Алые сердца. По тонкому льду - Тун Хуа
– Вы молодой господин рода Иргэн Гьоро?
– Да, так и есть, – учтиво ответил Далантай, не смея проявить неуважение к старику.
Тот торопливо поклонился:
– Имя вашего покорного слуги – Саньцай, я прислуживаю лично тринадцатому господину. Я не знал, что молодой господин собирался почтить нас своим присутствием, и потому был нерадив. Прошу, проходите.
Далантай шел за ним, поддерживая разговор.
– Его Величество запретил посещать тринадцатого господина, чтобы тот мог лечиться в спокойствии, – сказал Саньцай, – однако с вами господин непременно пожелал бы увидеться.
Проходя мимо группы строений, они вдруг услышали чью-то перепалку.
– Иди и скажи сама царственному отцу. Если ты сама не захочешь, он не станет выдавать тебя замуж.
– Как это не захочу? Я всегда хотела выйти замуж, а сейчас и возраст подошел.
– Но ты даже не видела, как выглядит твой жених, не знаешь, каков его нрав, – не знаешь о нем ничего!
– А много ли девушек могут похвастаться тем, что видели своего супруга до свадьбы?
– Неужели тебя не беспокоит, что он может плохо с тобой обращаться?
– Я из рода Айсинь Гьоро, и, если он посмеет плохо со мной обращаться, царственный дядюшка и все вы так этого не оставите.
– Ты будешь уже не в столице, а в Монголии, за тысячу ли отсюда. Если вдруг он обидит тебя, я не смогу врезать ему. Добрая сестрица, упроси царственного отца! Мы с четвертым братом не сможем смириться с тем, что ты выйдешь замуж и уедешь так далеко.
– Царственный дядюшка непреклонен в своем решении. Не беспокойтесь! Царственный дядюшка не стал бы выдавать меня замуж, если бы не знал этого человека достаточно хорошо.
Девичий голос смягчился, но в этой мягкости можно было услышать печальные, беспомощные нотки.
В то мгновение Далантай не знал, стоит ли ему подойти или же, напротив, уйти прочь. Он вопросительно взглянул на Саньцая, и тот ответил едва заметной улыбкой. Далантай внезапно понял, что слуга вовсе не против, чтобы он услышал этот разговор: так предупреждение дойдет до нужных ушей раньше, чем невеста прибудет в свой новый дом.
– Почему ты не хочешь попросить царственного отца отменить свадьбу? – заорал Хунчжоу. – Чем плоха жизнь в Запретном городе?
– Как вы не понимаете? Мой отец болен… Царственный дядюшка хочет, чтобы отец был спокоен за мое будущее, и я сама не хочу заставлять его волноваться.
Шаги Саньцая стали тяжелее. Подойдя ближе, он поприветствовал Хунли и Хунчжоу:
– Всех благ четвертому и пятому принцам! Молодой господин Далантай прибыл к тринадцатому господину с визитом.
Гость также поспешил поздороваться с Хунли:
– Всех благ Вашему Высочеству!
– Поднимись, – равнодушно бросил тот.
Хунчжоу же лишь метнул в него свирепый взгляд и тут же, не оглядываясь, зашагал прочь, кипя от ярости.
Девица, что сидела в беседке, давно ушла по крытой галерее – Далантай успел увидеть лишь ее грациозный силуэт, исчезнувший за ивовыми ветвями.
– Я тоже собирался навестить дядюшку, – с улыбкой сказал ему Хунли. – Пойдем вместе.
И они пошли рядом, оживленно беседуя, – они неплохо ладили, поскольку Далантай был хорошо знаком с ханьскими литературными трудами, в частности с поэзией, и знал любимые произведения Хунли.
Увидев их, тринадцатый господин хотел подняться с постели, но Хунли торопливо подошел и мягко уложил его обратно со словами:
– Дядюшка, прошу, не нужно. Если царственный отец узнает, он будет страшно меня ругать!
И, подложив ему под спину подушку, он принялся расправлять одеяло. Стоя у постели тринадцатого господина, Хунли самозабвенно заботился о нем и совсем не изображал из себя знатного принца, даже несмотря на то, что все кругом понимали: именно ему предстоит стать следующим Сыном Неба. Далантай наблюдал за ним и мотал на ус.
Тринадцатый господин, хотя и выглядел крайне болезненно, но пребывал в прекрасном расположении духа.
– Перед отъездом отец с матушкой велели мне, если увижу тринадцатого господина, непременно передать, что они ждут вас у себя в степях, – улыбнувшись, произнес Далантай, – и приглашают, если у вас будет свободное время, непременно съездить за Великую стену, где старых друзей всегда ждут быстроногие кони и хорошее вино.
Тринадцатый господин громко засмеялся в ответ на его слова, но вскоре его смех перешел в кашель, и Хунли поспешно принялся хлопать его по спине.
– Твои отец с матерью не видели меня двадцать лет, поэтому не знаю, тот ли я старый друг, которого они помнят, – улыбнулся тринадцатый господин. – Если бы они увидели меня сейчас, боюсь, они бы только пораженно ахнули и спросили, кто этот старик.
Слова его были горькими, но из-за того, что тон говорящего совсем не звучал печально, всем казалось, что ничего грустного в этом нет.
– Без сомнений, манера господина держаться осталась такой, как и прежде, – с улыбкой возразил Далантай. – Мать с отцом всегда помнили о вас, поэтому сразу бы вас узнали.
Тринадцатый господин только улыбнулся в ответ, после чего принялся подробно расспрашивать его о бытовых мелочах жизни отца с матерью. Он вел беседу изящно и умело, демонстрируя немалый интерес, и Далантай, сравнивая его с императором Юнчжэном, понимал, что с тринадцатым господином чувствует себя намного непринужденнее. Его мягкий нрав заставлял каждого неосознанно желать сблизиться с ним, не испытывая никаких опасений. Далантаю казалось, что он беседует с кем-то из старших близких родственников: он свободно рассказывал обо всех подробностях повседневной жизни родителей и даже не задумываясь поведал о вздорном нраве своей матушки, о ее любви к капризам и скандалам.
Тринадцатый господин с теплотой во взгляде слушал его и улыбался.
Далантай с жаром продолжал что-то рассказывать, когда откуда-то вдруг донеслось бренчание струн.
– Чэнхуань выгоняет нас, – улыбнулся Хунли.
Тринадцатый господин тоже улыбнулся. Взглянув на Далантая, он коротко задумался о чем-то, а затем сказал:
– Разумеется, все это понятно без слов, но родительское сердце никогда не может быть спокойно. Возвращайся и скажи своей матери, что я отдаю свою дочь в ее руки.
Далантай на мгновение замер, затем торопливо вскочил на ноги и с почтением ответил:
– Я непременно передам матушке ваши слова.
Тринадцатый господин кивнул и мягко произнес:
– Ступай.
Поклонившись на прощание, Далантай еще раз взглянул на болезненного, изможденного тринадцатого
