Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев
Казачий мундир Атаманского полка пошит недавно, потому сидит без изъянов, нигде не топорщится и не жмет. Сабля кована как раз под его руку… пистолеты на пояс… Не забыть взять денег – мешок с харчами на себе тащить тяжело, а десяти рублей вполне хватит на пропитание по дороге. Мишке лучше ничего не говорить – мал еще для войны. Вот письмо с объяснениями разве оставить?
Николай вздохнул и с тоской посмотрел на чернильницу и стаканчик с гусиными перьями – учителя не разрешали пользоваться вечными ручками, мотивируя необходимостью сначала поставить красивый почерк и уже потом осваивать скоропись. Но деваться-то некуда! Чистая бумага еще осталась?
На лист ложились ровные строчки, и даже привычные кляксы не портили настроение. А если буквы выводить покрупнее, то текста получится больше! И тут чуткий слух цесаревича уловил странный разговор за дверью:
– Не будет ли это считаться дезертирством, Абрам Соломонович? Все-таки без приказа… – слышался взволнованный молодой голос.
– Какое тут дезертирство, Гриша? – отвечал приглушенный бас. – В действующую армию идем, не к теще на блины.
– А ну как под трибунал потом?
– И что? Да пусть хоть сто раз разжалуют, чем в дворцовых караулках штаны протирать. Казак для битвы рожден, Гриша! Вот, бывалоча, мы с Михаилом Касьяновичем…
Николай насторожился, а молодой голос перебил собеседника:
– Не прогонит он нас, господин старший урядник?
– Нечихаев-то? Мы не скажем, что самовольно прибыли – пополнение, и все тут. Успеть бы только до Кенигсберга к приходу «Забияки» добраться, а уж там… Одвуконь пойдем, тогда не опоздаем. Но выходить нужно сегодня в ночь.
– Боязно…
– Дело верное, Гриша. Вернемся победителями, а их, как известно, не судят. Ты со мной?
– С тобой, Абрам Соломонович.
От радости у Николая дыхание сперло. Неужели Господь послал момент? Да, это он самый, можно не сомневаться!
Цесаревич на цыпочках подбежал к двери и рывком распахнул ее:
– Здравствуйте, господа!
– Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество!
– Мне послышалось, или тут составляется заговор?
Казаки посмотрели друг на друга, потом – на великого князя. Старший, с бородой, закрывающей увешанную крестами грудь, вытянулся во фрунт:
– Никак нет, никаких заговоров!
– Врете… – с обидой прошептал Николай. – Я все слышал. Возьмите меня с собой, а то…
– А то что? – спрашивая, бородатый казак почему-то косился в сторону.
– А то не пустят меня! – Цесаревич отвернулся, чтобы украдкой вытереть предательские слезы. – Мне очень нужно. Вам тоже, да? Возьмите с собой, братцы!
Молодой, видимо, тот самый Григорий, тихонько кашлянул, привлекая внимание:
– Выручить бы человека, Абрам Соломонович. Сам погибай, а товарища выручай.
– В поговорке про другое.
Но что-то в голосе старшего урядника было такое, что заставило Николая усилить напор:
– Я про вашу помощь никому не скажу. Только помогите до Нечихаева добраться, а?
– Точно не скажешь?
– Никогда-никогда, даже на исповеди!
– На исповеди можно.
– Так вы согласны?
Казак опять покосился куда-то в сторону и кивнул:
– Выезжаем немедля. Гришка, коней подбери казаку Николаю Романову! Пошевеливайся, храппаидол!
Вечер того же дня
Удивительно, но известие о побеге сына на войну Мария Федоровна восприняла спокойно. Лишь разговаривала, глядя в окно, чтобы никто не смог увидеть ее глаза.
– Все будет хорошо, душа моя. – Черт побери, я чувствую себя виноватым! – Александр Христофорович подобрал ему надежных спутников.
– Это так? – не оборачиваясь, спросила императрица у Бенкендорфа. – Вы в них уверены?
– Да, – подтвердил министр госбезопасности. – И на всех почтовых станциях до Кенигсберга размещены мои люди. Виду не подадут, но присмотрят.
– А потом?
– Потом – в море.
– Дорогая, – я пытаюсь отвлечь супругу от грустных мыслей, – «Забияка» – очень крепкий корабль и не боится штормов. А потом Нечихаев не даст Николая в обиду. Согласись, что наследнику престола полезно не только иметь собственное мнение, но и кое-какой жизненный опыт.
– Двоих война уже забрала…
Ответить нечего, разве что банальностью:
– Он мужчина, душа моя.
– Он маленький…
– Маленький мужчина. Тем слаще вкус победы.
– Солдаты чаще чувствуют вкус крови.
– Это тоже нужно. И поверь, война не покажется ему забавной игрушкой. Ох как не покажется!
Глава 19
Наполеон ждал. С недавних пор ожидание вошло в привычку, и доклад адъютанта об отсутствии новостей воспринимался без прежнего раздражения. Наоборот, стала появляться какая-то боязнь новостей, способных нарушить установившееся положение.
Вдруг император Павел Петрович откажется принимать капитуляцию? Ведь на вывешенные более месяца назад белые флаги до сих пор нет никакой реакции. Хотя есть одна – русские перестали беспокоить ночными налетами и обстрелами. Правда, дезертиров и разведчиков уничтожают сразу, не отличая первых от вторых. Еще регулярно пропадают фуражиры, отправленные на поиски съестного. Некоторые возвращаются – пустые и без оружия, но сытые и с сильным запахом местного хлебного вина. И они же вновь вызываются добровольцами в следующий поиск, чтобы опять вернуться ни с чем.
Почему молчит царь? Белые флаги видны издалека… Более того, русские точно знают о предложении Наполеона – не далее как третьего дня в деревню, занятую французским батальоном, въехал отряд из восьми казаков, и их командир с хорошим парижским произношением искал ткачей и литейных мастеров для работы где-то под Москвой. Увезли пятерых, а флаг забрали с собой на память.
Полковник Люмьер еще сокрушался, что не владеет нужным ремеслом, а бывшие портные в России спросом не пользуются. Причем сокрушался столь искренне, что не нашлось сил отдать приказ о расстреле мерзавца. О повешении, если быть точным, так как пороха давно нет.
Новости из Парижа тоже не приходят. Что там творится? Англичане предприняли высадку или по обыкновению своему предпочитают грозить с безопасного расстояния? Хотя момент самый удобный – французская армия застряла в заснеженных лесах, император отсутствует, флот, скорее всего, заперт в Тулоне и Бордо…
– Ваше Императорское Величество, парламентеры!
– Где? – Наполеон стряхнул сонливость. – Это точно они?
– Их уже видно, сир! – Адъютант махнул рукой. – Кто же, как не парламентеры?
Французский император припал к стеклу. Вот, кстати, еще одна загадка России: откуда в простом крестьянском доме двойные рамы с дорогущим стеклом?
– Ничего не вижу.
– Левее, сир.
Действительно, если глянуть чуть левее, то хорошо виден въезжающий в деревню отряд. Человек двадцать, не больше, из них только один офицер. Он единственный в привычном мундире с эполетами. Кажется, такие сейчас в русской армии считаются парадными? Богатая страна, если может
