Бренная любовь - Элизабет Хэнд
Он поймал себя на том, что жадно ее разглядывает. Вообще-то брюнетки не в его вкусе, да и столь яркие, колоритные женщины тоже. Прикид в духе молодой Аниты Палленберг, старая бархатная туника и ковбойские сапоги; пышные волосы-змеи, странные зеленые глаза, черты лица – крупные, почти мужские; да еще этот загадочный желудь!
Он не мог от нее оторваться. Когда Сира наконец встала и начала убирать со стола, Дэниел обрадовался: сейчас Ник уйдет ей помогать.
Ник не ушел. Вместо этого он пододвинул стул к Ларкин и сказал, одарив ее настолько фальшивой улыбкой, что Дэниел нахмурился:
– Ладно, подруга, почему бы тебе не помочь Сире на кухне? А мы, парни, пропустим по стаканчику бренди, подымим…
Дэниел нахмурился пуще прежнего. Не успел он возразить, как из кухни донесся голос Сиры:
– Ник! Оставь их и подойди сюда, пожалуйста!
Ник тихо выругался, и Дэниел с удивлением заметил странную озабоченность, даже тревогу в его взгляде. Это показалось Дэниелу очень подозрительным.
– Да, Ник, – улыбнулся он. – Помоги Сире. Где твои манеры?
Тот хотел что-то сказать в ответ, но осекся, встал из-за стола и пошел к двери. Напоследок еще раз покосившись на друга, он скрылся в кухне.
Дэниел облегченно выдохнул. Ларкин улыбнулась и развернула к нему свой стул. Их колени соприкоснулись, и Дэниел ощутил странное ликование: она предпочла его Нику!
– Итак, – прищурившись, сказала Ларкин. – Тристан, значит. Видели эскизы Берн-Джонса?
Он пожал плечами.
– Только репродукции акварелей, созданных по мотивам его оксфордских витражей.
– Значит, об остальных вам ничего не известно?
– Вы имеете в виду работы, которые он выполнял для компании Морриса?
– Нет.
– Поверьте, я просмотрел все – и не нашел ничего необычного, что имело бы прямое отношение к Тристану и Изольде. Есть одна картина Морриса, «Смерть Артура» Бердсли, – начал перечислять он, загибая пальцы, – пара малоизвестных вещиц Россетти и десяток работ безымянных прерафаэлитов. Все это, на мой взгляд, не представляет особого интереса, кроме разве что Бердсли. А, еще рисунок Жана Дельвиля… Он немного отличается от остальных. Творчество прерафаэлитов давно всем навязло в зубах, примелькалось, а я, как уже говорил, хотел найти нечто новое. Увы…
Он развел руками.
– Ничего нового нет. Все уже открыто.
Ларкин взяла его бокал, налила еще шампанского и протянула ему.
– Эти рисунки – другие.
– В самом деле? – Он выпил. – Что вам о них известно?
– Ну, для начала, их почти никто не видел. Это эскизы, незаконченные живописные работы, – сказала она. – Вернее, серия эскизов… Их три. Вы знаете про Пигмалиона и Галатею? Берн-Джонс дважды обращался к этой теме. Первые, ранние его работы, были выполнены по заказу семьи Кассеветти, вторую серию работ он закончил в тысяча восемьсот семьдесят восьмом. Эти чем-то на них похожи.
– Кассеветти? Знакомая фамилия, вроде бы…
– Да. Мария Кассеветти стала Марией Замбако, она позировала Берн-Джонсу для всех его знаменитых работ. Они были очень талантливыми, те девушки. Ее кузина Мари Спартали написала Тристана…
Дэниел встрепенулся.
– Так свою Изольду он писал с Марии Замбако?
Ларкин помотала головой.
– К тому времени Нед с ней уже расстался. Он неважно с ней обращался, знаете ли. Видел в ней ту, кем она никогда не была. В конце концов он это осознал – и порвал с ней. Рисунки датированы началом восьмидесятых, к тому времени их роман давно закончился.
– Где они хранятся?
– В особняке под названием Пейним-хаус.
– Это галерея?
– Скорее, клуб. Вернее, клуб там был лет сто назад, а сейчас это частная собственность, владелец никого туда не пускает. Но…
Ларкин подалась к нему. Он учуял запах ее волос: древесно-папоротниковый с ярким яблочным подтоном.
– …я знаю, как туда попасть. Никаких особых ценностей там нет, так, всякая всячина… Есть маленькая работа Якоба Кэнделла. Слышали о нем?
Дэниел был околдован и не сразу сообразил, что от него ждут ответа.
– Э-э, нет, – с запинкой ответил он. – Очередной Тристан?
– Если бы! Кэнделл был немного чокнутый, – со смехом призналась она. – Зато водился со Суинберном, Берн-Джонсом, Россетти и прочими…
– Водился – пока его не упекли в сумасшедший дом, – встрял Ник; он стоял в дверях и наблюдал – давно ли? – Странно, что ты о нем ничего не слышал, Дэниел, тебя вроде как раз такие интересуют.
– Неизвестные литераторы?
– Кровожадные психи. – Ник опять сел рядом с Ларкин. – Слушай, Ларк, он тебя еще не уморил? Бульвер-Литтона уже цитировал? Готфрида Страсбургского?
– Ой, помолчи, Ник. – Ларкин обратила будоражащий взгляд на Дэниела, который невольно покраснел и понадеялся, что при свечах его смущения не видно. – Он просто ревнует. А ваша идея – волшебная. Такая будоражащая…
Ник присвистнул. Ларкин пропустила это мимо ушей.
– Значит, книга будет иллюстрированная, Дэниел?
Он помотал головой.
– В этом и загвоздка. Мне бы хотелось сопроводить текст иллюстрациями, но хочется чего-то нового. Найти бы уцелевшие части оксфордских фресок Россетти, Берн-Джонса и Морриса – с изображением Изольды, вышивающей черные паруса…
– Их не существует, – оборвал его Ник. – Я точно знаю, потому что хотел использовать их для обложки «Черных парусов».
– Да, но они существовали. – Из кухни вышла Сира с подносом кофейных чашек, от которых поднимался пар. – Помню, когда я была в Оксфорде, нам про них рассказывали. Художники плохо подготовили поверхность, просто побелили кирпич, и краска сползла. Фрески осыпались и выцвели. В галерее над залом Оксфордского дискуссионного общества осталось несколько бледных фрагментов. Ой, молоко забыла!
Она поспешила обратно в кухню.
– Мотаем на ус, – сказал Ник. – Без тщательных подготовительных работ – никуда.
Дэниел взглянул на Ларкин. Она улыбнулась, он улыбнулся в ответ – восторженно, – и тут же получил пинок под столом от Ника.
– Простите, я кое-что забыла наверху. – Ларкин встала и положила руку Дэниелу на плечо.
Ему стало дурно. Желудь! Дэниел сунул руку в карман – да, тот по-прежнему был на месте. Сжав желудь в ладони, он хотел незаметно выбросить его на улицу и уже повернулся к перилам, когда Ник схватил его за руку.
– Дэнни. – Он замер, почему-то решив, что его разоблачили. – Дэнни, слушай. Не надо.
У Дэниела пересохло во рту.
– Что – не надо?
– Не связывайся с ней. Остерегись.
Дэниел разжал ладонь и воззрился на друга; желудь скользнул обратно в карман.
– В смысле?
– Я про Ларкин. Не ведись на ее штучки! Это западня. Она просто… красивая, Дэнни, а тебе ведь нет дела до внешней красоты.
– Вот еще! Конечно, есть, – ответил Дэниел. – Между прочим, ты сам хотел
