Грегори Киз - Империя хаоса. Тени Бога
— Как вы собираетесь возвращаться в Россию? У вас больше нет воздушных кораблей, нет…
— Моря и океаны остались, равно как и корабли, — вмешался в разговор чей-то женский голос. Все повернулись и увидели Елизавету. Она была в простом темно-зеленом манто. — Мы уже приступили к строительству кораблей. Как и мой отец, я строю их своими собственными руками. Мы обязательно вернемся в Россию, князь Голицын. Это я вам обещаю.
— А от меня вам что нужно?
— Письмо, адресованное Голицыным, в котором вы признаетесь в совершенных вами злодеяниях и излагаете истинное положение дел.
— Вернувшись в Россию, я сам лично им все расскажу.
Адриана откинулась в паланкине. Разговор вела Елизавета, и это у нее неплохо получалось.
— Князь Голицын, вы предали моего отца, вы пытались убить регента, вели незаконную, несправедливую войну, которую, должна заметить, вы проиграли, кроме того, вы покушались на мою жизнь и жизнь моих друзей. Я уверена, в Россию вы не вернетесь.
Голицын высокомерно поднял голову:
— В таком случае и письмо писать незачем.
— Вы его напишете ради своего собственного спасения. Если вы этого не сделаете, я прикажу запороть вас до смерти. Или лучше отдам вас индейцам, вашим недавним союзникам, они жаждут вашей крови, попробуете на своей шкуре их изысканные пытки. Но если вы напишете письмо со всеми печальными подробностями и с глубоким раскаянием, мы преподнесем его так, будто оно было написано на смертном одре героем, отдавшим свою жизнь за императора. А вы останетесь жить здесь, в довольно комфортных условиях, узником, но — живым.
— А что же будет со мной?! — возопил митрополит. — Как и все, я был обманут. Я и представить не мог, что император жив, все это время князь лгал мне.
— Я всегда считала, что вы — жертва обмана, — солгала Елизавета. — И при определенных условиях вы вернетесь со мной в Россию и поможете мне преобразовать страну и умиротворить народ. Русский народ нуждается в вере.
Митрополит поспешно кивнул:
— Конечно, конечно, я рад служить вам и русскому народу.
— Ну что, князь?
— Полагаю, вы намереваетесь отнять трон у своей кузины?
— Именно. По праву наследования он принадлежит мне, а не ей. Кроме того, я намерена укрепить сенат, сделать его действенным органом управления. Возможно, Голицыны получат там место, и это во многом зависит от вашего решения, которое вы должны принять сейчас.
Голицын со вздохом кивнул:
— Вы весьма великодушны, если все будет так, как вы обещаете. Полагаю, мы сможем подписать обоюдное соглашение, заверенное третьим лицом — королем Филиппом.
— Разумеется. Но предупреждаю вас, князь, встанете у меня на пути — пожалеете, что моего отца нет в живых. Даже он был бы к вам более милосерден. — Елизавета улыбнулась. — И все-таки разговор свелся к милосердию.
Когда пленников увели, Елизавета подошла к Адриане.
— Вы прекрасно держались… императрица, — сказала Адриана.
— Я еще не стала императрицей. Но разве нет другого человека, кто мог бы претендовать на этот титул?
— Ты имеешь в виду меня? — спросила Адриана. — Нет, у меня нет на то ни права, ни желания. Ты будешь очень хорошей императрицей. Когда-то я этого себе и представить не могла.
— Всем этим я обязана вам, мадемуазель. Вы показали мне, какой сильной может быть женщина. Я этого никогда не забуду. — Елизавета вдруг погрустнела. — Вы поедете со мной? Вы поможете мне?
Адриана покачала головой:
— Я чувствую, мое место здесь. Но я верю в тебя, Елизавета. В тебе сила отца, и армия тебя просто боготворит. Если тебе потребуется моя помощь, я с радостью окажу ее тебе. Но я не смогу жить в Санкт-Петербурге. Это не мой дом.
— А что вы будете делать здесь?
Адриана улыбнулась и пожала плечами:
— Найду чем заняться.
Они обнялись, и вопреки всему Адриана помимо надежды почувствовала волнение. Она так много потеряла, скорбь, и печаль не скоро ее оставят. Но сейчас впервые она увидела, как много она приобрела. И, наконец, после стольких лет скитаний, она нашла… нашла третий путь. Свой путь.
* * *Спустя две недели после битвы Франклин нашел Вольтера и Улера в затемненной комнате играющими в карты. Они оба подняли головы на его поскребывание в дверь.
— Мистер Франклин! — воскликнул Вольтер.
