Влад Савин - Морской волк в сборке,ч1-4
Это решение, абсолютно правильное для северной группировки, было прямо губительным для двух остальных. "Северные" сдались первыми, уже 2 декабря, когда морозы опускаются до -15. Затем 7 декабря XXVIII корпус начал отступление через леса, без дорог, бросая технику, к Новгороду дошло меньше половины, обмороженных, потерявших все тяжелое вооружение. Линдеман держался дольше всех, капитулировав лишь 24 декабря. Что, в свою очередь, подтолкнуло нашего безумного ефрейтора дать сталинградскому сидельцу жезл фельдмаршала, правда с "неожиданными" последствиями…
Говоров Л.А. На ленинградском фронте. Л., 1970 (альт-история)
До сих пор неизвестно, КАК был принят этот план операции "Искра". Сейчас лишь военные историки знают, что он самый первый вариант под этим названием не имел с реально осуществленным ничего общего. Это был простой удар по кратчайшему пути, вдоль берега Ладожского озера - самый короткий, но проходящий по предельно неудобной местности, простреливающейся с господствующих над нею Синявинских высот. Очень может быть, что и он увенчался бы успехом - гораздо более скромным, но оплаченным много большей нашей кровью.
Именно поэтому он был отвергнут Ставкой. Тогда был разработан второй вариант, отличающийся от него лишь нанесением "вспомогательного" удара в направлении Синявино, чтобы связать немецкие резервы, и второй такой же "вспомогательный" удар от Ивановской на Арбузово. План был возвращен из Москвы, с одной лишь доработкой. Удар от Ивановской должен был наноситься не на восток, а на юг, на Ульяновку - и произойти не в первый день операции, а в момент кризиса боев на "выступе".
Мы видим, что стало в итоге. "Вспомогательный" удар на Синявино неожиданно приобрел решающую роль, "главный" же удар через непроходимые приладожские торфяники не понадобился вовсе, а второй "вспомогательный" по сути решил исход битвы. И несомненная заслуга штаба Ленинградского фронта, в умении своевременно увидеть изменение обстановки, и воспользоваться этим.
Но до сего дня неизвестно, кто был автором того последнего штриха, который превратил малоудачный план в шедевр военного искусства.
Анна Смелкова. Северодвинск (Молотовск)
–Ну что ж, чем вы можете быть полезны нашему общему делу, товарищ младший лейтенант госбезопасности?
А что мне ответить? Что я к флоту раньше никакого отношения не имела? И море лишь с пароходика рейсом на Петергоф видела? Разве что отец в Риге мастером был, на верфи Мюльнграбенской, которая еще при царе эсминцы строила? Оттуда он маму мою увез в Питер. Так я и про партизан и подполье лишь в книжках читала, еще полтора года назад.
–Товарищ Кириллов вас рекомендует. Но мне надо знать, что вы умеете. Чтобы знать - что можно с вас спросить. А что - с отдавшего вам приказ, неисполненный из-за вашей необученности.
А в самом деле, что я умею? До июня сорок первого - ничего особенного. Отец, хоть и большевик со стажем, но не по линии партийной, а начальник участка на Балтийском заводе. Мама при царе в прислугах ходила у барыни, последние годы в школе учительствовала, немецкий язык. Ну и я - как водится, "Будь готов к труду и обороне". Стрелять метко у меня очень хорошо получалось, что из винтовки, что из нагана, нормативы все сдала. Даже с парашютом, еще до войны, пару раз прыгнуть удалось. Школу закончила без медали, но только на "отлично" и "хорошо" - в тридцать девятом. Комсомол - а как иначе? После - учиться хотелось. Жили мы на Петроградке, улица Плуталова - а в доме соседнем, сам Перельман! Сколько я в его "Дом Занимательной науки" ходила, у нас там целый кружок был, кому интересно, школьники, и даже студенты! Яков Исидорович нас дома принимал, рассказывал и показывал много. Кто книги его читал - тот поймет, насколько интересно это было.
Например, как приемник детекторный работает? Что, вы собрать его не умеете? Я в четырнадцать лет первый свой сделала. У нас во дворе почти у каждого мальчишки был. Просто ведь совсем!
В университет хотела на матмех поступить, или физмат. А вышел - инъяз. И мнение общее, что не для девушек это - хотя летать как Гризодубова тоже раньше невозможным казалось. Я ведь и немецкий учила, потому что большинство книг научных и технических на нем, а не из-за Гете и Гейне. Кто-то может и их хотел, в подлиннике прочесть - ну а я. "Диалектику природы" Энгельса. А дал ее мне, на русском, конечно, Яков Исидорович. И там так все объясняется - основы мира, у самых простых вещей!
