Грегори Киз - Империя хаоса. Тени Бога
Франклин задумался над ее словами.
— Наверное, мы поженились слишком молодыми, — сказал он, наконец. — Мужчина всегда склонен думать, что лучшая долина лежит за следующим холмом. Старики мудрее, они точно знают, где их дом. Ленка, я вел себя как дурак. В целом мире нет женщины лучше тебя и никогда не будет. Я даже не верю, что мне так повезло. Невероятно, но повезло в самом начале жизни. И еще я немного ленивый, решил, если сад посажен, ухаживать за ним больше не надо, пусть он сам растет и плодоносит, и…
— Ну, довольно! — сказала Ленка. — Ты что, заранее приготовил эту речь?
— Конечно.
— Ты просто пообещай обращаться со мной лучше и сдержи свое обещание.
— Буду обращаться с тобой лучше.
— Хорошо, я тебе верю.
— Прекрасно, только…
Ленка закрыла ему рот рукой, он подумал, что она заставила его замолчать, чтобы снова поцеловать. Но в следующую секунду он услышал звук приближавшихся голосов.
Они спрятались за дерево и притаились. Вскоре стали различимы французские слова. В сумерках они разглядели Филиппа в сопровождении двадцати гвардейцев.
— Господи, да это же Бенджамин Франклин! — завидев их, воскликнул король. — Наш маг и волшебник жив.
— Я польщен, что ваше величество столь беспокоится о моей персоне, — сказал Франклин.
Филипп улыбнулся:
— Разумеется, я беспокоюсь, любезный, поскольку у вас моя бутылка коньяка. Кстати, она с вами?
* * *Красные Мокасины стонал, когда его тело начало расти, небо поднималось, а земля внизу беспощадно тянула вниз. Он напряг всю свою волю, собрал все силы, чтобы вернуть себя в нормальное состояние.
Но бесполезно. Как тонкая струна, он лопнул, и все, что в нем было, фонтаном вырвалось в воздух, сделавшийся каким-то непривычно новым. Он хотел прервать течение времени, но время оборвало его внутреннюю струну. Он закричал, проклиная далекие звезды, а в этот момент змей видоизменялся. Красные Мокасины упал в жидкую, вязкую грязь мрака.
Он долго лежал там, беспомощно подергиваясь, как лягушка, лишенная кожи, и пытался собрать остатки жизненных сил. Вокруг него, хлюпая грязью, беспрестанно двигались тени, корчились, извивались, хрюкали. Казалось, прошла целая вечность, пока где-то высоко не забрезжил свет. Он больно ударил по глазам и обжег тело.
Тени вокруг него забились, затрепыхались, как мотыльки у огня; отталкивая друг друга, они потянулись к свету. Медленно, превозмогая боль и отчаяние, они поползли к свету.
Он заставил свое тело двигаться и тоже пополз.
Сколько прошло времени, он не знал, да его это и не интересовало. Но, когда они оказались в мире света, под лучами горячего солнца, он и его братья, греясь в тепле глаза Гаштали, уснули. Пока он спал, кожа его обсохла, затвердела и уплотнилась, как глина после обжига в печи. Когда он проснулся, ему пришлось разбивать сковавшую его толщу глины, затем ползти, слепо мигая, и только потом он смог подняться на ноги человеком.
«Так когда-то мы родились. И вот я заново переродился», — подумал Красные Мокасины.
Он обернулся и посмотрел на нору, из которой выполз. И на человеческих ногах, с чистым телом, как только что появившаяся на свет цикада, еще чувствуя на себе влажность подземных вод, он пошел прочь.
И его братья, как и он обновленные, тоже пошли, каждый своим путем.
18
Коньяк и последствия
Филипп поднял бокал с коньяком.
— За короля Швеции Карла Двенадцатого и за русского царя Петра! — торжественно произнес он. — Хотя никто из нас не достиг цели, духом они ушли дальше всех.
Франклин чокнулся с Оглторпом, затем с Нейрном, Робертом, Унокой и осушил бокал. Янтарного цвета напиток показался ему слишком крепким и слишком сладким.
Легкий ветерок поднимал пыль, и ноги утопали в черном тумане. Ничего не осталось от кораблей, от леса, от деревни таенса, от людей и коней, павших в долине. Голая земля и черная пыль.
Но голубое небо простиралось над опустошенной землей, вдали виднелись деревья, там щебетали птицы.
Тонкая черная пленка образовалась на поверхности коньяка, но Бен поднял свой бокал.
— За тех, кто погиб, и за тех, кто выжил, — произнес он. — За них! Может быть, мы научимся жить по законам более гуманным, нежели те, что правили старым миром.
— Ура! — воскликнул Филипп, и все выпили. Выпив, впали в некоторую задумчивость. — А что теперь, мистер Франклин? Расскажите нам о Новом Мире. Мы что, умерли? Или пришло Царствие Христово?