— Джентльмены, — сказал Франклин, — вы позволите понаблюдать за вашей игрой?
— Конечно, если желаете быть свидетелем моего позорного поражения, — торжественно произнес Вольтер. — Пожалуйста, присаживайтесь. — И он уткнулся в свои карты. — Пришли извиниться, не так ли? Что ж, я принимаю ваши извинения, сэр.
— Вы так любезны, мсье.
— Сэр, я кое-что понимаю в делах сердечных, более того, понимаю, какую ужасную угрозу для мужчин заурядных представляют мой парик и примечательная внешность. Надеюсь, вы, в свою очередь, понимаете, что к дружбе — будь то с мужчиной или с женщиной — я отношусь с полной серьезностью. Дружба ценнее любовных утех, пусть последнее и слаще.
— Боюсь, быть хорошим другом мне еще предстоит научиться, — признался Франклин. — Господь даровал мне отличных друзей, моим друзьям повезло меньше. Во многом мне далеко до совершенства.
— Что ж, возможно, как друг, вы сможете меня утешить, поскольку господин Улер в очередной раз одержал надо мной победу и выиграл золотые часы, а их мне подарил сам король.
— И вам я должен принести свои извинения, — сказал Франклин, повернувшись к Улеру.
— Вряд ли стоит это делать, — ответил Улер и выложил на стол свои карты. — Честно говоря, я обманывал вас, видя в этом необходимость. Вы были правы, не доверяя мне.
— Я всегда чувствовал в вас нечто странное. Если вы избавились от влияния malakim, почему же стрелка моего компаса продолжала на вас указывать? Вы все еще…
— Да, мы те, кто мы есть. И великая женщина с изменением мира стала человеком из плоти и крови, таковой она и была.
— Теперь понятно, мсье, почему вам так везет, — сказал Вольтер. — Вы видите все насквозь.
— Нет, — в голосе Улера послышались печальные нотки, — я стал таким же человеком, как и вы, — только плоть, и ничего сверх плоти. И вижу я то же, что видите вы.
— А что ваши собратья? Что стало с malakim?
Улер собрал карты и снова положил их на стол.
— Не знаю. Действия мадемуазель де Моншеврой возымели результат, которого никто из нас не ожидал. Но сотворенное Богом никогда бесследно не исчезает.
— А Бог существует? — серьезно спросил Франклин. — Вы видели Его? Говорят, ваш враг претендовал называться Богом, но существует ли на самом деле разумная сущность, стоящая над всем и всеми?
Улер покачал головой:
— Мои слова нужно понимать метафорически. Мои собратья и я выдавали себя за богов и ангелов, которых люди так боятся и в чье существование верят. Наша же вера всегда была немного… иной, ее трудно объяснить. Большинство из нас считали, что есть некто, стоящий над нашим миром, точно так же, как вы, люди, считаете, что есть кто-то выше вас. — Он посмотрел Франклину в глаза. — Для ваших душ мы были шаблонами. И в этом мы вас никогда не обманывали, мы ведь очень похожи, и существующие между нами связи прочны и доказуемы. Некогда сотворенный Богом мир изменился, и это изменение отразилось на природе нашего существования, ограничило нас. Что повлекло эти изменения — наши ли собственные эксперименты, слепая судьба или воля Бога, — этого нам знать не дано. Мы так долго жили вашими сюжетами, что забыли свои, забыли истину… если вообще когда-либо ее знали.
— Красоту истины, — заметил Вольтер. — Если мы должны ее найти, то на ее поиски стоит мобилизовать лучшие умы человечества. И это, я думаю, единственный путь приблизиться к истинному Богу.
Бен улыбнулся:
— Подобную философию я разделяю. Она по крайней мере, содействует развитию и распространению полезных вещей. И если уж разговор зашел о философии в ущерб такому серьезному занятию, как игра в карты, то сообщаю, что скоро нам предстоит посетить Собрание.
— Думаю, я готов, — мгновенно откликнулся Вольтер. — Очень уж я хочу, чтобы ты прочитал то, что я написал.
— Глупости. Ты — автор…
— Я был лишь пером. Настоящий автор — ты.
— Понимаю, в случае провала ты хочешь, чтобы все шишки достались мне.
— О, еще одно оскорбление в мой адрес. Думаю, через несколько часов у тебя будет новый повод рассыпаться передо мной в извинениях.
— Вольтер, если мы встретим одобрение, я не просто извинюсь, мсье, я преклоню пред вами колено и поцелую ваш перстень.
Вольтер вздернул бровь:
— О сэр, как страстно я желаю этого! Мне следует хорошенько почистить перстень и сбрызнуть его духами, чтобы доставить вам максимум удовольствия.