Но в том-то и дело, что перевод. У каждого слова, значений много, и синонимов - а это, оттенок свой. И в сумме, смысл может меняться - не на противоположный, но какие-то детали пропадут. Вот мне и захотелось - тем более, по математике я подготовиться не успела, а на немецком говорила почти свободно, от мамы научилась, у нее ведь при царе барыня немкой рижской была, и маму держала скорее в компаньонках, чем в прислуге, хороший была человек, хоть и из благородных (только сказать об этом нельзя сейчас никому). Два курса отучилась, все было как у всех. И вот - война!
Дядя Саша, товарищ Кириллов, с моим отцом знаком давно был. Я с малых лет помню, как он к нам заходил. То чаще, то реже - даже когда вдали служил, если в Ленинград приезжал, так в гости непременно. Папа рассказывал, что дядя Саша однажды даже ему предлагал в ГПУ работать (тогда еще не НКВД) - так папа ответил, нет, кому-то шпионов и оппозицию ловить, а кому-то и корабли строить. Мне это по душе - а насильно мил не будешь. Дядя Саша понял - в друзьях с папой остался. И даже помог в тридцать восьмом, когда у папы неприятности были.
В военкомат тогда всей группой пошли. Кого-то завернули, как негодного по здоровью - ну а мне, и еще двенадцати, направление дали, в дивизию Народного Ополчения. Домой забежала, попрощаться - и дядя Саша там. Ополчение? В другом месте послужишь! Да ты пойми, дуреха, ты на большее способна, чем войсковым радистом или санинструктором - и неизвестно еще, где труднее будет. Бумаги давай - с военкоматом я сам решу. И добавил, под нос - "отца твоего не сумел уговорить, талант в землю, так может с тобой выйдет".
Так вот и пошло - Школа. Учили по шестнадцать часов в сутки. Деревенским проще было - те хоть лес знают. Ну а у меня - лишь летом дача за Вырицей. Зато стреляла я если не лучше всех, то в первой десятке точно. Радиодело, немецкий - тоже легко. А вот что-то заметить, оценить, выводы сделать - это наверное, от общения с Яковом Исидоровичем, который учил, что даже в простых вещах можно неожиданную сторону найти, и всегда вопросы задавать, зачем и откуда?
Это заметили. И готовить стали - уже не просто "поди увидь взорви убей". Как "Таню" - Зою Космодемьянскую; подругами мы не были, группы разные - но виделись, говорили. Но их отряд в подмосковные леса бросили - а меня в Белоруссию. Шестеро нас было, в том числе девушек двое - им незамеченными пройти легче: парней призывного возраста фашисты сразу хватали. Контакт был… в том-то и дело, что не было его, считай. У лейтенанта Морозова, в нашей Школе служившего инструктором, двоюродная сестра в Минске осталась. И он клялся, что Наташа - наш, советский человек! Вот и надо было мне ее найти - война, сколько людей потерявшихся к родне спешат прибиться - и дальше, по обстановке. Уж очень надо было нам знать, что там делается - и сведения, и с партизанами связь. Ребята в лесу остались - а мы пошли. Мариша на связи должна была быть, если мне зацепиться удастся.
Нет, не предавала! И с немцами не спала! Да, это связано - зацепиться в управе удалось, не так много людей советских готовы были на службу к фашистам, но как выдвинуться, чтоб заметили, чтоб знать больше? Если не через постель - то талантом, усердием, организаторскими успехами! Играла такую мышку зачуханную, серый чулок, которая за пайку, за кусок лишний, гору насквозь пророет - но мужчинам абсолютно неинтересную. Ну а начальники… они везде одинаковы - рады черную работу на кого-то спихнуть. А анализируя данные по жилью, продовольствию (для квартирующих и проходящих войск) можно кое-какие выводы сделать!
Первые недели было погано. Что на фашистов работаю - а нашим никакой пользы еще не принесла. Больше всего обрадовалась - когда наши ворота кто-то дегтем ночью облил: есть значит в Минске советские люди! Как мы с Маришей и Наташей этих в следующую ночь выслеживали - пацаны оказались, семнадцати лет! В общем, они стали первыми в Организации. А дальше - все записано, как было! До самого конца.
Товарищ адмирал, Михаил Петрович, ну не могла я иначе! Зимой было - на улице соседней, пьяные фашисты детей расстреляли, с горки катавшихся, просто так! И там - я увидела будто, сейчас этот гусь фашистский уходит, парабеллум сует за пояс, и щенок его тоже - а десяток трупиков на улице! Как будто под руку кто-то меня толкнул… Он струсил - мы, подполье, тогда уже репутацию имели! Ну не могла бы тогда после, не Мата Хари я, не могу вот так, мимо пройти, улыбаясь! Вот и вышло…
Меня ругали очень, за взрыв тот. Что из-за него гестапо взбесилось. Мне тогда хотелось - лишь дверью хлопнуть, посильнее. Уже не играя, не притворяясь - не от мышки серой, которую они знали, а от себя. В том кафе по вечерам одни офицеры собирались. Заряд в сумке моей с секретом был - если бы меня схватили, нужно было успеть за веревочку дернуть, на палец намотанную, чтобы сразу рвануло.