоже, получилось?
– Отчего ж не получиться? – пожал тот плечами. И, кивнув на «ДТ», продолжил: – Хорошая машинка, метко бьет. Жаль, боеприпасов к нему нет, так что придется бросить. А ты молодец, хорошо стрелял. Впервые?
– Что впервые? – протупил я, глядя, как Якунов, перезарядив трехлинейку и выбросив пустую обойму, ползет к нам.
– В человека, говорю, впервые стрелял?
– Угу, – выброшенный коротким боем адреналин (нет, понятно, что «выбрасывается» он исключительно надпочечниками, но так как-то более литературно звучит… блин, что за чушь в башку лезет?) пошел на убыль, и меня стало слегка потряхивать. Ну да, все верно, начался отходняк. Перед глазами внезапно возник дернувшийся на подножке кабины шофер грузовика, кулями оседающие возле легковушки ремонтники и последний застреленный фриц, не добежавший до спасения полуметра. Блин, сколько читал о подобном, но никогда не думал, что это произойдет со мной, что придется стрелять в людей…
– Ты тогда тут посиди, мы с Сергеем сами сходим, осмотримся, вдруг кто уцелел.
– Не выдумывай. – Я взглянул поручику в глаза. – Вместе пойдем. А за меня не переживай, справлюсь. На, перезарядись. – Гурский принял у меня «наган». – Пистолет пока у меня побудет, там еще пять патронов осталось.
– Как мы их, а, товарищи?! – сверкая глазами, спросил присоединившийся к нам танкист. – За минуту тварей покрошили!
– Да, неплохо повоевали. – Поручик сноровисто откинул флажок и выбросил из барабана стреляные гильзы. Распотрошив одну из картонок, перезарядил револьвер. – Слушай приказ. Сейчас подходим и, страхуя друг друга, осматриваемся. Оружие проверить, внимания не терять. Раненых… – Он на миг заколебался, жестко докончив: – Раненых врагов, по закону военного времени, уничтожать на месте. Действуем быстро, вдруг кто на дороге появится. Все, вперед.
Рывком преодолев открытое пространство, мы выскочили на дорогу. Я бросился к легковухе, поручик, как единственный из нас способный выстрелить аж целых семь раз, – к «Ганомагу». Танкист же порысил к заднему борту грузовика, собираясь убедиться, что в кузове никого нет. Со стороны бронетранспортера раздалось несколько негромких хлопков – стрелял «наган» куда тише, нежели мой «ТТ». Поначалу я дернулся было, даже присел, но тут же понял, что это Гурский добивает недостреленных фрицев. Из «моих» гитлеровцев живым оказался лишь водитель грузового «Мерседеса» да тот из фрицев, что попытался спрятаться под автомобилем. Кстати, легковушка оказалась «Опелем»: пока бежал, успел разглядеть на капоте эмблему с характерной молнией. Оба уже не жильцы – у водилы грузовика прострелена грудь и, судя по обильно струящийся по подбородку крови, задета аорта или легочная артерия. У второго гитлеровца брюки пропитались кровью от поясницы аж до колен – как ни странно, все три мои пули попали в цель. Оба подранка были без сознания.
Поколебавшись, поднял пистолет… и тут же опустил. Блин, ну не могу я так! Когда стрелял, почти никаких колебаний с прочими угрызениями совести не испытывал, а вот так, с метра, в упор – не могу… Но ведь нужно! Может, зажмуриться? Я снова поднял «ТТ», прицелился в голову водителю штабного автомобиля, успел даже подтянуть спуск, как вдруг за спиной бумкнуло и немец, дернувшись, боком сполз с подножки. Посреди лба появилось небольшое темное отверстие. Резко обернувшись, встретился взглядом с незаметно подошедшим поручиком.
