Стивен Кинг - 11.22.63
Сэйди смотрела на меня, ошарашенная. Я рассмеялся. Как уже отмечалось, иногда просто не остается ничего другого делать.
— Поздравляю тебя в прошлом, Сэйди, — произнес я. — Так мы здесь и живем.
4Со своей стороны выйти она не могла; пассажирскую дверцу возможно было открыть только ломом. Она продвинулась до конца и вылезла через мои. Несколько человек смотрели на нас, но немного.
— Эй, что случилось? — спросила женщина с детской коляской.
Все стало понятным, когда я обошел машину спереди. Оторвалось правое переднее колесо. Оно лежало в двадцати футах позади нас, в конце кривой канавы в асфальте. Рваный конец оси сиял на солнце.
— Колесо соскочило, — ответил я женщине с детской коляской.
— Ох, ты Господи, — ахнула она.
— Что будем делать? — спросила Сэйди тихо.
— Мы приобрели страховой полис, настало время получать компенсацию. На ближайшую автобусную остановку.
— Мой чемоданчик…
«Да, — подумал я, — и заметки Эла. Мои рукописи — этот говенный роман, который ничего не стоит, и воспоминания, которые значат для меня много. Плюс деньги». Я взглянул на часы. Четверть десятого. В отеле «Тексес» Джеки одевает на себя розовый костюм. Еще час или немного больше политики, а потом кортеж отправятся на авиабазу Карсвел, где стоит президентский самолет. Имея такое расстояние между Форт-Уортом и Далласом, пилоты не успеют даже шасси убрать[662].
Я упрямо думал.
— Не желаете воспользоваться моим телефоном, позвонить кому-нибудь? — спросила женщина с коляской. — Мой дом вон там, немного дальше по улице. Она оглядела нас, у Сэйди шрам, я хромой. — Вы ранены?
— Мы в порядке, — произнес я, беря Сэйди под руку. — Вы не могли бы сами позвонить по телефону в автосервис и попросить их отбуксировать машину. Я понимаю, что прошу много, но мы ужасно опаздываем.
— Я ему все твердила и твердила, что передок ’олтается, — Сэйди заговорила с мощным акцентом уроженки штата Джорджия. — Слава ’осподу, что мы е’али не по трассе. (Тваассе.)[663]
— Там есть станция «Эссо», через два квартала. — Она показала в северном направлении. — Думаю, я могла бы прогуляться с ребенком туда…
— О, это было бы ’асением для нас, мэ’эм, — сказала Сэйди. Она открыла сумочку, вытянула кошелек, добыла двадцатку. — Отдайте это им как задаток. Прошу прощения, что прошу вас о таком, но если я не увижу ’еннеди, я просто помруу. — На это женщина с коляской не удержалась от улыбки.
— Господи, этого хватит на две буксировки. Если у вас в сумочке обнаружится бумажка, я могу написать расписку…
— Не надо, — сказал я. — Мы вам доверяем. Но я, наверное, оставлю записку на стекле под дворником.
Сэйди смотрела на меня вопросительно… тем не менее, уже держала ручку и маленькую записную книжку с косоглазым пареньком из какого-то мультика на обложке. СТАРЫЕ ШКОЛЬНЫЕ ДЕНЬКИ было написано под тем улыбающимся хитрецом. ЗОЛОТЫЕ ДРЕМОТНЫЕ ВРЕМЕНА.
Многое зависело от той записки, но у меня не было времени на формулирование. Начеркав второпях, я сложил бумажку и пододвинул под стеклоочиститель. Через мгновение мы уже были за углом и спешили.
5— Джейк? Ты в порядке?
— Нормально. А ты?
— Меня ударило дверью, и, наверное, там уже есть синяк, у меня на плече, но в целом все обстоит благополучно. Со мной могло быть все иначе, если бы мы ударились об этот столб. И с тобой тоже. Для кого та записка?
— Для того, кто будет буксировать «Шеви». — Я молил Бога, чтобы тот кто-то сделал так, как в ней написано. — Мы будем переживать за это, когда будем возвращаться.
Если будем возвращаться.
Следующая автобусная остановка обнаружилась через полквартала. Три черные и две белые женщины и мужчина латиноамериканец ждали возле столбика, расовая смесь настолько сбалансирована, что хоть сейчас на кастинг в «Закон и порядок. Отдел жертв» [664]. Мы присоединились к их компании. Я сел на скамейку под козырьком рядом с шестой женщиной, леди афро-американкой, чьи грандиозные пропорции было упакованы в белую униформу из вискозного штапеля, который буквально вопил: домоправительница в доме зажиточных белых. На груди у нее был значок-пуговица с надписью: В 1964 ТОЛЬКО ЗА ДжФК.
— Больная нога, сэр? — спросила она меня.
— Да.
У меня были четыре пакетика порошков от головной боли в кармане пиджака. Засунув туда руку, потрогав мимоходом револьвер, я достал пару, оторвал верхушку и высыпал порошок себе в рот.
