Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
– Хорошая книжка, читал, ага, – рассеянно сообщил он. – А день сегодня девятое июля.
«Вот так, – констатировал я про себя. – Ну да, все я верно угадал. Именно Лепельский контрудар, причем самый его конец. Изменить уже ничего не удастся, нужно пробиваться к своим. Или, если не удастся, начинать партизанить, немец пока не шибко пуганый, можно и похулиганить по тылам».
Глава 7
И добили – песня в том порука – всех врагов в атаке огневой…
Б. ЛаскинПланируемые пять километров мы до темноты все-таки прошли. Может, даже и больше, хотя вряд ли. В юности я несколько раз сходил с однокурсниками из медучилища в походы – по Крыму, конечно, на более серьезный маршрут, на Алтай, например, или в тайгу, меня подвинутые на романтике гитары и палатки товарищи вытянуть так и не смогли, хоть предлагали неоднократно. Нет, походная жизнь мне, разумеется, весьма понравилась, но не настолько, чтобы стать смыслом жизни уже реальной. Короче, разок-другой в год сбегать на ЮБК можно, но не больше и не дальше. Ленивый я. Да и вынужденная «командировка» на Кавказ тоже внесла свой вклад, отчего шариться по горам, пусть даже и мирным, мне особо не хотелось. Я с тех пор вообще к горам относился с опаской. А уж к покрытым «зеленкой» – и подавно.
Короче говоря, как только стемнело и идти, не рискуя подвернуть ногу или расцарапать не замеченной веткой физиономию, стало достаточно проблематично, я предложил прервать турпоход до утра, благо имелась в наличии небольшая уютная полянка. Спорить со мной не стали: поручик – понятно почему, танкист же – решив, что немолодой (с его точки зрения) водила просто выдохся. Ну, пусть так, мне-то в принципе по фиг. Да и старенький я уже, ага, трудно идти наравне с молодежью (три раза хи-хи).
Костер решили не разжигать – вовсе не из-за маскировки, а просто за ненадобностью: жратвы-то все равно нет, а воду из ручья можно и сырой пить. В принципе, будь я более подкован в плане туристской жизни и пропитания подножным кормом, наверняка мог бы собрать по дороге каких-нибудь там грибов-ягод, а то и подстрелить чего годного в пищу, но – увы. Не силен. Так что спать завалились под колыбельную урчащих от голода желудков. Охранение, правда, выставили: первым дежурил я, затем поручик и уже под утро танкист. Пока, борясь со сном, отсиживал с винтовкой в руках свои три часа, успел пораскинуть мозгами относительно происходящего. В смысле не переноса в прошлое, как такового, а именно боевых действий.
Итак, мы где-то под Витебском, ну, плюс-минус пару валенков по карте. Лепельский контрудар – это неудачная, увы, попытка нашей армии сорвать наступление немцев на Витебск, имеющее целью далее захватить Смоленск и двинуть на Москву. Планировался удар двумя мехкорпусами – если память не изменяет, седьмым и пятым – против двух немецких танковых дивизий. «Наш» с поручиком тридцать девятый стрелковый корпус, а именно 153-я дивизия, наступал как раз под Витебском, в направлении на Бешенковичи.
Контрудар и так развивался без особого успеха, а девятого июля (то бишь как раз сегодня) на помощь немцам подоспела двенадцатая танковая дивизия генерал-майора Йозефа Гарпе (понятия не имею, кто это, помню только имя) – и наступление захлебнулось окончательно.
Короче говоря, как уже бывало до того, изначально превосходя фрицев количеством танков, мы снова погорели на неумении установить нормальное взаимодействие не только между корпусами, но даже отдельными дивизиями. А разрозненные и нескоординированные бои остановить натиск трех немецких панцердивизий, разумеется, не смогли. Потеряв больше восьми сотен бронемашин, мы отступили, а гансы поперли, куда и собирались. По крайней мере, начальник ихнего генштаба Гальдер считал, что вермахту даже не пришлось менять первоначальные планы летнего наступления – ну, разве что немного их подкорректировать. Правда, при этом он же говорил – точнее, записывал в своем дневнике, – что при невысоких потерях в танках потери в живой силе оказались достаточно серьезными.
Так ли это или нет, я не знал. Интересуясь историей, давно заметил, что у высшего фрицевского генералитета был эдакий фетиш: обязательно вести личный дневник. Причем подробный. Ну, типа сегодня на обед было то-то, а к ужину мы разгромили такую-то русскую дивизию. Отчего – понятия не имею, по крайней мере наши командиры подобной фигней практически не маялись. То ли надеялись на будущих мемуаристов, то ли просто считали, что выносить личные мысли на общественный суд как минимум аморально. Да и запрещалось, насколько помню, в нашей армии ведение любых дневников. По крайней мере, в одном я уверен: никому из советских военачальников не приходило в голову (да и прийти не могло, если уж честно) описывать секс со случайной польской официанткой в оккупированной Варшаве или что-то подобное. Ну, ладно-ладно, утрирую, конечно, но тем не менее. Эти же строчили без остановки.