Бен молчал и крутил в руке бокал.
— Я и сам еще не очень хорошо понимаю, что этот новый мир собой представляет, — признался он. — Я о нем, как и вы, мало что знаю, вот разве что мадемуазель де Моншеврой может нам что-то объяснить. За ее здоровье мы тоже должны выпить. Кстати, где она?
— Она была приглашена, — ответил король, — но просила извинить ее, кажется, она слишком слаба после тех испытаний, которые выпали на ее долю. Да и Красные Мокасины не нашел в себе сил к нам присоединиться. Но послушайте, мсье Франклин, мы с удовольствием выслушаем ваш рассказ о нашем счастливом избавлении. Потом, когда у вас будет больше сведений, вы дополните этот рассказ.
Бен кивнул:
— Мир был изменен, но это не те изменения, о которых говорится в «Апокалипсисе». С этим, я думаю, мы все можем согласиться. Произошедшее изменение более тонкого свойства. Некоторые факты нам уже известны, например, законы науки не соответствуют тем, что мы знали прежде. Крафтпистоли больше не стреляют, алхимические фонари не светят, эфирографы, как и прочие алхимические устройства, больше не работают. Если говорить о научном прогрессе, мы вернулись назад, примерно в тысяча восемьсот шестьдесят первый год, когда Ньютон открыл философскую ртуть. Материя и эфир больше неподвластны человеческой воле.
— Можно считать это Божией милостью, — заметил Оглторп.
— А что нам остается делать? Факт есть факт. Нам неизвестно, уничтожены ли malakim, вернее, исчезла ли возможность их существования, или же они просто оставили нас и больше не будут вмешиваться в нашу мирную жизнь. Ради этого стоит лишиться тех удобств, к которым мы успели привыкнуть.
— Я скажу проще, — заговорил Оглторп. — Порох и штыки остались, и они по-прежнему смертельно опасны. Но они оставляют больше шансов выжить в бою, чем то оружие, которым мы пользовались в этой кровавой бойне. Теперь мы в большей степени защищены от самих себя и от malakim.
— Но кто знает, может быть, законы Нового Мира породят куда более страшное оружие, — заметил Томас Нейрн.
— Вполне возможно, — согласился с ним Бен. — Но будем надеяться, что мы извлекли хороший урок и будем поступать мудрее.
— Пока не изменится сам человек, я в этом сильно сомневаюсь, — сказал Филипп. — Но я постараюсь разделить с вами ваш оптимизм.
— Мы можем проверить это на практике, — сказал Оглторп. — Претендент продолжает восседать на троне в Чарльз-Тауне, Россию, вероятно, повергло в хаос. Дел по горло.
— Но у нас есть полное право на отдых, — сказал Филипп. — Ваши солдаты могут остаться здесь, пока не наберутся сил, и, насколько мне известно, трон под претендентом сильно покачнулся. Без подводных и воздушных кораблей, без механических людей он практически беспомощен.
— Это верно. Что касается меня, — сказал Оглторп, — я долго отдыхать не могу. Азилия нуждается в помощи своих сыновей, и я должен возвращаться.
— И аппалачей зовет родная земля, — подхватил дон Педро. — Мы победили войско сатаны, и теперь нам многое по плечу.
— А вы чем займетесь, мистер Франклин?
Бен помолчал.
— Буду изучать законы Нового Мира, — сказал он. — Физические законы изменились, но не сильно. Земля продолжает вращаться вокруг Солнца, огонь гореть в очаге. Вот что любопытно: когда мои гравитационные приборы перестают работать в воздушных кораблях Сведенборга, это не мешает кораблям свободно планировать и опускаться на землю. Здесь есть над, чем подумать. Но наука окажется бесполезной, если человек не станет лучше. И здесь я готов согласиться с генералом Оглторпом. Я мечтаю увидеть мир свободным от тирании и войн. И это первое, чем я займусь: хочу объединить все враждующие народы на нашем континенте.
— За мир! — воскликнул Нейрн.
Они вновь наполнили бокалы и выпили. На этом коньяк закончился.
Филипп печально посмотрел на пустую бутылку.
— Вот что осталось от старой Франции, — тихо произнес он. — Думаю, сейчас нам нужно создавать новую. Не новую бутылку, конечно, а Францию. Мсье Франклин, вы сказали, что желаете видеть мир свободным от тирании. А не желаете ли вы избавить Францию от ее короля?
— Как прикажете вас понимать, ваше величество?
— Будучи герцогом Орлеанским, я симпатизировал республиканским настроениям англичан. Корона слишком тяжела для моей головы, а со смертью Карла и Петра великие монархии старого мира перестали существовать. Конечно, Китаем правит император и Турцией — султан, и все же, я думаю, время королей прошло. Я бы хотел создать более совершенную систему правления, и мне в этом потребуется помощь. Как любила повторять моя бывшая жена, я не идеальный человек.