— Так их пить, вы себе почки уничтожите, — заметила она.
— Я знаю. Но мне надо, чтобы эта нога меня донесла и выдержала, пока я не увижу президента.
Она расплылась в широкой улыбке.
— Да что я слышу.
Сэйди стояла на бордюре, напряженно выглядя вдоль улицы, не приближается ли там третий номер.
— Автобусы медленно ездят сегодня, — произнесла домоправительница. — Но мой поедет быстро. И речи не может быть, чтобы я пропустила Кеннеди, нет-нет.
Девять тридцать, а автобуса все еще нет, зато боль в моем колене стихла до тупого гудения. Боже, благослови порошок Гуди.
Подошла Сэйди.
— Джейк, может, нам следует…
— Вот, идет тройка, — объявила домоправительница, привставая на ноги. Грандиозная леди, темная, как эбеновое дерево, выше Сэйди, по крайней мере, на дюйм, волосы прямые, как доска, и сияющее. — Кто как, а я займу себе место прямо там на Дили-Плазе. В сумке есть сээн'вичи. А услышит ли он меня, если я изо всех сил буду кричать?
— Вне всяких сомнений, услышит, — сказал я.
Она рассмеялась.
— Вот, и я говорю. Услышит и он, и Джеки, оба!
Автобус подъехал переполненный, но народ с остановки все равно втиснулся. Мы с Сэйди были последними, и водитель, на вид суматошный, как биржевой маклер в Черную Пятницу, выставил перед нами ладонь:
— Нельзя больше! У меня и так уже вас набито, как сардин! Ждите следующую машину!
Сэйди послала мне мученический взгляд, но прежде чем я успел хоть что-то произнести, за нашу команду выступила упитанная леди.
— Нет-нет, вы их возьмете. Тот мужчина, поглядите-ка, у не’о нога негодная, а у леди свои проблемы, как вы сами видите. Кроме того, она худая, а он еще худее. Вы их возьмете, так как иначе я вас отсюдавыпихну, и поведу сей автобус дальше сама. Я умею, конечно же. Училась на отцовском «Бульдоге»[665].
Водитель взглянул снизу вверх на ее нависшую над ним махину и, сначала подняв себе под лоб глаза, впустил нас в автобус. Когда я полез в карман за монетами, чтобы вбросить что-то в кассу, он прикрыл ее ладонью.
— Не переживайте за плату, только отступите за белую линию. Если сможете. — Он покачал головой. — Ну почему они сегодня не выпустили еще с десяток дополнительных машин, мне этого не понять.
Он дернул хромированный рычаг. Дверь закрылась. С шипением отпустили воздушные тормоза, и мы покатились, медленно, зато вперед.
Мой ангел не утихал. Она начала приставать к двум работягам, черному и белому, которые сидели сразу за водителем, держа на коленях свои обеденные бидончики.
— А ну-ка поднимитесь, дайте сесть вот этой леди и джентльмену, сейчас же! Вы что, не видите, что у него нога не работает. А он все'вно хочет увидеть Кеннеди!
— Мэм, все хорошо, — произнес я.
Она и внимания не обратила.
— Вставайте, сейчас же, вы что, в лесу росли?
Они встали, стараясь продвинуться среди сдавленных людей глубже в проход. Черный работяга нехорошо взглянул на домоправительницу.
— Тысяча девятьсот шестьдесят третий год, а я до сих пор должен уступать место какому-то белому.
— Ой, горе-то какое, — добавил его белый приятель.
Черный парень напоследок смерил меня взглядом. Не знаю, что он в нем увидел, но он показал рукой на свободные места.
— Садись уже, пока не упал, Джексон.
Я сел возле окна. Сэйди пробурчала слова благодарности и села рядом со мной. Автобус двигался, словно старый слон, который еще способен перейти в галоп, если будет запас времени. Домоправительница висела защитной глыбой возле нас, держась вверху за ременную петельку, покачивая бедрами на поворотах. А там немало было чем покачивать. Я вновь посмотрел на часы. Стрелки подбирались к десятому часу, похоже, скоро они переберутся и за него.
Сэйди прислонилась ко мне, ее волосы щекотали мне щеку и шею.
— Куда мы едем, и что мы там будем делать, когда туда приедем?
Мне хотелось обернуться к ней, но, однако я вглядывался в дорогу впереди, выискивая глазами угрозы. Ожидая следующего удара. Мы уже ехали по Западной Прорезной улице, которая одновременно была шоссе № 180. Скоро будем в Арлингтоне, будущем доме «Техасских рейнджеров» Джорджа Буша[666]. Если все будет идти хорошо, мы пересечем черту города Далласа в десять тридцать, за два часа до того, как Освальд зарядит первым патроном эту свою чертову итальянскую винтовку. Вот только, когда стараешься изменить прошлое, дела редко идут хорошо.