Лично у меня складывалось впечатление, что все эти генералы, фельдмаршалы и прочие фон-бароны просто заранее предполагали возможность вернуться в рейх исключительно в цинковых ящиках, погруженных в чрева военно-транспортных «Ю-52». Вот и стремились оставить о себе хоть какую-то память для потомков. Нет, возможно, я и ошибаюсь, но, как говорится, ощущение было именно такое. В конце концов, о Нюрнберге они тогда точно не знали, но, вероятно, уже подозревали, ага…
Результаты же нашего поражения оказались весьма печальными: танки Гота форсировали Западную Двину и уже девятого июля вошли в Витебск. Дорога на Смоленск была практически открыта… Кстати, сын Сталина, Яков Джугашвили, 16 июля попавший в плен примерно в этих местах, о Лепельском контрударе говорил так: «Неудачи русских танковых войск объясняются не плохим качеством материала или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием опыта маневрирования… Командиры бригад – дивизий – корпусов не в состоянии решать оперативные задачи. В особой степени это касается взаимодействия различных видов вооруженных сил»[6].
Спать расхотелось мгновенно. Это что ж получается, если мы где-то неподалеку от Витебска, то есть шанс попытаться спасти Якова! Мизерный, конечно, шанс, но в наших условиях и такой подойдет. Тем более время до 16 июля пока есть. Да и вообще, почему б не выручить человека, о котором я в будущем слышал только хорошее? Между прочим, в отличие от мажористых отпрысков нынешних правителей и прочих олигархов, парень сражался с третьего дня войны. Зато и наша легализация в этом мире и времени в случае успеха куда проще пройдет: спасти сына Самого – это вам не с чужими документами на руках особистам лажу о выходе из окружения впаривать. Хотя кто его знает? Ну, в смысле их? Могут и наоборот, куда более серьезно начать копать, но в этом случае есть шанс, что разбираться с нами будут уже на куда более высоком уровне, что, скорее всего, плюс. На таком, где можно и намекнуть, откуда мы на самом деле. А еще из приятного: это ж какой козырь фрицы потеряют! Как же, не заполучили сына Сталина в плен! Да и Иосифу Виссарионовичу не придется свою знаменитую фразу «я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю»[7] произносить. Хотя тут есть нюанс – пленение Якова ничем им особенно не помогло. Не тот человек Виссарионыч оказался, чтобы личное выше интересов народа и страны ставить, так что обломались они по полной…
«Эк ты, братец, раздухарился, – как водится, не к месту язвительно фыркнул внутренний голос. – «Спасем», «легализация», «откуда мы на самом деле». Угу, вот прямо счаззз! Всего-то и делов, что прорвать окружение, накрошив кучу фрицев, схватить Якова за шкирку и уйти к своим, попутно еще раз прорвав немецкое колечко. Как два пальца! Ты ж у нас вон какой крутой, драться умеешь и из огнестрела неплохо в армии стрелял. Пройдешь сквозь гитлеровцев, аки тот хрестоматийный горячий нож через масло, и все в шоколаде. Еще и сумку-другую зольдбухов набитых гансов в подтверждение собственной крутости притащишь».
Негромко фыркнув под нос, вынужден был признать правоту своего второго я. Собственно, я и сам не столь уж высоко оценивал шансы на успех: не как стремящиеся к нулю, конечно, но и больше десяти процентов из сотни не давал. Да и то в случае нехилого везения и прочего участия его величества случая. Если б хоть отряд окруженцев рыл в сотню подсобрать, да с оружием – тогда конечно. А так? Ой, вряд ли…
Так, ладно. Хватит мыло по тазику гонять и сметану по пионерлагерям тырить, как в моем медучилищном прошлом говорили. Что я вообще помню про боевой путь и пленение лейтенанта-артиллериста Джугашвили? Да не особо и много в принципе: с 24 июня сорок первого командовал 6-й артбатареей 14-го гаубичного полка 14-й же танковой дивизии в составе того самого седьмого мехкорпуса. За боевые действия седьмого июля, когда 14-я танковая достаточно безуспешно атаковала немцев в районе реки Черногостница, представлен к награде, какой не помню. А суть там была в том, что наши, как частенько случалось в первые месяцы войны, сдуру поперли на немецкую оборону, усиленную противотанковой артиллерией, да еще и расположенную за рекой с топкими берегами, для танков, понятное дело, непроходимыми. Приказ изменить направление удара пришел только вечером, когда дивизия уже потеряла пару сотен бойцов и половину танков. Что именно происходило в последующие дни, я точно не помнил, знал лишь, что части двадцатой армии попали в окружение в окрестностях Витебска. А шестнадцатого июля, при попытке прорвать кольцо немецких войск под городом Лиозно, старлей Джугашвили то ли попал в плен, где был «сдан» кем-то из своих, то ли захвачен немецкой разведгруппой.
