Чебурашка - Дмитрий Ромов
— Надо кимоно и борцовки купить.
— Ты походи сначала, позанимайся, втянись, а то форму купим, а ты и ходить не будешь.
— Ладно, Нин, дадим, я же премию получил, — говорит отец. — Пусть занимается. Сколько его уговаривали, хоть на какой-нибудь спорт записаться.
Мы начинаем ужинать. Сегодня бефстроганов с пюрешечкой! Бли-и-и-н! Такой только мама готовила! Вот это я попал, так попал!
За ужином выясняется, что папа на следующей неделе собирается в командировку в Москву. Он работает в отделе снабжения на Химкомбинате, поэтому часто мотается по союзу.
— Па-а-п, а можно мне с тобой?
— Это как? — удивляется он. — В Главснаб со мной ходить будешь? Может выбьешь мне бумагу диаграммную?
— Нет, я буду ходить в Пушкинский музей, Третьяковку и Кремль, а также в магазин «Мелодия». Надо пластиночки подкупать уже.
— Миш, а что, — неожиданно поддерживает меня мама. — Билет ему, как школьнику на тридцать процентов дешевле будет, а ночевать он у дяди Пети может, в Крылатском, если с гостиницей не получится. По вечерам по театрам походите, дядя Петя поможет с билетами.
— Так я на три дня всего, — говорит папа.
— Ничего, я с тобой в следующий раз снова полечу, — успокаиваю его я. — А там глядишь, и у мамы экзамены кончатся, её тоже возьмём.
— Полетишь, полетишь, миллионер…
После ужина я выхожу во двор. Игра за столом уже завершилась, но пацаны ещё сидят, обсуждают итоги и подсчитывают жёлтенькие монетки — выигрыш. Сажусь на лавку рядом с Юриком.
— Привет, пацаны, — подходит Макс Криворучко своей летящей походкой.
Он тоже вчера был на встрече выпускников, мало похожий на себя нынешнего. Он садится напротив меня. Юрик закуривает.
— Атас, батя! — восклицает его сосед справа.
Юрик едва успевает откинуть сигаретку, как к столу подходит его отец. Такой же кудрявый, только постарше. Блин, такое чувство, что это не он, а его батя вчера разливал коньяк и рассказывал анекдоты. Похожи, как две капли, генетика — великая сила.
— Здравствуйте, ребята. Юра, ты скоро придёшь? Мне там помочь надо, дверцу подержать.
— Ага, скоро уже, — кивает Юрка.
— Ну, давай, не поздно только, а то шуметь ночью не будешь же…
Отец уходит и все начинают подкалывать Юрика.
— Ну чё, чё! — отмахивается он. — Покурить не успел, блин…
Темнеет у нас поздно, уже часов десять, но ещё почтисветло. Жары нет, и сейчас по земле стелется вечерняя прохлада. Ещё не лето и ночи пока холодные. Парни начинают поёживаться.
— Цепень, — толкает меня в бок Юрик.
Все смолкают и недоумённо переглядываются. К столику подходит Альберт Черепанов. Тот самый чувак, что поставил мне фингал под глаз. Он живёт не в нашем дворе, и с нами никогда не тусуется.
— Здорово, кенты, — ухмыляется он. — Чё, про девок мечтаете да балду гоняете?
Я встаю.
— Да ладно, ладно, — примирительно бросает он. — Сиди ты, чё уж, что было то прошло, короче. Всё порешали уже. Претензий нет. Я просто мимо шёл, дай думаю, посмотрю, как тут пацаны в болоте своём живут. Держите вот.
Он достаёт из фирменного пластикового пакета с надписью BASF тёмно-синюю коробку конфет «Метеорит».
— Подсластите вечерок, — смеётся он. — Конфеты чёткие вообще. Смотрите только, чтоб не слиплось в одном месте.
Цеп оглядывает всех и удовлетворённо кивает.
— Давай, Костёр, — бросает он и нагло ухмыляется. — Угощайся. В знак примирения! От меня. От всей души, в натуре!
Он протягивает мне конфеты, и я узнаю надорванную верхнюю часть коробки.
6. Дорогая моя столица
Ах, ты гад, Цепень! Вика, конечно, тоже хороша, но этот… Клоун.
— Ешь, — немного свысока улыбаюсь я. — Угощайся. Тебе разрешение моё нужно? Я тебе его даю.
— Ты чё, Костёр, тупой? — лыбится он. — Это же я тебя угощаю.
— Нет-нет, ты сам знаешь, угощение за мой счёт. Но для такого приятного человека, как ты, ничего не жалко.
Пацаны хлопают глазами, не понимая, что происходит. Алик Цепень тоже немного теряется, потому что всё идёт не по его сценарию. Поэтому он немного нервничает и начинает тыкать коробкой мне в грудь.
— Да бери, ты! Чё ты, как девка ломаешься? Бери, я же по-хорошему предлагаю.
— А что, — пренебрежительно усмехаюсь я, — угощать можно и по-плохому что ли?
Можно, да, в жизни вообще всё можно.
— Угощайся, я сказал, — подпускает он в голос металла.
— Да не ем я сладкое, — отодвигаю я от себя коробку.
— Чё ты несёшь! Ты припух, в натуре⁈ Это неуважение, ты понял?
Я расплываюсь в улыбке. Дошло, наконец, до жирафа. Неуважение, да. Моё поведение его бесит, и он с силой пихает мне коробку в стиле «угощайся или убью!»
— Отвали, — тихонько говорю я и замечаю огоньки бешенства, вспыхивающие в его глазах.
Из расслабленного и напоказ дружелюбного, Цеп становится злым и собранным, словно готовится нанести удар.
— Бери конфеты, я тебе сказал, — хрипит он и снова суёт мне мою же коробку.
Из глубин моей души пытается вырваться злой и склочный доктор, всю жизнь занимавшейся какой-то хренью, отчего огрубел и научился быть отчаянным, не ставя жизнь ни в грош.
Мне этот доктор-фаталист не нравится и никогда не нравился, хоть он и владел моим телом и разумом последние лет… тридцать. Не нравится, и я пытаюсь загнать его обратно в нору. Я ведь сейчас совсем не такой, я юный и даже в чём-то наивный. Это, как выясняется, я про девушек. Но, с другой стороны… Ладно, док, выгляни, но только ненадолго.
— Да пошёл ты на хер, — спокойно говорю я, пожимая плечами. — Вместе со своими конфетами сраными.
Достал уже! Я тебе пацан что ли терпеть вот эту хрень? Иди перед малолетками самоутверждайся, поц недоразвитый.
В подтверждение своих намерений я хлопаю по дну коробки снизу. Она вылетает из руки обалдевшего от такой наглости Цепа и летит, откидывая верхнюю крышку и рассыпая содержимое. Ну, что, доволен, козёл?
В глазах его вспыхивает яростный гнев, моментально подавляющий голос разума. А я… А я улыбаюсь. Нет, сейчас я не восхищённый новой юностью подросток. Я старый отчаянный хрен, не раз огребавший по пьяни за злой язык. Отчаянный и не
