Араб с острова Банда - Михаил Васильевич Шелест
— Я хотел бы просить вас, дон Альфонсу, оставить мне большую джонку. В счёт моей премиальной доли. И я готов сопровождать вас в походе до Гоа.
— Думаю, это возможно. Да и остальные джонки мне не нужны. Выкуп за них мы не получим. Все синцские купцы из Малакки уплыли. Использовать мы их не сможем, переучивать моряков некогда.
Он замолчал увидя мой, вроде, как непроизвольный, возражающий жест.
— Вы не согласны? — Спросил он.
— Те моряки, с которым пришёл уважаемый капитан Рауль, уже приспособились к парусно-вёсельной джонке. Она очень хорошо показала себя в переходе от острова Бутунг. Две тысячи миль и ни капли воды в трюме. Очень манёвренная, как и все джонки.
— Что вы говорите? — Удивился Альбукерк. — Ладно, посмотрим. У меня слишком мало кораблей, чтобы отказываться от идущего мне в руки подарка. Капитан Серран шесть месяцев назад ушёл искать острова Банда и исчез. Говорят, вы видели там португальское судно? А сами вы куда направляетесь? Какова ваша миссия?
— Никакой особой миссии, господин губернатор. Я только исполняю волю отца, мечтавшего побывать в Индии.
Альбукерк и мои соратники привстали и почтительно склонили головы.
Далее разговор шёл о пустяках. Завтрак перетёк в обед, а обед в ужин.
Альбукерк вынужден был задержаться, перераспределяя груз и войска и ревизуя нашу добычу. На четырёх захваченных нами Яванских кораблях тоже оказались корабельные кассы и материальное имущество, которое тоже имело свою цену. Одни только пушки и пищали стоили целое состояние. Всё надо было пересчитать и выдать нам наши доли.
Однако Альбукерк был хитер. Долю от захваченных нами денег мы получили, а вот за имущество он выдал долговые расписки, обналичить которые мы могли только в Португалии в королевском казначействе.
Однако и тех денег, что мне выдали, а я не зажилился и щедро премировал ими экипажи, вполне хватило, чтобы хорошенько отпраздновать наше прибытие в порт, чем мы и занимались трое суток.
Португальским морякам были знакомы косые арабские паруса, потому что их корабли лишь недавно перешли на прямые. Поэтому восстановив повреждения, Альбукерк задействовал и их. Среди спасённых мной моряков было шесть штурманов и трое бывших капитанов, из довольно знатных родов, которых китайцы думали вернуть за выкуп. Всех их Альбукерк с благодарностью принял на службу.
Через пять дней наша пёстрая флотилия вышла в море и почти благополучно добралась до Гоа. Почти благополучно, потому что мы потеряли наш флагман «Цветок моря».
Мы уже почти обошли Суматру, когда попали под встречные порывы ветра. Нас погнало на мели острова Наси. Наши джонки, развернувшись на месте, ушли от опасности, а тяжёлая и гнилая «Флор де ла Мар» напоролась на риф и затонула. Ещё какое-то время её мачты торчали над водой, но потом исчезли и они.
Я завалил свою джонку на обратный курс и с трудом справляясь с ветром подошёл к месту крушения. Мы смогли спасти лишь тридцать два человека из пятисот. Был спасён и Альбукерк. Очень хорошо в таких условиях показала себя вёсельная джонка. Мотор, он всегда мотор. Хоть и весельный.
Альбукерк так горевал, что мне пришлось споить ему все свои запасы рисовой водки. От него я узнал, что на утонувшей каракке находилось двести сундуков с драгоценными камнями и алмазами, некоторыми размером с кулак. Это всё богатство предназначалось Португальскому королю.
Мы с Людвигом не стали задерживаться в Индии, а высадив войска и их адмирала в Кочине, ушли домой. Людвиг на запад к берегам Африки, по прежнему пути, а я на юго-юго-запад к Мадагаскару, высчитанному мной по вполне сформировавшейся у меня карте, собранной из многих уже нарисованных до меня и моих знаний контрольных точек, углов и расстояний. Мне в них важны были уже известные расстояния и направления, которые я привязал к высчитанным мной координатам открытых нами мысов и островов. Я решил проверить свою джонку в океане, а Людвиг рисковать не хотел.
Я не лукавил, убеждая Афонсо Альбукерка в непротекаемости джонок. Во время шторма решетчатые люки верхних палуб заменялись на глухие с уплотнениями. Вода скатывалась с палубы в море через отводные шпигаты и корабль выбрасывало из любой нахлынувшей на него океанской волны. Паруса, даже частично повреждённые, держали ветер и судно не теряло управление.
Меня поначалу раздражал боковой снос из-за фактического отсутствия киля, но оказалось, что при грамотном рулении он исчезал. Руль имел необычное перо. Его передний край выступал сильно вперёд и частично заменял киль[14]. Зато маневренность и скорость моей «Чайки» были не соизмеримы с европейскими или арабскими парусниками. У меня было шесть парусов, из них три кормовых «бизани».
* * *
Я находился в этом мире около двух месяцев и, в общем он мне нравился. Вся моя предыдущая жизнь мало чем отличалась от нынешней. Я всегда куда-то двигался и с кем-то сражался: или мысленно, просчитывая варианты сохранения себе жизни и отнимания её у объекта, либо фактически, физически уничтожая противников.
Моей специализацией в том мире являлось управление данным регионом с помощью влияния на преступные сообщества. Управление, — это, конечно, громко сказано, да и был я здесь не один такой представитель СССР. Были ещё и легальные, и полулегальные официальные лица.
Здесь, в Юго-Восточной Азии, с незапамятных времён всем управляли пираты. А Советский Союз был заинтересован в торговых отношениях с «развивающимися странами». Вот и должен был кто-то с пиратами договариваться.
Индонезия, Малайзия, Филиппины, на самом деле являлись пазловой системой, лишь формально объединённой в государственные образования. Фактически же в регионе правили тысячи князьков. С кем-то мы договаривались, с кем-то, попавшим под влияние «пиндосов» не могли.
Вот самых несговорчивых мне и приходилось устранять различными способами и средствами. Играя роль полулегального разведчика — американца, я был допущен в закрытые «клубы» и никто не мог подумать, что преступные лидеры, редко и таинственно исчезавшие с арены, уходили согласно моей воле. Я был очень нелегальным и очень нежелательным для них лицом, но никто об этом не догадывался.
Океанский переход настраивал на размышления и я, по старой привычке, решил помыслить стратегически, поставив себе конкретную цель. Цель, так сказать, жизни.
Как я знал, у меня, то есть у Педро, имелась жена и дети. Я, то есть — он, являлся рыцарем закрытого общества — ордена Христа. Я не совсем помнил задачи, которые мне ставил орден, узнав, что я отправляюсь в Индию.
