Таких не берут в космонавты. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин
Вечером я снова устроил концерт — на этот раз для всего семейства Лукиных. Моё выступление анонсировала Иришка. Она не скупилась на похвалы — Виктор Семёнович и Вера Петровна выслушали восторги дочери, взглянули на меня. Виктор Семёнович всё же отошёл от аквариума, в котором почти полчаса рыбачил сачком с металлической ручкой (вылавливал тушки барбусов).
Он указал на пианино не прикуренной трубкой (курить он бросил месяц назад, но с трубкой не расставался).
— Василий, сыграй, что ли, — неуверенно предложил он.
— Васенька, спой, пожалуйста! — воскликнула Иришка.
Этим своим возгласом она привлекла к себе изумлённые взгляды родителей.
Под прицелом трёх пар глаз (это, если не считать аквариумных рыбок), я подошёл к пианино, уселся на стул. Поднял клап, размял пальцы.
«Эмма, скажи… Нет. Не надо».
— Ария московского гостя, — объявил я. — Исполняется… московским гостем.
Опустил пальцы на клавиши — пианино тут же ожило, выдало на суд слушателей начало музыкальной композиции из пока ещё не отснятого фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром».
— Если у вас нету дома, пожары ему не страшны…
* * *
Ужинал я в компании семейства Лукиных. Хотя по прошлой жизни в этой квартире я помнил, что обычно мы ужинали попарно: сначала ели мы с Иришкой, затем ужинали Иришкины родители — большие компании на тесной кухне не помещались. Сегодня вечером мы уселись в гостиной. Иришка и Вера Петровна накрыли на стол (я отметил, что Иришка — точная копия своей мамы, только на два десятка лет помладше). Виктор Семёнович включил телевизор (КВН-49 с маленьким чёрно-белым экраном).
На экран телевизора мы посматривали только первые пару минут ужина. Затем обсудили моё пение: Лукины в один голос заявили, что пел я сегодня превосходно. Виктор Семёнович поинтересовался, не подумывал ли я о возвращении на сцену. Я ответил ему, что пока не определился с ответом на этот вопрос. Беседовали мы поначалу неактивно, словно прощупывали настроение друг друга. Но вскоре разговоры пошли бодрее. За чаем Иришкин отец свернул на свою любимую тему: заговорил об аквариумных рыбках.
— … Ещё вчера вечером было всё нормально, — сообщил он. — Барбусы мотались туда-сюда, гоняли других рыб. Утром с ними тоже было всё в полном порядке. Ну… может, они не были уже такими активными, как вчера. А теперь опять: оба всплыли брюхами кверху. Вася, не поверишь: такое у меня случилось уже в третий раз. Не живут у меня долго барбусы. Ума не приложу, что их не устраивает.
Виктор Семёнович развёл руками — стряхнул на скатерть с ладони хлебные крошки.
Я взглянул на аквариум, где лениво плавали стайки гуппи и меченосцев, а на дне лежали усатые сомики (точного названия которых я не вспомнил).
— Витя, я очень надеюсь, что ты больше не притащишь домой этих рыб, — сказала Вера Петровна. — Ты из-за них нервничаешь. Того и гляди, снова курить начнёшь.
— Да, папа, может, хватит уже убивать бедных барбусов? — спросила Иришка.
Виктор Семёнович нахмурил брови, взял со стола пустую курительную трубку, сунул в рот загубник.
«Эмма, — сказал я. — Расскажи мне, почему дохнут в аквариумах барбусы».
«Конечно, господин Шульц. Барбусы, или усачи — это рыбы семейства Карповые…»
Я допил из чашки чай, откинулся на спинку стула.
Посмотрел на нервно покусывавшего трубку Иришкиного отца и сообщил:
— Виктор Семёнович, мне известно, что барбусы очень чувствительны к плохой воде. В особенности, к высокому содержанию в воде нитратов. Я слышал, что содержание нитратов в аквариумной воде повышается из-за перекармливания рыб. Избыток корма приводит к увеличению отходов, и, как следствие, к увеличению содержания в воде нитратов.
Лукин вынул изо рта трубку, задумчиво потёр подбородок.
Я продолжил:
— Содержание нитратов зависит ещё и от частоты смены воды. Но я уверен, что воду в аквариуме вы меняете часто. Но вы не думали, что для такого большого количества рыб у вашего аквариума слишком маленький объём? Посчитайте: для одного барбуса требуется минимум два литра воды. Для скалярии десять литров. А для гуппи, неона или меченосца по два литра на особь.
Виктор Семёнович взглянул на свой аквариум, громко хмыкнул.
Он посмотрел на жену и заявил:
— Вера, я давно тебе говорил, что мне нужен аквариум побольше!
— Витя, тебе нужно рыб поменьше, — ответила Вера Петровна.
Виктор Семёнович словно не услышал её ответ: он повернул в мою сторону лицо, указал на меня трубкой.
— Ты умный и эрудированный парень, Виктор, — сказал он. — Странно, что раньше я этого не замечал. Нам с тобой нужно чаще беседовать. Определённо.
* * *
После ужина Иришка отправилась на кухню мыть посуду. Вера Петровна надела очки (они её будто бы состарили на пару лет), вооружилась иголкой и ниткой — уселась штопать мужу носки. Виктор Семёнович расположился в гостиной за столом — чиркал карандашом в блокноте: подсчитывал оптимальный объём аквариума.
Я вернулся в свою комнату.
Заметил, что за окном стемнело. Не включил в комнате свет — подошёл к окну, разглядывал сквозь стекло освещённый одиноким фонарём двор.
Сообщил:
«Эмма, я помню этот случай с барбусами. В прошлый раз они тоже сдохли. Школьный сарай сегодня сгорел — так же, как и тогда. Эмма, я всё больше склоняюсь к мысли, что вернулся в прошлое. Уж очень знакомо всё вокруг меня сейчас выглядит. И этот портрет Гагарина в тетради Лёши Черепанова — мелочь, но знакомая».
Я скрестил на груди руки. Поднял взгляд на тёмное небо, где заметил светлое пятно — это пряталась за облаками луна.
«Эмма, в гейдельбергской клинике я провёл полтора года. За это время наука наверняка шагнула вперёд. Но я сомневаюсь, что учёные придумали такую виртуальную реальность, которая создавалась бы разумом и воспоминаниями погружённого в неё человека. Если только я не стал частью некого эксперимента».
Я хмыкнул, качнул головой.
«Сомневаюсь только, что немцы отважились бы на такой эксперимент, не взяв с меня предварительно пару десятков согласий и не подсунув мне на подпись толстую кипу всевозможных документов. Как это было перед установкой в мою голову того чипа. Эмма, поищи-ка в интернете: не упоминали ли там о похожих экспериментах».
«Господин Шульц, уточните, пожалуйста, вопрос», — произнёс у меня