Царь нигилистов – 5 - Наталья Львовна Точильникова
Грот слушал с интересом.
— Есть притча про Будду, — продолжил Саша. — Шел он по полю со своими учениками и увидел крестьянина, у которого вол упал в яму. Крестьянин спустился в яму и всеми силами пытался вытащить вола, но ничего у него не получалось. Будда велел ученикам помочь крестьянину. Они спрыгнули в яму и помогли крестьянину вытащить животное. Пошли они дальше. И видят: сидит на краю ямы человек и горько плачет. А в яме его вол. Будда посмотрел на него и, не говоря ни слова, прошел мимо. «Почему же ты в этот раз не приказал помочь?» — спросили ученики. «Чему помочь? — удивился Будда. — Плакать?» Понимаете, Яков Карлович, я не вижу смысла помогать плакать.
— Где вы это вычитали? — спросил Грот.
— Не помню, — пожал плечами Саша. — Может быть, видел во сне.
Он на минуту задумался.
— Всё-таки надо признать, что один рассказ меня зацепил, — сказал Саша. — Там, где героиня со странным именем поит своего ребёнка настоем маковых головок на молоке. И её дочка умирает.
— Горпина? — оживился Грот.
— Да.
— Это украинская и польская форма имени Агриппина, — просветил Яков Карлович. — Да, очень трагическая история.
Саша смутно припомнил что-то такое у Генрика Сенкевича. Кажется, какую-то ведьму так звали.
— Дело не в этом, — сказал он. — А в том, что опасность опиума известна даже в украинских деревнях, и тем не менее лауданум всё равно в каждой аптеке. Антикрепостнический пафос рассказа понятен, но это же самоочевидно, что один человек не может владеть другим. И неважно добр пан или зол и гонит на работу мать больного ребёнка. Дело не в конкретном пане, а в системе отношений, которая делает возможным смотреть на человека, как на расходный материал. Отмена крепостного права много проблем решит, но не проблемы работающих матерей, у которых болеют дети, которым надо дать снотворное, чтобы не кричали ночью. Думаю, и в городах таких случаев не меньше, среди наёмных работников, которые вроде бы свободны. Тем более, что спиртовая настойка опиума опаснее молочной. Хотя от дозы зависит, наверное.
— И что эту проблему решит?
— Нормальная государственная система здравоохранения, — сказал Саша. — Но нам до этого, как до неба. И соцпакет.
— Что? — переспросил Грот.
— Социальный пакет, — объяснил Саша. — Это, например, когда работодатель оплачивает работнику дни болезни, или болезни ребёнка. Но нам до этого, как до звёзд.
12 июня в Петербург вернулся дядя Костя. Тут же заехал к старшему брату, они проговорили где-то час, но Саша при этом не присутствовал и содержания разговора не знал.
А на следующий день пришли вести из Италии. Австрийцы потерпели очередное поражение недалеко от Мантуи, у деревни Сольферино.
В сражении участвовало до четверти миллиона солдат, число погибших насчитывало десятки тысяч. Отступая после битвы австрийские войска покинули Ломбардию.
В тот же день Константин Николаевич навещал бабиньку в Александрии. И только в воскресенье 14 июня состоялся обед с его участием.
Всё утро шёл дождь, но к шести вечера погода разгулялась, и стол накрыли в начале Камероновой галереи, рядом с висячим садом. Пахло розами и благоухала земляника на столе.
Вечернее солнце зажигало капли воды на траве в саду, деревьях и кованой ограде и отбрасывало на пол длинные тени колонн.
С дядей Костей приехала тётя Санни и Никола. Константин Николаевич собирался рассказывать о своём путешествии. Так что для Саши, Володи и даже девятилетнего Алёши сие было сочтено полезным, и все присутствовали.
Путешествие началось с немецкого города Киль, откуда по железной дороге доехали до Гамбурга. Потом до Ганновера, где встретил король Георг Пятый.
Для Саши было некоторой неожиданностью, что Ганновер — королевство.
— Вечером давали оперу «Тангейзер», какого-то Вагнера, — рассказывал дядя Костя. — По-моему, кроме двух-трех штук, ужасная дичь и шум, так что не могу назвать музыкой.
— Рихарда Вагнера? — не поверил Саша.
— Да, кажется, — небрежно подтвердил дядя Костя.
И посмотрел на Сашу с некоторым удивлением.
— Где ты уже успел его послушать? Его только в Неметчине ставят.
Глава 7
Саша улыбнулся и пожал плечами.
— Наверное, во сне. Но мне нравится.
— Да, «Лоэнгрин» несколько лучше, — примирительно заметил дядя Костя.
И продолжил рассказ о Германии: Гамбург, Лейпциг и Альтенбург. Потом Веймер, Дармштадт…
И всюду по чугунке.
— То есть все немецкие города уже соединены сетью железных дорог? — спросил Саша.
— Большая часть, — кивнул Константин Николаевич.
— А у нас только Петербург с Москвой?
— Саша, Россия несколько больше, — заметил царь.
— То есть Николаевская дорога длиннее всей немецкой сети? — спросил Саша.
— Нет, — признал дядя Костя. — Но даже эту дорогу не хотели строить, пока папа́, твой дедушка, не решил, что дороге быть.
— Теперь есть Главное общество железных дорог, — сказал царь, — построим.
— А что ты думаешь о чугунке? — спросил Сашу Константин Николаевич. — Может, во сне что-то видел?
— Видел, — серьёзно проговорил Саша. — Пока нет самолётов, это лучшее, что можно придумать. Ещё века полтора будет более, чем актуально.
— Чего нет? — переспросил Александр Николаевич. — Самолётов?
— Летательных аппаратов тяжелее воздуха, — отчеканил Саша. — Помните бумажные самолётики, которые я подарил Никсе? Можно построить огромные летающие машины на том же принципе.
— Ты знаешь принцип? — спросил дядя Костя.
— Да, — кивнул Саша. — Закон Бернулли. Восемнадцатый век, по-моему. Чем больше скорость течения, тем ниже давление. Поэтому если скорость движения воздуха над крылом больше, чем под крылом, возникнет подъёмная сила, которая будет поднимать самолёт.
— Как это возможно? — спросил Константин Николаевич.
— Очень просто, — сказал Саша. — За одинаковое время воздух над крылом должен проходить большее расстояние, чем под крылом. Для этого крыло надо сделать выпуклым сверху.
— По-моему, это к Якоби, — заметил царь.
— Борис Семёнович — электротехник, — сказал Саша. — Здесь нужен специалист по аэродинамике и хороший математик, который рассчитает профиль крыла.
— Тогда к Остроградскому, — предположил папа́.
— Буду рад, если Михаил Васильевич за это возьмётся, — сказал Саша. — Я ему напишу?
— Пиши.
— Хорошо, тем более, что мне бы не хотелось
